— Как ты считаешь, следствию действительно известны заказчик, исполнители и организаторы покушения на тебя?

— Даже в тех материалах дела, которые были мною прочитаны, все имена есть. Но яркий пример: Горбунов, которого сами обвиняемые открыто называют организатором преступления, по делу проходит как свидетель. Нет никаких данных, указывающих на то, что ему предъявят обвинения по моему делу. Заказчика в деле нет вообще. А что касается имени Андрея Турчака, то оно проходит очень по касательной. То есть здесь до какого-то прорыва очень-очень далеко. Все меня поздравляют, но поздравлять можно в полсилы. Пока есть имена только трех исполнителей.

— О причастности Горбунова к нападению на тебя впервые написала «Фонтанка», когда представлявшиеся сотрудниками ФСБ люди похитили его, и он якобы под давлением признался, что заказчик нападения на тебя — губернатор Псковской области Андрей Турчак. Это не первый эпизод, до этого Максим Солопов писал, что весной 2011 года неизвестные вывозили в лес активиста «Молодой гвардии» Романа Терюшкова и тоже спрашивали о заказчике. Ты верил в эти версии и эти методы расследования?

— Я верил в похищение и Терюшкова, и Горубнова, потому что у меня нет иллюзий насчет того, насколько наши опера могут действовать за гранью закона для благих целей. Но я не мог позволить себе радоваться, что какие-то люди, будучи незаконно похищенными, признаются в покушении на меня. Я всегда относился к истории Терюшкова и Горбунова как к одной истории. Но тут есть такой момент: я не понимаю, какое отношение к похищению Горбунова имеют эти трое мужчин, которых следствие называет исполнителями. Потому что они изначально проходили по делу о похищении Горбунова.

— Но вот Горбунов появился в деле именно тогда, когда, как ты сам неоднократно говорил, расследование приостановилось?

— Да. Мы уже наблюдали это в политических делах, например — по делу Политковской. Сейчас мы видим оперов и следователей низового уровня, которые роют носом землю. И мы наблюдали и большую политику, потому что если в деле звучат большие политические имена, то оказывается, что решения принимает не Следственный комитет и ГСУ (Главное следственное управление — МЗ). Здесь, я думаю, такая же гибридная ситуация, и я отношусь к ней как к данности.

— Решение по раскрытию или нераскрытию твоего дела уже принято?

— Я думаю, пока нет. Не моментом истины, но важным промежуточным эпизодом станет мера пресечения Горбунову 9 сентября. Я знаю, что у него много влиятельных друзей, которые очень старались, чтобы его освободили.

— И не предъявляли обвинений по твоему эпизоду?

— Да-да, конечно.

— А кто ведет твое дело, почему в связи с ним упоминают в последнее время Петербург, как оно там оказалось?

— Есть дело о похищении Горбунова, есть дело о незаконном хранении оружия, по которому Горбунов проходит обвиняемым. И третье дело — о покушении на меня. Все эти дела ведет центральный аппарат СК в Москве. То есть следователь Сердюков, который мое дело и раскрыл, он московский, из центрального аппарата. Он такой человек Бастрыкина.

— У него был карт-бланш на раскрытие дела? Или он просто землю рыл, как ты говорил?

— Я считаю, что он просто очень хороший следователь.

— Вернемся к публикации на «Фонтанке» о похищении Горбунова и его признании в организации покушения на тебя. Ты поверил в такую версию?

— Я очень настороженно относился, до последнего. Пока не увидел предъявленных обвинений, я сомневался, потому что все это могли быть такой игрой оперативной. Но не думаю, что бывают такие игры, когда реально предъявляют обвинение по 105 статье УК (убийство — МЗ).

Место нападения на Олега Кашина, 7 ноября 2010 года. Фото: Александр Щербак / Коммерсантъ

— Возвращаясь к покушению и самому началу расследования. Версия о Турчаке была для следователей приоритетной? Когда они стали от нее отказываться, и как сам ты к ней относился?

— Я-то с самого начала стал от нее отказываться. Если публичный человек угрожает мне публично, то он должен быть, как я считал, идиотом, чтобы реально выполнять свои угрозы. Я имею в виду Турчака, который реально мне угрожал в ЖЖ осенью 2010 года. Следователи допрашивали и Турчака в самом начале, и его людей. Но думаю, я повредил как-то следствию тем, что настаивал на других версиях. Я действительно был уверен, что это «нашисты» и их околофутбол. И думать, что это охранники завода Турчака, казалось слишком абсурдным.

— Контакты с Турчаком у тебя после нападения были?

— Нет, никаких контактов. Более того, у меня есть знакомые в Москве, какие-то там публицисты, политологи, которые годами получали зарплату от Турчака. По их крайне негативному публичному отношению ко мне я предполагал, что они могли транслировать его точку зрения.

— Сейчас, раз ты считаешь дело раскрытым — ты думаешь, нападавшие хотели тебя убить или все же покалечить?

— Я с самого начала относился к этому так: если бы преследовали цель убить — убили бы. Но так как они дали мне столько шансов умереть, то формулировка «покушение на убийство» меня вполне устраивает.

— В деле нет мотива политической ненависти?

— Нет, мотива такого нет. Там только покушение из корыстных соображений, потому что они деньги получили.

Олег Кашин перед началом заседания Хамовнического суда, на котором рассматривался иск о защите чести, достоинства и деловой репутации руководителя Росмолодежи Василия Якеменко, июнь 2011 года. Фото: Геннадий Гуляев / Коммерсантъ

— Как ты считаешь, покушение из-за записи в ЖЖ — это у нас такая политика в России?

— Это показатель нравов в том сегменте нашего российского общества, который находится у власти. Видимо, там немного другие представления о допустимом, чем у простых людей. Они ближе к тюремным или бандитским. Я никого, естественно, за комментарий в ЖЖ убивать бы не стал.

— Ну и последний вопрос — про Якеменко и про извинения: ты будешь это делать?

— Понимаешь, какая история: мое отношение к Якеменко выходит за пределы этого дела. Я продолжаю его не любить и считать крайне зловещей фигурой. Но применительно к моему делу я безусловно буду извиняться и перед Якеменко, и перед спартаковцами.