На предыдущем заседании гособвинитель огласил протокол и результаты следственного эксперимента. Он проводился не на месте гибели журналистов в результате обстрела в Луганской области, в корректировке целей которого, согласно обвинению, участвовала Надежда Савченко, а в Московской области — на танковом полигоне воинской части 23626. В ходе эксперимента, наблюдая за статистами на расстоянии от 2500 до 3000 метров, следователи и понятые установили, что на таком расстоянии через бинокль с семикратным увеличением можно увидеть, в гражданскую одежду одет человек или же в военную форму. В то же время, говорится в материалах дела, невозможно разглядеть надписи «Пресса» на одежде или отличить автомат от видеокамеры.
Также прокурор зачитал показания сотрудника компании-сотового оператора «Лайф» Михаила Помазана о работе базовых станций в Луганске, городе Счастье и поселке Обозное и технических проблемах, которые они могли испытывать из-за перебоев с электроэнергией. Против оглашения показаний Помазана протестовали Савченко и ее защитник Марк Фейгин, они требовали вызвать свидетеля в суд и допросить лично. Дело в том, что защита получила ответ из сотовой компании о том, что Помазан не являлся и не является ее сотрудником. Фейгин объяснил важность допроса Помазана: данные биллинга, которые получены от компании «Лайф», свидетельствуют об алиби Савченко, которая попала в плен до того, как начался обстрел, в ходе которого погибли Корнелюк и Волошин. Помазан же в показаниях дискредитирует эти данные, говоря о сбоях в работе базовых станций. Суд отказался допросить свидетеля и не приобщил полученные адвокатом письма.
От оглашения письменных материалов прокурор перешел к исследованию вещественных доказательств, среди которых личные вещи погибших сотрудников ВГТРК и самой Савченко. В частности, гособвинитель продемонстрировал суду карту и листы из блокнота, якобы принадлежавшего Савченко, а также брелок — нож-флешку. Савченко настаивает, что записи сделаны не ее почерком, а флешку и карту, по словам защиты, следователям через год после задержания обвиняемой привез лидер самопровозглашенной ЛНР Игорь Плотницкий.
Перед началом суда Надежда Савченко сказала, что она болеет — «три дня провалялась» и пила антибиотики. Несмотря на болезнь, переносить заседания она не хочет.
Сегодня в суде только адвокаты Марк Фейгин и Николай Полозов; Илья Новиков будет к среде. Обвинение планирует допросить по видеосвязи свидетеля Токарева и потерпевшего оператора ВГТРК Денисова.
Связь устанавливается с Басманным судом Москвы. Но пока ничего не получается, прокурор просит о техническом перерыве. «Ваша честь, басманное правосудие глухо!» — шутит адвокат Полозов.
Связь установили (она даже перестала шипеть). Для допроса в качестве свидетеля явился Александр Токарев, 1989 года рождения, корреспондент телекомпании НТВ.
Прокурор спрашивает Токарева, знаком ли он с Корнелюком, Волошиным и Денисовым — потерпевшими операторами ВГТРК.
«Лично я не знаком, но я знал, что в Луганске работали такие люди, и, собственно, узнал об их гибели 17 июня 2014 года. В этот момент я находился в городе Луганск. Узнал около полудня», — отвечает свидетель.
О гибели Корнелюка и Волошина свидетелю стало известно от водителя журналистов. Сам Токарев в этот момент находился в бывшей областной государственной администрации Луганска и разговаривал с пресс-секретарем ЛНР. На КПП администрации прибыл водитель, сказал, что погибли два журналиста, вспоминает Токарев, приехал и стал рассказывать, что произошло. Как звали водителя, Токарев не помнит. Прокурор просит более подробно рассказать о том, что именно говорил водитель.
Водитель рассказал, что они приехали на съемку перед поселком Металлист и попали под обстрел, припоминает свидетель. Оператор и водитель чудом выжили, но «двое ребят погибли, снаряд попал непосредственно в них». Прокурор спрашивает, общался ли впоследствии Токарев с выжившим оператором. Свидетель отвечает, что брал у него интервью в этот же день.
На вопрос прокурора свидетель отвечает, что боестолкновение было в поселке Металлист: «Ополченцы осуществляли эвакуацию мирных жителей в связи с боевыми действиями, провожали людей, там не было ни окопов, ничего, они просто помогали людям, а ВСУ открыли огонь по этому перекрестку, по поселку».
Он уточняет, что бой развернулся на Стукаловой балке. Прокурор спрашивает, был ли свидетель непосредственно на месте гибели журналистов. «Да, конечно, после выезжал».
— Откуда вы узнали, что были пленные?
— На следующий день Валерий Болотов (в тот момент руководитель самопровозглашенной ЛНР — МЗ) он организовал пресс-поход, в котором рассказал, что были задержаны пленные в столкновении, которое произошло, ополченцы смогли отбить натиск ВСУ, и им удалось захватить несколько военнопленных, вот. На той пресс-конференции Болотов сказал, что была задержана некая женщина-наводчик, военнослужащая в иракской кампании, имевшая боевой опыт. Она находилась в плену, мы решили найти ее и записать с ней интервью. Спустя несколько дней мы нашли ее и записали.
— Где она находилась?
— В областном военкомате Луганска, где распологался батальон Заря под руководством Плотницкого. Мы связались с ним, спросили разрешение, он согласился, пропустили нас на территорию, и мы записали интервью.
— Вам эта женщина представлялась?
— Да, Надежда Савченко.
— Что она пояснила по поводу местонахождения у Стукаловой балки?
— Она пояснила, что она воюет на стороне ВСУ, рассказала, что она шла за ранеными и корректировала огонь артиллерии. То есть говорила: «Я вижу противника, и я указываю, что туда нужно открывать огонь».
Прокурор продолжает допрос Токарева:
— Видеозапись интервью куда отправлялась?
— В этот же день в редакцию нашей компании.
— Сюжет выходил какой-то?
— Да, и не один.
— По времени сколько интервью длилось?
— Около 20 минут.
— В программе, которая вышла, оно полностью было?
— Фрагментарно, у нас сюжет максимум 2-3-5 минут.
— Исходный материал вы передавали кому-то?
— Следственный комитет обратился по запросу и мы передали, была выемка.
— Сколько было файлов и на чем?
— На флеш-карте, а количество файлов точно не могу припомнить.
— Там только интервью Савченко было?
— Еще было интервью с одним ополченцем, который тоже общался с ней, ну это уже было потом, в ДНР.
— С вашим участием эти файлы просматривались?
— Да.
— Вы поясниения давали?
— Ну в ходе допроса, да.
Больше у обвинения нет вопросов к этому свидетелю.
Свидетеля допрашивает адвокат Николай Полозов:
— Сколько вы работаете корреспондентом?
— Около трех лет.
— В вашей работе вам приходилось встречаться с задержанными, плененными украинскими военнослужащими?
— Приходилось.
— Женщин-снайперов видели, до интервью с Надеждой?
— Не видел пленных женщин.
— Вы сказали, что видели, как интервью давал таксист. Можете сказать, таксист говорил, погибли на том перекрестке только журналисты или он еще кого-то упоминал?
— А вы имеете в виду, во сколько он рассказывал? — после долгого молчания отвечает Токарев.
— Вы, наверное, не поняли мой вопрос, — говорит адвокат и повторяет вопрос.
— Насколько я помню, только журналисты. И были раненые.
— А что за раненые, он говорил?
— Нет, были активные действия боевые и в такой суматохе было сложно сказать.
— Он сказал, что все журналисты погибли, которых он вез?
— Он сказал, что да, все погибли, которых он вез, он в шоке был. Его трясло.
— А он сам видел что-то?
