«Само желание добиться правды – никуда не ушло»

Антифа. «Мы были в состоянии отличать добро от зла»; «реальность, невидимая для большинства»

В тюрьме разные люди бывают. Большинство – это совсем не те люди, с которыми мы привыкли на воле общаться. Разные бывают – наркоманы, преступники, гопота откровенная. Но я все равно ловлю себя на мысли, что ряд персонажей я и раньше наблюдал у себя во дворе. Прихожу и вижу здесь флешбэки. Поэтому, когда меня спрашивают: почему ты и твои друзья стали антифашистами? – надо представлять себе ту среду, из которой мы все вышли.

Я хорошо помню, что происходило в 1998-1999 годах на улицах – появились первые скинхеды, футбольные фанаты. Все чаще стали происходить убийства на национальной почве. Идеи оголтелого фашизма становились все популярнее. Появилась некоторая реальность, невидимая для большинства. С каждым годом ситуация усугублялась, насилия становилось все больше. Мы захотели ему противодействовать. Мы были в состоянии отличать добро от зла. Среда же неонацистов всегда привлекала к себе людей, не одаренных интеллектом, прямо скажем. Большинство из них ничем не занимались, тратили время исключительно на разжигание, делали какие-то видеоролики фейковые. Такие как Рыно, Скачевский, «Белые волки», другие тупорылые подростки велись на это.

Общество не обращает внимания на убийства мигрантов, потому что оно само по себе достаточно ксенофобно. Их внимание привлекает ситуация, когда русские начинают противостоять русским, нацисты начинают убивать в подъезде антифашистов. Но ведь в 2008-2009 годах происходило не менее 100 убийств в год на национальной почве, это же должно было вызывать беспокойство.

«Защита русского народа», БОРН и Донбасс. «Они стали жертвами развода»

Я стараюсь, по возможности, следить за судом по делу БОРН. То, что они сейчас пытаются сделать вид, будто их действия были продиктованы заботой о русской нации, — это полный бред. Все, что касается вот этого безумного фашизма, к защите русских никакого отношения не имеет.

Боны (неонацисты – МЗ) стали порождением того общества, которое тогда существовало. Возможно, если бы Россия действительно была бы демократической, как это декларируется, то у правых была бы возможность попытаться реализовать себя на политическом поле. На деле же им оставалась только уличная политика. Вопрос в следующем: если бы они могли зарегистрировать свои партии, были бы совершены все эти убийства?

Как следует из показаний Тихонова и Хасис, нацисты пытались получить свою политическую партию, но для ее создания им нужна была боевая организация. Создавая БОРН, они рассчитывали продавить власть – показать таким образом, что они способны на насилие, и что если у них будут легальные рычаги, то насилия не будет.

У антифашистов никогда не было цели кого-то убить. Первыми встали на путь насилия нацисты, но ведь на это была некоторая политическая воля. Важно понимать, что, несмотря на эти уличные войны, до середины двухтысячных антифашисты не воспринимались ультраправыми как люди, которых нужно первыми расстрелять. Однако после Майдана в 2004 году власть явно пыталась найти какую-то опору в обществе, в том числе и среди молодежи, которая могла бы быть ей лояльна. Националистов рассматривали именно как такую молодежь. Их было много, их можно было собрать на футболе. Тогда же начали проходить первые «Русские марши», им разрешили создавать полувоенизированные лагеря.

Нацисты должны были стать теми, кого можно противопоставить так называемой оранжевой угрозе – тем, кто недоволен действующей властью. Тогда «оранжевой угрозой» считались антифашисты, анархисты. Тогда-то и произошел переломный момент – нас стали воспринимать как людей, которых необходимо уничтожать в первую очередь.

Горячев и Тихонов, идеологи БОРН, судя по всему, сумели сообщить администрации президента, что они могут противостоять леволибералам на улице. А до рядовых участников банды они же доносили сведения об антифашистах, которые напали на сестру Павла Скачевского, например. Это бред полный, я знаю точно, что Илья Джапаридзе и Коба Авалишвили этого не делали. Я не знаю, нападали ли в действительности на сестру Скачевского. В то время активно работал сайт ДПНИ (позже организацию признают экстремистской — МЗ), там публиковалась информация, не соответствующая действительности, а просто разжигающая. Факт остается фактом – убитый нацистами Джапаридзе не имеет никакого отношения к этой истории. А дебилы из БОРН просто верили в это и даже не собирались проверять информацию. Это же касается и того, из-за чего убили Ивана Хуторского. То, что он ломал руки малолетним националистам – это, конечно, полная чушь. Он мог говорить с ними, дать подзатыльник, но не более того.

