Почему Россия убила Навального. Энн Эпплбаум (Atlantic)

Российская исправительная система объявила, что он внезапно скончался — после месяцев плохого самочувствия. Возможно, он был убит более явным образом, но детали не так важны: российское государство убило его. Путин убил его, потому что Навальный был успешным политиком, потому что он умел доносить правду до огромного числа людей, потому что умел пробиваться сквозь густой туман пропаганды, который слепит его сограждан, да и некоторых наших — тоже.

А еще он мертв, потому что вернулся в Россию в 2021 году, после того, как его дважды пытались отравить, и зная, что его арестуют. Этот поступок превратил его из обычного россиянина в нечто совсем иное: образец гражданского мужества в стране, где оно в большом дефиците. Он не только говорил правду, но и хотел делать это изнутри России, где его могли бы услышать россияне. Вот что я тогда написала: «Навальный показывает своим согражданам, что такое мужество; Путин хочет показать им, что мужество бесполезно». <…>

Даже за решеткой Навальный представлял реальную угрозу для Путина, потому что был живым подтверждением того, что мужество и правда существуют, что Россия может быть совсем другой страной. Для диктатора, власть которого держится на лжи и насилии, такой вызов невыносим. Теперь Путину придется бороться с памятью о Навальном, и эту битву он никогда не сможет выиграть.

Свобода, Равенство, Братство. Дов Альфон (Libération)

Можно было бы задаться вопросом, зачем бросаться в логово волка [и возвращаться из Германии в Россию], — по крайней мере, если живешь в тепле западной демократии и у тебя нет десятой доли его храбрости. Навальный объяснял это по-своему, в прощальной записке, отправленной Евгении Альбац, российской журналистке и близкой подруге: «Все будет хорошо. А если не будет, то мы, по крайней мере, можем утешить себя мыслью, что прожили жизнь честно».

Для нас было бы слишком большой роскошью присвоить себе такое утешение. Диктатуры продолжают существовать, потому что большинство не готово платить ​​высокую цену и заниматься постоянной борьбой под угрозой издевательств, пыток, преследований, а затем медленных пыток вплоть до смерти.

Прилетев в Москву 17 января 2021 года, Навальный пожертвовал своей жизнью ради идеалов, которые выгравированы на всех наших зданиях — Свобода, Равенство и Братство.

Алексей Навальный призывал россиян «жить не по лжи». Сергей Шмеман (New York Times)

Официальная реакция [на смерть Алексея Навального] ненароком подтверждает то, что Путин так долго пытался скрыть: неустанные обвинения в коррупции и злоупотреблениях были серьезным вызовом для диктатуры. И что после смерти Навальный может стать для него даже более опасным.

В отличие от своих кремлевских предшественников советской эпохи, которые могли оправдывать репрессии всепоглощающей идеологией, Путин заложил в основание своего режима иллюзорную демократию, подменяя ее системой единоличного правления, подтасовывая выборы, подминая под себя судебную систему и потакая масштабной коррупции. Вместо того, чтобы объявить оппозицию вне закона за «антисоветскую агитацию и пропаганду», Путин боролся с принципиальными несогласными при помощи ярлыков «иностранный агент» или «террорист».

Опасность Навального заключалась в том, что у него получалось пробиться сквозь бесконечную стену лжи. И он может превратиться в еще более опасную фигуру, мученика. Всего за месяц до выборов, которые Путин хочет выставить как подтверждение всенародной поддержки своего правления и своей войны в Украине, для Кремля это огромный риск.

Смерть Навального и торжествующий Путин — это двойное несчастье для всех нас. Адам Михник (Gazeta Wyborcza)

Смерть Алексея Навального — это удар по демократии во всем мире. Навальный был олицетворением того, что может существовать другая, демократичная и честная, Россия. А Путин достиг своей цели. Он в очередной раз показал, что является профессиональным убийцей.

Навальный был выдающейся личностью. Мне довелось беседовать с ним, и эти разговоры я запомню навсегда. Я хотел бы, чтобы о нем думали, выражаясь словами Мицкевича, как о «друге-москале».

Страшно даже подумать о том, на что может решиться Путин. Убийство Алексея открывает путь для действий, которые угрожают демократии по всему свету. Путин представляет для мира страшную угрозу, от него можно ждать страшной войны.

Я с грустью думаю о смерти Алексея и с тревогой — на что еще способен его убийца. Ясно одно: смерть Алексея Навального — это сигнал к решительной битве с режимом Путина.