— Да, он видел, но какие-то подробности пояснить не смог, потому что был в шоковом состоянии, пытался обратить внимание СМИ, чтобы мы помощь какую-то оказали, хотел акцентировать наше внимание на том, что там опасно, ездить туда не надо.
— А о гибели или ранении ополченцев он что-то говорил?
— Я не помню точно, возможно, говорил.
— Каким образом и когда вы получили разрешение на съемку интервью пленных?
Долгая пауза.
— Ну я же рассказывал? На прес-конференции Болотов пояснил, что была задержана такая женщина, мы хотели записать с ней интервью, начали узнавать, где она задержана, связались с Игорем Венедиктовичем Плотницким, он одобрил.
— Какую-то официальную бумагу давал он?
— Нет, мы по телефону связывались.
— Когда интервью было записано?
— Спустя несколько дней, 18-19 число.
— А точнее?
— Не помню, очень много времени прошло.
— На камере тайминг выставлялся?
— Нет, эта камера не высшего класса, она не стоит миллион рублей, как на телеканалах обычно. Это хэнди-кам, недорогая, там такой опции нет. Точнее, время можно поставить, но оно не отображается на файле или на видео.
— Сколько человек было, когда вы снимали интервью?
— Двое. Я и Данилов Сергей.
— Кто-то вас сопровождал из батальона?
— Было несколько охранников. Ну, так как там военнопленные были, они осуществляли контроль.
— Во время интервью кто-то из сотрудников за ним наблюдал?
— Ну да, конечно, был человек с ополчения, но я уже не помню, кто это был.
Полозов просит описать этого человека. Свидетель говорит, что это был мужчина лет сорока в военной форме, гладко выбритый. Защитник спрашивает, где и когда проходило интервью. Токарев отвечает, что в здании бывшего военкомата, конкретнее — в спортзале, находящемся на территории военкомата. Савченко сидела на одном из тренажеров.
— Перед началом интервью согласие у нее брали?
— Мы у нее спросили, конечно, она согласилась.
— На ваш взгляд, какое у нее состояние здоровья было?
— Повреждений никаких не было, чувствовала себя она прекрасно. Кто-то из охранников спросил, хочет ли она пить, есть. Она сказал что не хочет, все хорошо.
Савченко перебивает: «Да что вы, а то, что вы ранения снимали мои, вы не помните?»
— Я не знаю, я же не врач, вот ранка у меня на руке тоже есть, но я ж не могу сказать, это ранение или нет.
— Охренеть! Ну сходите к врачу, пусть она скажет, какая у вас болячка в голове.
Полозов уточняет:
— Вот вы сказали, что болячка. Можете ее подробно описать?
— А вы считаете, что болячка — это повреждение?
— Да, это повреждение кожного покрова.
— Ну хорошо, болячка была. Сантиметр, может меньше, пятнышко. Она показала на руке, что вот, болячка. На левой руке, кажется.
— Цвет?
— Ммм, наверное, что-то ближке к фиолетовому. Ну вот у вас в детстве были болячки, наверное, вы же понимаете...
Надежда Савченко громко смеется. Адвокат Марк Фейгин:
— Вот вы описали, что было на ее теле. А что было на камуфляже, на рукаве?
— Не помню, не понимаю, о чем вы. Рукава были засучены.
Полозов просит для устранения противоречий огласить протокол допросов от 7 октября и 14 октября 2014 года. Фейгин согласен: «Это действительно очень существенно, потому что все свидетели тут на разные лады утверждали, что не видели у Савченко повреждений, а этот свидетель даже имел возможность фиксировать их на видеооборудовании. Понятно, что с простреленной рукой невозможно лазить по мачтам и корректировать огонь».
Свидетель что-то хочет ответить, но Фейгин на него прикрикивает: «Не надо, сейчас мы говорим!». Савченко говорит по-украински: «Ну давайте, посмотрим, что там за болячка».
Прокурор не против оглашения протокола, но хочет зачитать его полностью. «Там полностью такой трэшак!» — говорит улыбающийся Полозов Савченко.
Суд делает Фейгину замечание за «излишнюю эмоциональность». «Замечательно!» — отвечает Фейгин, не отрываясь от телефона.
Николай Полозов зачитывает протоколы допроса Александра Токарева, где тот рассказывает, что работает на НТВ и с начала мая по конец июля 2014 года находился в командировке на Украине. Утром 17 июля Токарев собирался ехать на съемки в поселок Металлист, где шли бои, но не поехал, потому что проспал. Во время допроса он рассказывал о том, как брал интервью у Савченко и говорил, что не видел на ее теле никаких видимых повреждений.
В протоколе Токарев также рассказывает про обмен пленными, в ходе которого он заметил своего знакомого с позывным «Батюшка». Во время обмена он записал у «Батюшки» интервью, и тот рассказал, что его допрашивала Савченко, и ее метод допроса «отличался жестокостью». Как утверждает Токарев, ополченец рассказывал, как Надежда Савченко избивала его.
«Она с ненавистью била всех задержанных по детородным органам, таким образом, что большие мужчины весом по 100 килограмм отрывались от земли», — пересказывал его слова Токарев.
В показаниях Токарева треш о "пытках" "священника" Марецкого (позывной "Батюшка"), сейчас зачитаю.#FreeSavchenko
— Николай Полозов (@Moscow_advokat) 16 ноября 2015
Полозов закончил читать протоколы допросов. Надежда Савченко задает вопросы свидетелю:
— А вы случайно не психологический эксперт? Вы так хорошо там мой портрет психологический описали.
— Ну, нет, я не психолог, но по психологическому состоянию можно же понять.
— А про ранения вы ничего сказать не можете?
— Ну, если человек сидит в крови, перебинтован, падает со стула, человек тогда ранен. А если человек сидит на стуле нормально, то, наверное, с ним все в порядке.
— Или этот человек сильный?
— Ну, это уж я не знаю.
— Или с ранения время прошло?
— Ну, не знаю уже.
Адвокат Николай Полозов:
— Как вы поясните противоречия в части наличия у Савченко повреждений кожного покрова?
— В чем противоречия?
— Вы говорите, что ничего не было у нее в одних показаниях, а в другом месте говорите, что у нее были повреждения?
— Ну, я имел в виду, что не было сильных повреждений, не текла кровь, не было бинтов. Я хочу добавить, что даже не я спросил про ранения, человек сам сакцентировал внимание, вот посмотрите, у меня рана. К тому же человек себя хорошо чувствовал, она не говорила, что вот давайте в другой раз поговорим.
— Вы показания подтверждаете эти?
— Да.
— В полном объеме?
— Да.
Николай Полозов просит свидетеля рассказать, как оформлялась его командировка. Свидетель спрашивает у суда, имеет ли это отношение к текущему процессу. Полозов отвечает, что суду уже известно о том, как оформлялась поездка Корнелюка и Волошина, поэтому это важно.
Свидетель Токарев рассказывает, что приехал на Украину через КПП Изварино 5-6 мая, получив аккредитацию в ЛНР на месте. При выдаче аккредитации проводился инструктаж о том, как себя вести и что снимать. Полозова интересует, что ему говорили на инструктаже о личной безопасности.
— Смотрите, ну мне, во-первых, в телекомпании проводился инструктаж, и потом был дополнительный инструктаж в Луганске, пресс-служба помогала координировать наши действия. Говорили, что если ведется открытый бой, туда ехать не стоит. Что каски и бронежилеты нужно носить.
— Каски и бронежилетсы — всегда их нужно носить?
— Ну, я не помню, говорили ли на инструктаже об этом, но понятно, что если к бою едешь, то нужно надевать.
— Каску и бронежилет выдавали или вы привезли с собой?
— Это вообще собственность нашей телекомпании. То есть они там лежат, меняются съемочные группы, каска и жилет остаются.