Фото: Евгений Фельдман

Люди из ультраправых группировок никакие не националисты, конечно. Мы знаем, что многие из них уехали воевать в Киев, например, в батальон «Азов». Это не та часть, которая выходила на Болотную площадь, это маргинальная часть, пользовавшаяся тем, что молодежь часто уходит в отрицалово, видя существующие проблемы в обществе.

Такое ощущение, что история с БОРН, где нацисты искренне считали себя защитниками русского народа, никого ничему не научила. Сейчас мы видим, как нагнетается эта антиукраинская истерия. По сути, во многом благодаря этой истерии россияне едут воевать на Донбасс. Они искренне думают, что едут защищать интересы русского народа. Фактически же они стали жертвами развода. Как Волков и Исаев.

Украина и телевизор. «Власти нашей страны пытаются дискредитировать саму идею протеста»

Многие люди слишком восприимчивы к телевизору, к тому, что им оттуда говорят. Мы возвращаемся в 2004 год, когда Майдан был угрозой российской власти. Тогда и сейчас власти нашей страны пытаются дискредитировать саму идею протеста против существующего режима.

Все мы помним о вторжении в Крым «вежливых людей». Понятное дело, что Украина имеет право противодействовать – не своему населению, конечно, а людям с оружием, которые вошли в их страну и начали занимать административные здания. Они вошли, заняли города, отключили доступ к внешней информации и начали накачивать людей пропагандой.

Россия сделала немало для того, чтобы разжечь шовинистические настроения на востоке Украины, но и украинскими властями были использованы далеко не все возможности для ведения переговоров. Они должны были вводить какие-то институты политической конкуренции, разговаривать словами. Было бы гораздо лучше, если бы они пытались использовать демократические рычаги.

Я знаю, чем чревата евроинтеграция. В Украине все политические силы начали ратовать за интеграцию с Европой. И тут вдруг Россия начинает выступать с антиглобалистких позиций. При этом очевидно, что нахождение Украины в зоне таможенного союза с Россией не приносило стране никакой выгоды. Ей нужны были реформы, отсюда – решение объединиться с Европой. Я с этим решением не согласен, но понимаю, что были аргументы, чтобы его принять. Как бы то ни было, выбор евроинтеграции был демократическим. Показательно и то, что массовый Майдан начался не в период обсуждения интеграции, а когда разогнали студенческую демонстрацию.

Я имею гораздо меньше доступа к информации, чем люди на воле, но я считаю, что референдум в Крыму проводился таким образом, что невозможно сказать, был ли он проведен правильно. Судить об этом в текущий момент невозможно, ведь даже нынешние настроения во многом сформулированы пропагандой, транслируемой на фоне отсутствия альтернативной точки зрения. Я не могу представить проведение честного референдума в данный момент, если только представить, что они пустят туда украинские телеканалы, может быть.

Вопрос в том, кто именно понесет ответственность за то, что все так произошло.

Работа без результата и накопление опыта. Зачем сейчас заниматься политикой в России

Приговор по нашему делу, закрытие независимых СМИ, все это лицемерие, связанное с событиями на востоке Украины, указывает на то, что Кремль взял курс на какую-то консервацию. Вся эта авторитарная система уже начинает гнить, но есть вещи, позволяющие ей держаться на плаву. Для этого ей и нужно кормить олигархическую элиту, ментов, фсбшников.

Этот год показал, что делать ставку на большинство, консолидированное за счет Украины, и задвигать 20% недовольных текущим курсом невозможно без потери экономического благополучия. Сейчас все говорят про структурную перестройку сырьевой экономики. Но почему за 15 лет нельзя было это сделать?

Нельзя постоянно закручивать гайки без ухудшения общественного благосостояния. У меня нет никаких иллюзий относительно силового переворота – сколько бы людей ни вышло, против чего бы они ни выступали, людей из силовых структур всегда будет больше. Поэтому сейчас у людей может быть два способа влиять на ситуацию: первый – выйти на улицу, заявить о своих проблемах, а второй – это тихий саботаж. Уехать за границу, ни во что не вкладываться. Я знаю, что многие люди, занимающиеся бизнесом, уезжают отсюда, потому что тут нет воздуха. Да, безусловно, на любой акции протеста власти могут отработать ту же схему, что и на Болотной площади, но это повлечет за собой очередной отток людей и капитала, еще больше денег будет вывезено. Все меньше и меньше будет оставаться ресурсов, а ведь еще и ментам надо зарплату платить. Это, в свою очередь, приведет к расколу внутри элит.