Алексей Навальный не просто бросил вызов Путину, но показал его разложение (Economist)

Он был простым парнем. Ничего особенно примечательного в нем не было. Он был Своим Парнем, обычным россиянином; таким же, как тысячи других, чьи голоса подавляли и чье существование Кремль предпочитал игнорировать. Когда он произносил речь, то не приукрашивал ее литературными цитатами и историческими отсылками. Он любил просто говорить с людьми о том, что их волнует: здравоохранение, школы, плохие дороги, цены на хлеб. Он не был философом, просто трудолюбивый адвокат, который сначала стал яростным блогером, а потом превратился в главного соперника Владимира Путина и его режима жуликов и воров. Вернее, жуликов, воров и убийц. Он отвергал все, что было так важно для них: коррупцию, кумовство, жадность, моральное разложение. И он знал, что за это его будут бесконечно изводить, посадят и постараются заткнуть. Возможно, убьют. Но Алексей Навальный не боялся смерти. Часто он даже говорил так, будто уже умер — и пошел дальше, как ни в чем не бывало. <...>

Часто казалось, что вся его жизнь напоминала голливудский фильм. У кино и сериалов он очень многому научился: например, про политику он узнавал из «Прослушки» и «Западного крыла». Вся его карьера была похожа на большое реалити-шоу, в котором бороться с властью было весело. Ну а главной его страстью была фантастика: непредсказуемая гопота, населяющая странную и страшную вселенную. Его отравление было похоже на сцену из фильма «Чужой», в которой жуткий инопланетянин-Путин вылупляется из яйца. Когда Навальный уже был в тюрьме и при помощи адвокатов строчил свои посты в инстаграм, он воображал, что летит к новому миру на космическом корабле. Его могут остановить охранники-андроиды или астероид может врезаться в корабль, но все же очень велик шанс, что ему удастся проскочить.

Куда? В прекрасную Россию будущего: свободную, демократическую, никому не угрожающую, капиталистическую, но без дерьма. А еще — счастливую. <...> Он никогда не жалел о своем решении вернуться, хотя его сокамерники и тюремщики постоянно об этом спрашивали. Он непоколебимо отвечал: он не предаст свои идеалы и свою страну. И своих сторонников он призывал не сдаваться. «Путинское государство нежизнеспособно, — писал он в январе, на третью годовщину своего возвращения в Россию. — Однажды мы посмотрим на его место, и его не будет».

Мы неправильно «читаем» Россию, судя о ней по западным стандартам. Константинос Филис (Kathimerini, Греция)

С учетом того, как авторитарные лидеры поддерживают друг друга, чтобы смягчить давление со стороны мира либеральных ценностей, интересно посмотреть на реакцию Турции, Китая и монархий Персидского залива, у которых есть веские причины принять официальную позицию российских властей на веру и не «копать глубже». Допустим, что в трудные времена лидеры этих стран будут готовы проявить солидарность с Москвой. В конце концов, настоящие друзья показывают себя в беде. Кроме того, поскольку большинство авторитарных лидеров сходятся в таком понимании правового государства, отсутствия разделения властей, свободы слова и в целом отношения к оппонентам, можно говорить о блоке государств, на который Путин может опереться.

Мы оказываемся в, казалось бы, парадоксальной ситуации: Путин не боится Запада, но боялся Навального. Навального, который заплатил своей жизнью за смелость противостоять российскому режиму, отнесшегося к нему тем же презрением, что и к Западу. У него ведь не было причин возвращаться в Россию в 2020 году после покушения, он мог остаться в Германии. В западном понимании политического этикета Путин должен был бы позаботиться о том, чтобы с Навальным ничего не случилось. Да, в тюрьме на ближайшие 18 лет он был естественным лидером оппозиции, хотя и не представлял угрозы для режима из-за репрессий внутри страны, которые принимали все более и более тоталитарный характер после начала войны в Украине.

Точно так же на Западе ожидали, что на предстоящие выборы пустят кандидата, например, Бориса Надеждина, с антивоенной повесткой для демонстрации минимальной демократичности со стороны Кремля. Но избирательная комиссия его до выборов не допустила — вероятно, потому что он называл «специальную военную операцию», как это принято в доминирующей риторике, войной. И повторяло бы это во время кампании, даже если в итоге Путин и разгромил бы его на выборах.

Вывод: во-первых, мы неправильно «читаем» Россию и подобные режимы, судя их по западным стандартам, что приводит к постоянному удивлению при повторении закономерных событий, и во-вторых, недооцениваем циничность и опасность для граждан, которую представляет эта необходимость нейтрализации любого протестного голоса. [Российские] граждане теперь больше боятся, чем на что-то надеются, и Запад, конечно, не может предложить им ни выхода, ни надежды.