Надежда Савченко очень эмоционально говорит:
— Меня интересует класс бронежилета, защищает ли он от пули или это просто муляж, выданный телекомпанией, чтобы отправить сотрудников на смерть?
— Надежда, ну я не военный...
— Вас медицинской помощи обучали?
— Ну я вообще ни одного телеканала не знаю, где бы медпомощи обучали...
— Украинские телеканалы обучают, а не просто отправляют на смерть своих сотрудников ради красивой картинки, чтобы кого-то обвинить в их гибели! — кричит Савченко.
Надежда Савченко:
— Что такое ЛНР и ДНР?
— Луганская народная республика и Донецкая.
— Вы забыли добавить «непризнанные». Еще «незаконными вооруженными формированиями» их можно назвать. Вы сотрудничали с террористами в Луганской области?
— Я вообще не понимаю, что за террористы и о ком вы сейчас говорите... Я приехал на КПП, там не было никаких украинских военных, граница была подконтрольна местным жителям этих районов.
— То есть граница контролировалась только Россией?
— Вы меня, Надежда, совсем не слышите, луганчане осуществляли контроль, пограничники-то сбежали.
— Ну вот вы и ответили на этот вопрос, законный контроль был только с одной стороны, с российской.
Адвокат Фейгин очень эмоционально спрашивает, появились ли в эфире НТВ слова Савченко, в которых она называет себя наводчиком. Свидетель не помнит.
— Сохранилась ли в НТВ часть записи на которой Савченко называет себя наводчиком?
— Ну, есть исходники, они есть в деле и у нас есть. Все ее слова на них есть.
— Савченко, когда давала интервью вам лично, она сказала, что она корректировщик или наводчик огня? Да или нет?
— Да, говорила, что шла и указывала, куда стрелять.
— Слово наводчик звучало из ее уст?
— Ну, звучало.
Адвокат Полозов задает свои вопросы более спокойно:
— Были на жилете и каске надписи «Пресса» у вас?
— Были, на жилете с обеих сторон, на каске тоже.
— «Батюшка» и «Батя» это один и тот же человек?
— Ну, наверное, «Батя» это сокращенно.
— А в миру его ФИО вам известно?
— Нет.
— Опишите его.
— Тучный полный коренастый мужчина с бородой.
— А голос у него низкий, или уже высокий?
В этот момент Савченко громко смеется.
— Ну, голос как у мужчины средних лет.
— Он вам говорил, когда он попал в плен к бойцам «Айдара»?
— Все на записи есть, прошло много времени, я всех деталей не помню.
— Помимо того, что он про Савченко сказал, что она его пытала, он что-то еще о ней говорил?
— Не помню. Ну, есть исходники, посмотрите их.
В суде перерыв до 14 часов.
После обеденного перерыва допрос свидетеля Токарева продолжается. Адвокат Полозов:
— Какое было оружие у «Батюшки», когда вы с ним познакомились?
— Он был без оружия.
— Вот вы поехали снимать сюжет про неразорвавшиеся снаряды. Помимо этого случая вам приходилось снимать сюжеты о подобном?
— Приходилось.
— Кто вам давал эту информацию?
— Абсолютно по-разному, иногда прохожие, местные жители, наши зрители, соцсети.
— Как безопасность осуществлялась в таких случаях?
— Ну, во-первых, выезжали первыми не журналисты, а ополченцы, поэтому журналистов они близко так, чтобы была угроза жизни журналистам, не пускали.
— На каком расстоянии вы снимали?
— Уважаемый суд, а это вообще относится к делу?
Судья говорит, что подобные вопросы к делу не относятся и снимает их. «Ваши вопросы затянулись и не относятся к теме», — говорит он защите. Полозов спорит и подчеркивает, что он задает те вопросы, которые интересует защиту. Савченко: «Зачем он тогда давал показания, которые не относятся к делу?». «Это уже вопрос к следователю», — отвечает судья.
Адвокат Фейгин громко спрашивает, что «Батюшка» делал на посту без оружия. Свидетель отвечает, что не знает этого: «Вот я подъезжаю и спрашиваю, чем вы тут занимаетесь? Вы так себе это представляете? Я вам в десятый раз говорю, я не знаю».
— Ладно, дальше пошли. Как он был одет, во что?
— Да откуда я знаю, было год назад, я не помню.
— Он был в религиозную одежду одет?
— Не помню...
— В профанную одежду?
— Да не помню я.
— Вы не будете отвечать?!
— Я не помню, как я на него могу ответить!
Свидетель Токарев с НТВ такой же лживый, как и канал на котором он работает.
— Mark Feygin (@mark_feygin) 16 ноября 2015Вопросы задает Надежда Савченко:
— Вы сказали, что переходили границу в Изварино, оттуда убежали украинские пограничники. Вы видели, как они бежали с блокпоста?
— Нет, местные жители говорили.
— Когда вы видели трупы женские или мужские, вы снимали на камеру?
— Да, все есть в моих показаниях.
— Вы откуда знаете, что их убили ВСУ?
— Я еще раз говорю — читайте мои показания, там все есть.
"Новость" НТВ от сент'14: В лагере карателей нашли зверски убитых девушек.
А потом мы узнали, что это мужчины, - сказал корр НТВ
#савченко
— Jüri Vendik (@MaloverjanBBC) 16 ноября 2015— Вы сказали, что «Батюшка» говорил низким голосом. То есть не было похоже, что я отбила ему детородные органы?
Этот вопрос судья снимает.
— Вы как журналист оперируете фактами или собираете сплетни? Возможно, пограничников убили, а не убежали они? Или, может, мирных жителей убили ополченцы? То же самое «Батюшка» сказал, что я отбила ему яйца, когда была на другом конце Украины? Вы журналист или сплетник?
— Ну я...
Судья снова снимает вопрос как некорректный.
Николай Полозов:
— Вы Корнелюка и Волошина видели до того, как все это произошло?
— Ну, по телевизору видел, в пресс-центрах каких-то. Лично я их не знал, естественно.
— В тех сюжетах, которые ВГТРК выпускало с участием этой съемочной группы, вы видели на них бронежилеты, носили они их?
— Ну, естественно, носили, — после паузы отвечает Токарев.
— Какого цвета?
— Ну, может, темные, может, синие, может, зеленые, уже много времени прошло.
— А надписи на касках и жилетах видели?
— Ну, на жилете точно видел, а на каске... Может, она перевернута была.
— В мае-июне вы приезжали на пост ГАИ у поселка Металлист?
— Да, был, но я не могу точно день назвать. Там не было боевых действий, в Счастье мы спокойно проезжали.
— В июне, в мае?
— Не помню.
— Что было на ногах у Савченко, когда вы с ней разговаривали?
— Ботинки...
— Тогда скажите, а что такое армейские сапоги?
— Эээ...Ну извиняюсь, но я покажу, то есть без шнурков и высокие, вот такие сапоги.
— Вы на допросе говорили, что на Савченко были надеты армейские сапоги. Так что было надето?
— Ну вот я же показал, берцы армейские такие же.
— Какого цвета?
— Светлого.
— То есть те показания, которые вы давали, где вы говорили, что она была одета в армейские сапоги, вы не подтверждаете?
— Подтверждаю… Ну, я еще раз говорю, я не военный и не особо разбираюсь в этом.
— То есть у нее не сапоги, а армейские ботинки?
— Ну да.
Надежда Савченко спрашивает, был ли потерпевший одет в бронежилет, когда снимал на Стукаловой балке место гибели Волошина. Свидетель отвечает утвердительно.
Николай Полозов:
— 18 числа был блокпост у поста ГАИ?
— Смотря что вы вкладываете в это понятие. Никаких мешков, никаких укреплений, там был перекресток, несколько автомобилей тяжелых, и куча песка, всё.