Фото: Евгений Фельдман

Нынешняя структура власти похожа, в каком-то смысле, на структуру БОРН: она точно так же абсолютно непрозрачна. Из-за этого в любой точке принятия решений могут оказаться полные дебилы.

По моим ощущениям, вскоре власти будут вынуждены идти на либерализацию, отыграть все немного назад. Будут послабления для бизнеса; для кого-то этого будет достаточно, чтобы продолжить его развивать. Мы вернемся на старую медленную траекторию развития страны. Может быть, в некотором смысле это и лучше, чем вот это закручивание гаек и постепенное сползание в ад. Ну, они могут не разгонять митинг или не сажать Навального, например. У власти есть много возможностей, чтобы уйти от плачевного развития событий

Украина продемонстрировала, что вот этой провластной шоблы, занявшей нишевые посты, в один прекрасный момент может не стать. Никто не знал год назад, что в резиденции Януковича будут экскурсии проводить. Когда такое происходит, старая система должна быть чем-то заменена.

Пока разница между федеральной и местной политикой в России не очень большая. Это хорошо продемонстрировали выборы в Жуковском, где я живу, – там местные активисты участвовали в выборах в совет депутатов, собрали половину голосов, но по итогам депутатские места получили только два человека. Это не результат. Ни на что повлиять было нельзя: хотели защитить лес – не получилось, власти все подобные инициативы зарубают.

Но сейчас важен не результат, важен сам процесс участия, ведь остается сообщество с определенным опытом решения задач. Это сообщество никуда не исчезает. И если вдруг начнутся определенные перемены в стране, то, конечно, хорошо, что на местах уже будут такие сообщества, которые могут стать основой новых институтов. Да, многие люди сейчас деморализованы, но само желание добиться правды, противостоять воровству – все это никуда не ушло.

О себе, о СИЗО и о Болотке. Куда выйдут политзаключенные

Я уверен, что ничего бы не изменилось, если бы я, например, не пошел на Болотную площадь. Не важно, чем бы я занимался, непонятные уголовные дела на меня все равно бы возбудили. Это видно даже из новостей: там все так преподносят, как будто те же Лазарева и Шац, состоявшие в КСО, — преступники.

Дело ведь не конкретно в Болотке, а в том, что если ты чем-то занимаешься, то против тебя будут возбуждать дела. Эта чушь с украденной картиной – это конкретная история про Болотную площадь. Я ведь предвидел, что такое может быть.

На очередную амнистию у меня особо надежды нет. Есть ощущение, что власти могут пойти на амнистию для экономических чуваков, потому что есть такая теория, что с их помощью можно улучшить нынешнюю экономику, что бизнесмены так или иначе добавят долю процента в экономический рост. Власти могут на это пойти. Что касается нас, тут большие сомнения. Но в тюрьме люди большие всегда надежды возлагают на амнистию. Реально же, все тюрьмы переполнены, два с половиной метра на человека остается в нарушение всех европейских норм. И когда Путин недавно говорил, что не надо с амнистиями частить – он же не может не знать, что по первой амнистии никто толком не вышел.

В СИЗО, понятное дело, можно выжить. Тут нет такого, что по камере бегают крысы или стены в плесени. На прогулки выводят каждый день. Правда, тут голый двор, откуда толком не видно даже деревьев. Сложно следить за сменой времен года, время течет иначе. Короче, не дают тебе забыть, что ты не в санатории.

В плане выстраивания отношений тут мне пригодился опыт, который я приобрел, пока два месяца сидел по делу о нападении на здание администрации Химок. Я привык к тому, что люди в СИЗО постоянно меняются. Разные попадаются персонажи. Тут недавно сидел человек, который два месяца прожил в лесу. Он работал на стройке, его кинули с зарплатой, он не знал как быть и пошел в лес какой-то. Пил боярышник там, стал похож на полубомжа. Взяли за кражу велосипеда.

Я действительно хочу, чтобы все политические заключенные поскорее вышли. Не только чтобы их освободили, но чтобы и вышли они в свободную страну. Хотелось бы, чтобы освободили пространство, в котором нам всем жить, чтобы оно не было таким мрачным. Такое мое пожелание. Чтобы какая-то оттепель, наконец, наступила.