— А куча песка около здания поста ГАИ?
— Нет, она где-то справа была.
— А окопы видели?
— Нет-нет-нет-нет, не было окопов.
— А позиции минометов?
— Нет.
— А ополченцы?
— Ну пара человек, да, я ж говорил, они провожали мирных людей.
— А человеческие останки вы видели на перекрестках?
— После гибели коллег да.
— Какие?
— Фрагменты тела.
— Какие?
— Ну, очень маленькие.
Адвокат выясняют, где именно лежали останки тела, свидетель затрудняется сказать точно. Полозов спрашивает, видел ли он воронки: видел несколько штук, три-четыре. Если стоять спиной к Луганску, они были чуть правее, не рядом друг с другом, а на равно удаленном расстоянии, то есть не хаотично.
Больше к корреспонденту НТВ Токареву нет вопросов, и его отпускают.
Теперь по видеосвязи из Басманного суда будут допрашивать потерпевшего оператора телекомпании ВГТРК Виктора Денисова, он 1961 года рождения.
Судья говорит, что хорошо слышно, хотя на этот раз звук крайне плохой.
— С Антоном Волошиным мы познакомились, как написано в протоколе, когда уезжали в командировку. С Игорем (Корнелюком — МЗ) уже в Луганске, недели за две до его, — в этом месте Денисов делает паузу, — убийства.
— Что входило в ваши обязанности? — спрашивает прокурор.
— Я как телеоператор занимался съемкой сюжетов, монтажом и переводом в Москву. Антон был звукооператором, он монтировал звук и перегонял на телевидение. Корнелюк — он корреспондент, делал сюжеты.
— В какой компании вы работали?
— ВГТРК, телекомпания «Россия».
— Где вы проживали в Луганске?
— На съемной квартире, улица Великой Отечественной войны, дом 3. А Игорь жил в гостинице «Луганск».
— 17 июня с утра чем вы занимались?
— С утра к нам подошел корреспондент Игорь Корнелюк, чтобы записать стендап и передать это в Москву. Мы это сняли и перегнали.
— Во сколько?
— Он подошел утром, очень рано, и в 9 часов по луганскому времени мы вышли на улицу, что-то сняли, и потом уже перегнали вот материал.
— Дальше?
— Ну, я остался в квартире, а они пошли в кафе позавтракать. После этого Игорь и Антон приезжали, сказали, что срочно нужно выезжать на съемку. Они сказали, что упал снаряд и не взорвался в каком-то доме. И надо было туда уезжать. Дом 103, по-моему. Минут пять мы как бы собирались еще, и туда поехали...
— Как добирались?
— Игорь вызвал такси, оно подъехало к подъезду. И мы поехали, втроем.
— Какое оборудование вы взяли с собой?
— Телекамеру я взял, звукооператор взял штатив, потом взял микрофон. Вот с этим оборудованием мы выехали срочно на данную съемку.
— Бронежилеты и каски одевали?
— Ввиду того что съемка была в городе, ну, как бы безопасно, не надевали.
— Сколько ехали?
— Минут 15, это недалеко.
Потерпевший Денисов очень тщательно подбирает слова, голос у него взволнованный и немного дрожит.
Потерпевший телеоператор продолжает свой рассказ:
— На этой улице никакого снаряда неразорвавшегося не было, дом был заперт, информация не подтвердилась. Туда приехала группа «Первого канала», кто-то с агентств... Мы увидели, что едет машина МЧС Луганска, и уже на этой машине направились к другому дому, оказалось, что в другой дом попал снаряд и не разорвался. Я вместе с журналистами «Первого», с РИА сели в машину МЧС, попросились к ним, и поехали вместе.
— Был там снаряд, на другом адресе?
— Мы приехали, и там снаряд действительно находился, но ополченцы нас отогнали от этого дома, мы отошли. Когда мы ехали на машине МЧС, Корнелюк и Волошин ехали на такси, и они находились около такси, с которым мы приехали, вот...
— Как долго вы возле дома 113 находились?
— Ну минуты четыре, пока нас не отогнали, и потом мы отошли... Сделали какие-то съемки, записали корреспондента на фоне улицы, потому что все равно надо было делать сюжет. Синхрон с какими-то домами сделали. Потом мы сели в такси и поехали к посту у поселка Металлист.
— «Мы» это кто?
— Корнелюк, Волошин, я и еще мы, по-моему, подвезли корреспондента с агентства РИА, Алексея, по-моему, Бахчина. Подвезли, он вышел. А мы поехали к посту у Металлиста.
— Как водителя такси звали?
— Помню, помню, это запомнилось... Его звали Володя.
— Во сколько приехали?
— Мы приехали к посту у Металлиста около половины одиннадцатого, получается. Первым вышел Корнелюк, он сидел на переднем сидении, потом Антон. Я долго не выходил. Они вышли и разговаривали с ополченцами.
— Сколько их было?
— Они были в окружении где-то двух-трех ополченцев.
— Известно, о чем разговор был?
— Не слышно было, дверь была открыта, а там был такой обрыв, и они встали у него, это метров пять-семь от машины было. Я не слышал.
— После разговора они вернулись?
— Я вышел, спросил у них, можно хоть снять знак «Луганск» перечеркнутый, вывески. Они разрешили, я снял табличку, потом въезд-выезд снял, воооот...
— Как далеко вы от таблички находились?
— Ну, машина прям к табличке подъехала, прям у знака. Ну, то есть, два три метра. Я перешел дорогу и снял табличку, что въезд в Луганск. А Корнелюк с Волошиным разговаривали с ополченцами, по поводу, ну...Они разговаривали с ополченцами, я к ним не подходил.
После этого оператор Денисов пошел за ополченцами снимать, а его коллеги остались под знаком о выезде из Луганска. Прокурор уточняет изначальную целью поездки: потерпевший отвечает, что они хотели снять «миротворческий сюжет о выводе беженцев». «Гуманная, гуманитарная тема у нас была, снять беженцев, которых выводили», — говорит он.
— До 17 июня вы там были?
— Были, за день, там все было безопасно, солнечное небо... Единственное, была перегорожена транспортерами-амфибиями дорога около заправки, а так все очень мирно, вот...
— 16 числа вы зачем туда ездили?
— Ну, нужно было снимать сюжет, набрать материал... Я, во всяком случае, не знал, что происходит там, я просто снимал все, что там вижу, потому что из этого материала получался сюжет.
— 17-го вам сообщал кто-то о том, что ведутся неподалеку боевые действия?
— Мне? — после паузы мычит Денисов. — Ну… Мне было, как бы, неизвестно. Единственное, мы, как бы, до этого приезжали в Счастье, и там были ополченцы, сказали, что нельзя, что там стреляют, как бы...
— А 17 числа вам говорили, что ведутся боевые действия неподалеку?
— Да, говорили, ну, они около Стукаловой балки велись. Насколько они были интенсивными, я не знал.
— Когда вы там были, звуки перестрелки слышны были? Взрывы?
— Ну, когда мы приехали, не было. Потом на Металлист приехали — тоже не было. То есть, получается, не было... Единственное, когда мы на улицу Ульяны Громовой приехали, я слышал, что кто-то сказал, что танк украинский приехал, начал бомбить, вот... Ну как-то не очень я этому значение придал.
— Дальше перекрестка выходили?
— Я вместе с ополченцами переходил дальше к амфибиям, потому что там были женщины, ребенок какой-то... Они стояли и почему-то были напуганы. Поэтому к ним и пошел ополченец, потому что они стояли, не знали, куда идти. От перекрестка в 150-170 метрах они были.
— А вы тогда у амфибий находились?
— Да, я сидел под амфибиями... Хотя даже когда подходил, их было видно.
— А Корнелюк с Волошиным где находились?
— Я их оставил у знака «Луганск» перечеркнутоого, у рва, я их там последний раз видел.
Прокурор просит описать, где этот знак находился. Денисов отвечает, что в 50-40 метрах от поворота на Каменобродский район с трассы Счастье-Луганск.
— Когда вы подошли к амфибиям, ополченцы рядом с вами находились?
— Когда я подходил, ополченец был уже один, метрах в трех от меня... А второй ушел в лесопосадку наверное.
— Кроме амфибий там был какой-то транспорт?
— Я вот снимал камерой, камера, она закрывает обзор с правой стороны, и я не видел ничего толком-то, какая-то грузовая машина стояла с правой стороны.
— А на дороге ничего не видели, сгоревших машин, может быть?
— Ну, на дороге сгоревшая была, грузовая, какая-то фура длинная. Мимо нее проходил ополченец, подходил к ней. Он пошел объяснить беженцам, как безопасно проходить. Чтобы они уходили лесопосадкой от опасного места, где все просматривается.
— Это вам ополченцы говорили, что это место опасно?
— Ну, когда мы шли по трассе, мне и всем было видно на два километра вперед, то есть она просматривалась и ополченец сказал, держись пяти метров. Ну, из этого можно было сделать вывод, что тут опасно...
Главный сюрприз - в зале на местах для публики вне видимости камеры сидит следователь Дмитрий Маньшин. Не знаю, суфлировал ли он предыдущим.
— Ilya Novikov (@vertiporokh) 16 ноября 2015После того, как начался обстрел и снаряд попал в ополченца, Денисов побежал к беженцам, спросить, жив ли он. Те сказали, что ополченец жив, но ранен. На дороге была кровь. Когда снаряд упал, сам потерпеший оператор был возле транспортеров-амфибий.
— В какой момент вы решили присоединиться к беженцам?
— После пятого где-то разрыва я понял, что прятаться под транспортерами небезопасно, там все просматривалось и нельзя было спрятаться, от снайперов, например... Я решил, что надо бежать не на открытую местность, а на лесопосадку, к беженцам.
— В этот период вы видеосъемку вели, когда к беженцам бежали?
— Да, я снимал. Я просто думал, что если меня убьют, будут кадры, как все это получилось. Когда я побежал, я стал таким же заметным, меня могли увидеть со Стукаловой балки, и я бежал и думал, что могут застрелить, убить, снаряд выпустить... Поэтому я снимал.
— Помимо камеры у вас что-то было, свидетельствующее о том, что вы журналист?
— В этот день мы поехали на съемку, которая не предвещала боевых действий, было везде безопасно и спокойно, мы поэтому не надели бронежилеты. На мне была светлая такая рубашка без рукавов, светлые брюки.
— Во что были одеты ваши коллеги?
— Игорь [Корнелюк] в голубую рубашку с рукавами, и серые штаны, джинсы. У Антона [Волошина] были брюки песочного цвета.
— Какие вещи у них были, когда вы расстались?
— У Волошина был микрофон синий, а в другой руке штативчик пластмассовый, сантиметров 35, а у Игоря был за плечом рюкзак, он его всегда носил.
— А что в рюкзаке?
— Да я не заглядывал. Наверное, фотоаппарат был.
— После взрывов вы куда направились?
— Мы пошли с беженцами по самому безопасному участку, вдоль лесополосы. Вдоль блок-поста, подальше от обстрелов, вдоль трассы в сторону Луганска.
По словам Денисова, никто из беженцев не был ранен, только «одна бабушка была напугана», она не могла ходить, ее пришлось тащить за плечо, за руку брать. В ходе обстрела ополченцу перебило ноги, говорит он.
— Вы вместе с беженцами эвакуировались? — продолжает допрос гособвинитель.
— Да.
— Когда вы вернулись в Луганск, вы что делали?
— Я поехал в квартиру, чтобы согнать материал и позвонить ребятам, потому что у меня не было связи с ними. Я звонил им.
— Когда вы узнали, что случилось с Корнелюком и Волошиным?
— Я узнал только когда перегнал материал, когда вышел уже к администрации ЛНР, вот я там узнал.
— От кого?
— Я вышел и просто увидел там кучу журналистов и нашего водителя Володю, который рассказывал о произошедшем.
— Что конкретно он говорил?
— Я не услышал, потому что журналисты увидели меня, стали кричать «Живой! живой!». Коллеги потом сказали, что Корнелюк ранен и находится в больнице, а Антона как бы, — Денисов вздыхает, — не могут найти. Я позвонил руководству канала, спросил, что делать. Меня послали в больницу записывать интервью и узнавать о самочувствии Корнелюка. Когда я приехал, в больнице снова были журналисты, они ждали, когда выступит главврач. Он потом вышел и сказал, что Корнелюк от раны скончался. Во второй половине дня.
— Вы потом ходили опознавать их?
— Я сразу попросил у главврача разрешения опознать Игоря, и чтобы мне отдали его документы. Я пошел потом на опознание.
— А Волошин?
— А Волошина нигде как бы не было, не могли его найти. Когда я пришел в морг узнавать, может, поступило тело, никто не сказал, что оно там, но сказали, что привезли какую-то ногу... И это самое... Нам ее не показали, по ноге, видимо, нельзя опознавать. Я еще некоторое время не знал, что с Волошиным.
— А впоследствии вам показывали останки Волошина?
— Да, потом я опознавал. Я опознал по пяти-четырем признакам, по рубашке, по ноге с носком, потом по кусочкам волос, которые привезли с того места, вооот....
— После гибели коллег вы ездили туда?
— Я потом уже не ездил в это место, потому что... Не ездил.
Второй из трех прокуроров продолжает задавать Денисову уточняющие вопросы:
— На блокпосте были укрепления помимо амфибий?
— Только куча песка, никаких укрытий не было.
— Каким оружием были вооружены ополченцы?
— Ну, автоматики висели…
В этот момент слышно, что Савченко громко говорит «******, ***** [ну ничего себе]», видимо, комментируя сообщение адвокатов о том, что зале Басманного суда вместе с потерпевшим Денисовым находится следователь Маньшин.
На скамейке майор СКР Маншин. Защита считает его главным фальсификатором дела.Что он делает в суде? #FreeSavchenko pic.twitter.com/BC9nG7k1c1
— Ilya Novikov (@vertiporokh) 16 ноября 2015
Допрос оператора закончен. Столько времени на суде выясняли, были ли Корнелюк и Волошин в брониках, с надписями "Пресса" 1/2 #савченко
— Jüri Vendik (@MaloverjanBBC) 16 ноября 2015
2/2 а оператор простодушно рассказал: "Игорь был в голубой рубашке... Антон был в светло-голубой рубашке и песочных штанах" #савченко
— Jüri Vendik (@MaloverjanBBC) 16 ноября 2015
После небольшого перерыва заседание возобновляется. Савченко из своего «аквариума» беспокоится, что окно в зале открыто, а все присутствующие без курток. Приставы окно закрывают.
— [Следователь Дмитрий] Маньшин все еще там? — до начала заседания Савченко спрашивает адвоката Новикова, который находится в Басманном суде.
— Все свои тут! — отвечает Новиков.
— Ну привет, Дима! У тебя там работы нет, что ты там таскаешься? Ты там свидетелям подсказываешь, что ли? — говорит Савченко в микрофон и добавляет в сторону: «Сука». — Дима, что ты там прячешься, ты приезжай сюда, и мы допросим тебя в качестве свидетеля!
Адвокат Илья Новиков просит у суда возможность сделать заявление: «Я прошу вас иметь в виду, что в здании Басманного суда находится следователь Дмитрий Маньшин. Этот человек, как мы ходатайствовали, должен был быть вызван в качестве свидетеля. В соответствии с УПК свидетели должны быть удалены из зала суда. Прошу вас дать соответствующее распоряжение».
Адвокат Полозов просит расценить тайное присутствие следователя как давление на свидетелей. Фейгин: «Мы теперь даже не знаем, присутствовал ли следователь Маньшин на других допросах. Мы должны прояснить эту ситуацию, потому что вы, что, нам по процессуальным основаниям откажете в допросе следователя в качестве свидетеля? Может, он и в Воронеже находился. Надо это занести протокол». Фейгин говорит о том, что это странная ситуация, когда зал полностью не виден по связи и там присутствуют посторонние люди. Защитник опасается, что следователь Маньшин не придет на допрос, сославшись на это.
— Вам еще раз пояснить, что СК просто плюет на законы России? Он это доказывает в очередной раз. Он не просто плюет, он подставляет судей, у которых еще, возможно, осталась какая-то часть совести, подставляет их под российскую власть. Я считаю, что Маньшина необходимо допросить прямо сейчас, поскольку он там уже есть, или вывести его из зала, — горячится Савченко.
Гособвинение возражает, поскольку по УПК разбирательства уголовных дел открыты и гласны, если решение о закрытии не принималось, поэтому любое лицо имеет право находиться в зале судебного заседания. «Присутствие лица в зале не препятствует судебному разбирательству никоим образом. Следователь Маньшин не имеет свидетельский статус и не вызван».
Ранее адвокаты Савченко заявляли ходатайство о вызове Маньшина на допрос, но суд отклонил его как преждевременное.
«Закон России ущемляет мое право на защиту, потому что если моя сестра будет сидеть в зале, она не сможет быть свидетелем, но если Маньшин там сидит, то он никому не мешает. Нет у вас никаких противоречий в вашем законе?!».
Судья отказывается выгонять следователя из Басманного суда, мотивируя это тем, что процесс открытый, Вера Савченко признана свидетелем, а Маньшин нет. Надежда Савченко:
— Я заявляю Маньшина как свидетеля!
— А почему вы сейчас его заявляете? — спрашивает судья.
— Потому что это человек, который меня выкрал, который удерживал меня неделю, который сфабриковал мое дело, как я могу его не заявлять? Я извиняюсь, может быть, у меня нет юридического образования, однако, исходя из формальной логики, человек, который незаконно лишил свободы и из-за которого есть обвинения, которые он сделал ради звездочек, он должен быть допрошен в качестве свидетеля! Я заявляю его свидетелем. Или пусть его удаляют из зала! А то как-то неправильно получается, они сейчас всех допросят, а мы не сможем никого допросить. Поэтому давайте или заявим Маньшина как свидетеля, или удалим его из зала!» — кричит Савченко.
Судья требует от нее вести себя потише.
Марк Фейгин:
— Мы не знаем, что происходит за той стороной экрана. Кто там находится, я не знаю. Если бы вы, когда проверили личность Денисова, со своей стороны заявили, что там не могут находиться лица, которые будут допрошены в качестве свидетеля. Но судья там промолчал и никто не знал, что там есть подобное лицо. Возникает ситуация, что у нас открытый процесс, любой может присутствовать, но ведь этот любой — это имеющий непосредственно к делу отношение человек. Наша позиция: Маньшин участвовал в ее похищении, ее удержании, он фабриковал документы.
По словам Фейгина, «есть лукавство» в том, что в зале суда присутствует ведший дело следователь. Адвокат Полозов предполагает, что Маньшин мог как-то знаками показывать свидетелям, что говорить, а что нет.
В это время в Басманном суде к адокату Новикову подходит пристав и спрашивает:
— Вы кто?
— Я адвокат. Вы меня хотите из зала вывести?
— Да.
— Ваша честь, меня пристав из зала удаляет!
После этого судья просит пристава оставить адвоката в покое. Тот уходит. Адвокат Новиков продолжает говорить о том, что использование видеосвязи ставит стороны в неравное положение.
Он просит хотя бы вывести Маньшина из зала. Прокурор против и говорит, что защита слишком вольно трактует УПК. «Охереть просто», — вздыхает Савченко.
Суд в итоге отказывает в удовлетворении ходатайства. Савченко: «Мне жаль Россию».
Допрос оператора Денисова продолжается. Николай Полозов спрашивает:
— Где и когда вы познакомились с Волошиным?
Вопрос снимается судьей.
— Хорошо, какого числа?
— Мы познакомились незадолго до отъезда в эту командировку.
— Как это происходило?
— Мы встретились в коридоре на телевидении, просто поговорили и... И все.
— Кто принимал решение, что он с вами едет?
— Там было несколько кандидатур, и вот предложили его кандидатуру, мы поговорили в коридоре, в принципе, хороший парень, адекватный, поэтому мы поняли друг друга и поехали.
— А с кем из руководства вы обсуждали, что именно он должен поехать?
— Ну, у нас координация определяет, вот рассмотрели кандиадутуру и его взяли.
— А ваше мнение учитывается?
— Да, конечно, учитывается.
Марк Фейгин:
— У вас была украинская аккредитация, получаемая в Киеве?
— На тот момент никакой аккредитации на съемку на улице, в городе, украинской стороной не предоставлялось... Не нужно было, не требовалась аккредитация Киева. Просто чтобы снимать на улице, не нужна была никакая аккредитация, — после долгой паузы отвечает Денисов.
— И в зоне боевых действий?!
— Аккредитацию в ЛНР мы получили, а в Киеве не требовалась...
— А откуда вы это знаете? Вы специалист?
— Ну, вы приезжаете куда-то, и можно снимать везде... Мы журналисты, свободные журналисты.
— Кто вам это сообщил?
— Никаких аккредитаций мы не получаем и снимаем всегда свободно. Мы — журналисты.
— У Волошина и Корнелюка тоже не было ее?
— У них не знаю.
— Вы отправились туда, неужели вам никто не объяснил?
— Да сколько вам можно объяснять, что не нужна никакая аккредитация, чтобы улицу снимать! Ну, вы не понимаете, что ли, этого?
— Ладно, следующий вопрос. Были ли накидки с надписью «Пресса» на Волошине и Корнелюке?
— Они у нас были, но в этот день мы накидки не одели, — дрожащим голосом отвечает Денисов.
— Издалека, с расстояния километр, можно было определить, что вы — журналисты?
Этот вопрос снимается как предположительный.
— Ополченцы, которые к вам подходили, знали, что вы журналисты? Как они это определили?
— Ну, мы были с камерами, был корреспондент, был вестевский микрофон, как они могли не знать, что мы журналисты?
— Если любой человек возьмет эти предметы, он станет журналистом? Как он получает право снимать? — спрашивает Савченко. — Можно за полсекунды определить, журналист он или не журналист?
— Это были профессионалы...
— Ну, внешние признаки какие-то были, внешние признаки журналиста? Как ополченцы определяли, что вы были журналисты?
— Я еще раз говорю, была камера, набалдашник синий вестевский, у корреспондента блокнот, в который он записывал... Как можно не понять, что они журналисты? Я не понимаю вопрос.
Адвокат Полозов:
— Вы давно работаете оператором?
— Всю жизнь.
— У вас был опыт работы телеоператором в местах боевых действий до поездки?
— Был.
— Там вы аккредитацию получали для работы?
Долгая пауза.
— Я не могу помнить то, что было семь-десять лет назад.
— А вы бронежилеты тогда носили?
— Ну когда как, когда в рубашке, когда в жилете.
Надежда Савченко:
— Вы проходили курсы по обучению журналистов, как вести себя в горячих точках, хоть раз за вашу практику?
— Я закончил ВГИК, кинооператорский факультет, могу снимать художественные фильмы, а такой курс, как вы вот сказали, — первый раз слышу.
— Вам когда в командировку отправляли, дали хоть аптечку, чтобы оказать помощь, если что-то случится?
— В Луганске мы купили бинт, какие-то медикаменты...
— То есть сами купили, не телеканал?
— Да.
— А жгут вы купили?
— Да, два жгута.
— Вы ими умеете пользоваться?
— Нет.
— Капец, — комментирует Савченко.
Николай Полозов продолжает вопросы:
— Вы проходили инструктаж перед поездкой?
— Ну мы проходили, я проходил...
— А Волошин?
— Ну, прошло более года, я точно сказать не могу. Я проходил.
— Расскажите подробнее про этот инструктаж, что вам говорили там?
— Говорили, как вести себя в горячих точках, как нужно это самое... как бы... спасаться в экстренных ситуациях.
— Говорили, как вести себя при минометном обстреле?
Очень долгая пауза.
— Да, я подписывал бумагу.
— А сейчас вы можете воспроизвести, что там было?
— Я не военный, чтобы понимать, как нужно... Ну, понятно, что нужно уйти в необстреливаемый участок, скрыться в складке местности.
— Когда происходил обстрел у поселка Металлист, вы свои действия в соответствии с этим инструктажом совершали или как-то по другому?
— Я старался скрыться от снарядов, от осколков бомб...
— А с Волошиным и с Корнелюком вы обсуждали, как нужно себя вести при обстреле?
— Мы говорили о работе, не говорили о каких-то деталях, потому что я никогда в мыслях не имел, что может случиться то... что... случилось.
— У Волошина и Корнелюка был опыт работы в горячих точках?
— За них говорить не могу, мы с Волошиным работали две недели только, с утра до ночи работали...
— С Волошиным вы туда поехали вместе, раздельно? В Украину?
— Мы поехали вместе, но не на одном рейсе. Он улетел чуть раньше, я позже.
— Куда рейс был?
— В Днепропетровск.
— Оттуда вы поехали в Луганск сразу же?
— Почти сразу. В эту же ночь.
— Вы пограничный контроль в Днепропетровске проходили?
Денисов долго молчит.
— А этот вопрос имеет к данному делу отношение? Ну, проходил.
— Вас спрашивали о цели визита на Украину?
— Не помню.
— Вы ехали туда с камерой?
— Нет, ее не было.
— Как добирались из Днепропетровска в Луганск?
— По-моему, на поезде.
— Вместе с Волошиным?
— Он прилетел раньше и уехал сразу. Я приехал попозже и ехал один.
— Какой-то погранконтроль, блокпост на въезде в Луганскую область был, или сообщение было свободным?
— Сообщение было свободным, поезд не останавливался ни на каком посту.
— С 10 мая по середину июня боевые действия в Луганске и окрестностях велись уже?
— В начале мая их не было... Ну, где я был, там не было.
— А где вы были с 1 июня по 15 июня?
— Мы ездили по всей области, в разные районы. Все было тихо, мирно.
— Вы видели там милицию Украины, сотрудников ВСУ Украины?
— Один раз были, но они наши документы проверили и отпустили.
— Это где было?
— Где-то под Старобийском.
— И что вы им сказали?
— Ну, они видели камеру, проверили машину...
— А аккредитацию Украины не спрашивали?
— Нет.
— А аккредитацию ЛНР не спрашивали?
— Нет.
Адвокат Фейгин неожиданно спрашивает:
— Скажите, на вас там давят? Почему такие паузы длинные, вам подсказывает следователь?
— Это Новиков ему там мешает, — вмешивается прокурор.
Фейгин просит сделать замечание прокурору. Судья делает замечания обоим.
Савченко долго расспрашивает оператора Денисова о воронках от взрывов. Тот очень точно указывает расположение воронок, из-за чего Савченко предполагает, что ему следователь подсказал эти цифры.
— Какой следователь, Маньшин? — переспрашивает Денисов и молчит.
Адвокат Новиков просит потерпевшего «не держать зла», если будут дублироваться вопросы.
— Была ли среди группы беженцев пожилая женщина в пестром халате?
— Я помогал вот бабушке, женщине, в каком халате она была, я не помню.
Новиков просит суд разрешить показать свидетелю фотографию, скриншот видеозаписи, чтобы он сказал, помнит женщину или нет. Адвокат уже начал доставать распечатку скриншота, но тут судья говорит, что этот вопрос надо сначала обсудить. В итоге суд отказывает в удовлетворении. Тогда Илья Новиков просит частично осмотреть видеозапись с участием Денисова, которую он снял. Обвинение снова возражает, потому что именно оно сейчас определяет, когда и что смотреть.
— Это ваша тактика, врать людям? — интересуется Савченко.
В этом ходатайстве суд тоже отказывает; Новиков спрашивает, будет ли у потерпевшего возможность явиться повторно для допроса.
— Для меня это травма: вспоминать об этих событиях, об убитых товарищах. Поэтому я прошу суд не вызывать меня, чтобы не травмировать. Для меня убитые ребята это травма, — отказывается потерпевший.
— А объективных обстоятельств нет?
— Я сегодня работаю, меня вообще в любой момент могут вызвать в командировку.
Новиков продолжает задавать вопросы:
— Эта цифра в воронках, 110 метров, она вам известна из материалов дела?
— Ну, я потерпевший, я сам очень люблю цифры... Я знаю эту цифру...
— Откуда она вам известна?
— Ну, я просто шагал и считал, 60 сантиметров шаг.
— А сколько шагов?
— Ну, получается, в два раза больше...
— То есть 220 шагов, да?
— Ну, много времени прошло, я даже отказываюсь отвечать на этот вопрос.
— Ого! — говорит Савченко.
— Вы обмолвились о дырах в колесах, где они были? – продолжает задавать вопросы Новиков.
— Ну, в транспортере были дыры огромные, когда в него залезаешь, там огромные дыры в гусеницах, или как они там называются… И вот со стороны огромные дыры, и оттуда можно было снаряд получить, наверное, — Денисов волнуется и отвечает очень путано.
— У вас есть представление, какими были эти снаряды?
— Я был далеко от взрывов, и, получается, транспортеры подпрыгивали и, если вы понимаете, земля тряслась...
— А вам это что-то говорит о боеприпасах?
— Ну, это очень мощные боеприпасы... — снова пауза. — Это не мины!
— А чем они отличаются, мины?
— Ну, по-моему, это не по существу вопрос, я не военный специалист... Если земля в ста метрах трясется, это явно не мина, а снаряд, ну, это элементарно.
— После первого взрыва, другие люди на таком же расстоянии к вам или группы беженцев были?
— После того как эти снаряды разорвались, я убежал к беженцам, в лесопосадку, и лес не давал мне возможности рассмотреть.
— Вы говорили, что была серия взрывов, и те взрывы, которые попали в кадр, это пятый и шестой. Это так?
— Ну, возможно, четвертый, пятый и шестой.
— После первого, где по отношению к вам происходили взрывы?
— После первого они были сзади меня, на перекрестке.
— А у вас было ощущение, что это целенаправленно по вам стреляют?
— Ну, был страх, конечно, то есть я понимал, что если один упал спереди, другой сзади, то третий посередине... То есть, ну, как бы... В меня.
— Уверены ли вы, что ополченец раненый получил ранение в ноги и никуда больше?
— Я не понимаю, о каком ополченце Александр Сергеевич (видимо, потерпевший так называет адвоката Илью Новикова — МЗ) спрашивает, там было два ополченца.
— Я имею в виду того, про которого вы сказали, что у него были перебиты ноги, и потом товарищ его оттащил. Я хочу уточнить, с чего вы взяли, что ранение было именно таким?
— Я был на небольшом расстоянии от него, снимал его. Ну, он не мог ходить, значит, ему перебило ноги. Логично?
Подсудимая Савченко просит еще раз назвать место, где сепаратисту перебило ноги. Потерпевший говорит, что это было у него за спиной на перекрестке, в сторону Луганска.
— То есть, получается, мирные жители уцелели, а снаряды попали в ополченцев?
— Ну, вы прекрасно знаете, что они попали в российских журналистов.
— Нет, не знаю, я сейчас пытаюсь выяснить. В ополченцев что попало, если в журналистов летели снаряды? Может, не снаряды, а что-то другое.
— Было очень много снарядов, в разных местах. Больше жертв я не видел, я и ребят своих, как они умирали, не видел.
Надежда Савченко:
— Сколько вы провели времени, открыто стоя посреди дороги? Когда вы перебежали к беженцам?
— Ну, мы шли по дороге, с которой нас можно было видеть, там было минуты четыре, может, пять.
— Что вы видели, когда смотрели в сторону Стукаловой балки?
Потерпевший молчит и не отвечает.
— Камера имеет эффект приближения?
— Ну, она полулюбительская. Серьезного не имеет.
— А во сколько раз она увеличивает?
— Я точно сказать не могу. Мы сейчас работаем на других камерах. Сколько на той, не могу сказать.
— Вы когда снимали в сторону Счастья, видели в двух-трех километрах от вас живого человека? Что он делал?
— Я отвечал на этот вопрос...
— Да. Вот вы не видели, поэтому и вас видеть не могли.
Николай Полозов:
— Когда первый раз вы приехали на перекресток, там были ополченцы?
— Ну, я был там два месяца, какой первый раз-то?
— Хорошо. Первый раз вы когда приехали туда?
— Я? Я не помню... Мы проезжали это место.
— Вы помните, когда вы приехали туда снимать сюжеты?
Этот вопрос судья снимает.
— Ну, 17 числа приехали...
— А до?
— Ну, 16-го.
— А еще раньше?
— Раньше мы проезжали место это.
— То есть не приезжали туда снимать?
— Ну... Там ведь нечего снимать, зачем?
Слышно, что потерпевший оператор уже утомился, он все тише и путаней отвечает на вопросы. Адвокат Полозов просит суд сделать прокурору замечание за то, что тот вскакивает с места. После этого прокурор вскакивает и просит сделать замечание Полозову. Савченко хлопает в ладоши.
«Я считаю, что подобный базар в судебном заседании недопустим», — говорит Полозов.
Допрос потерпевшего Денисова зрелище жалкое, но поучительное. #FreeSavchenko
— Николай Полозов (@Moscow_advokat) 16 ноября 2015Надежда #Савченко на сегодняшнем заседании суда
Фото опубликовано Антон Наумлюк (@antony_mon) Ноя 16 2015 в 12:35 PST
Потерпевший оператор снова рассказывает о том, как они снимали стендап с ополченцами.
— Они были вооруженные? — уточняет Полозов.
— Ну, у них были эти... автоматики...
Савченко заливисто смеется, и потерпевший поправляется — «автоматы».
— Они вам все разрешили снимать?
— Нет, очень неохотно. Они не разрешали снимать лица, вот...
— Где стояли на расстоянии друг от друга эти ополченцы?
Этот вопрос судя тоже снимает, как и несколько последующих вопросов адвоката. Полозов спрашивает, были ли каски и жилеты во время съемки 16 числа. Потерпевший говорит, что тогда корреспондента записывали и в каске, и в бронежилете.
— После неудавшегося стендапа на улице Громова, велся ли у вас разговор о том, что нужно найти каски и жилеты? — спрашивает Полозов.
— Я не знаю, я снимал, а Волошин и Корнелюк разговаривали между собой.
— 16 числа вы почему были в жилете? — спрашивает Савченко. — Вели подготовку к боевым действиям?
Денисов долго молчит. Полозов: «Ваша честь, потерпевший не отвечает». Судья: «Да вы уже замучали его».
— Что за место вы снимали? — спрашивает снова Савченко.
— Наталья Владимировна (на самом деле Савченко зовут Надежда Викторовна — МЗ), ну я уже не помню...
— Что вы снимали?
Денисов молчит.
Николай Полозов просит суд продолжить допрос потерпевшего на следующем заседании, поскольку тому уже трудно говорить. Судья предлагает закончить сегодня.
— Мне не тяжело, мне нормально. Не надо, это самое, преувеличивать... — говорит Денисов.
— Какую подготовку вы снимали 16 числа? — повторяет вопрос Савченко.
— Ну, какую-то подготовку, мы всегда снимаем...
— Что было снято, подготовка боеприпасов?
— Боже упаси, нет...
— Что было снято, люди, оружие, тела? Животные?
Вопрос снимается. Полозов:
— Кто принял решение ехать 17 числа на пост ГАИ?
— Я еще раз говорю, я снимал, и у меня не было возможности слышать, о чем говорят Волошин и Корнелюк...
— А в вашей съемочной группе кто был руководителем?
— В съемочной группе руководитель корреспондент, он решает, куда ехать и что снимать. У нас это Игорь Корнелюк.
— Вам Корнелюк перед тем как ехать в Металлист говорил, что нужно надеть бронежилет и каски?
— Ну, это так срочно и быстро случилось, что мы даже и обдумывать не могли, ну как бы...
— А чем была обусловлена эта срочность?
Вопрос снимается судьей.
— У вас была техническая возможность доехать до места, где лежали бронежилеты ваши и надеть их?
— У нас было ограничение по времени, к эфиру нужно было сделать репортаж, и надо было быстро все снять, поехать и сделать сюжет. Надо снимать.
— Кто определял степень опасности, необходимость надевать средство защиты?
Оператор снова долго молчит.
— Ну, если опасно, то все понимают... Если не опасно, то не надевают... Ну как-то сообща.
— Вот накануне, как вы сказали, вы ездили с бронежилетами, а в этот раз…
Судья снимает вопрос, не дослушав до конца. В Басманным суде, тем временем, говорят, что у них рабочий день уже закончен.
Однако допрос продолжается. Савченко:
— Если в камере написано «Масштабирование камеры 20», что это значит?
— Ну это, наверное, увеличение.
— Как далеко я увижу человека в эту камеру?
— Трансфокатор имеет свойство приближать объект, потом еще экстендер имеет свойство приближать; из-за того, что свет падает, приходится закрывать диафрагму, но из-за фокусного управления нужно… — оператор Денисов начинает отвечаеть с обилием технических подробностей.
Савченко просит его простыми словами объяснить, на какое расстояние можно увидеть человека через камеру с масштабированием 20.
— Ну я не военный, я не могу сказать, я просто, это самое, оператор...
— Так я же ничего военного у вас не спрашиваю! Объясните, как далеко я в эту камеру могу увидеть, это простой вопрос!
— В операторском мастерстве термина «масштабирование» нет. В операторском мастерстве, это самое, термины «приближение», «увеличение»...
Савченко кричит и ругается, переходя с русского на украинский: «Ну тогда я уже хер его знает, если он ответить на это не может!».
Адвокат Полозов возвращается к моменту, когда потерпевший бежит к лесопосадке вместе с ополченцами — он просит уточнить, бежал ли он все время или совершал еще какие-то действия.
— Когда происходили разрывы, вы от них падали? — спрашивает адвокат.
— Да, всегда-всегда, мы не то чтобы падали, мы сваливались на земло, прятались за дерево, скрывались за акацией… — живописно отвечает Денисов.
В связи с «массой противоречий» Николай Полозов просит огласить протоколы допроса Денисова во время следствия. Судья это ходатайство удовлетворяет, но зачитывать показания будут уже на следующем заседании, 18 ноября.
Оформите регулярное пожертвование Медиазоне!
Мы работаем благодаря вашей поддержке