Я был осужден за мошенничество и разбой в 2013 году, по-моему. Давайте не будем вдаваться в подробности совершенного преступления — я своей вины не отрицаю.

О своей болезни я узнал до суда, и судья был осведомлен, что у меня неходжкинская лимфома (онкологическое заболевание, поражающее лимфатические узлы — МЗ), но приговора я больше полугода дожидался в СИЗО. Меня два раза вывозили на больницу, но потом назад возвращали — просто не хотели со мной связываться. Несмотря на то, что мой диагноз входит в Перечень заболеваний, препятствующих отбыванию наказания, суд приговорил меня к пяти с половиной годам колонии. Меня отправили на тюрьму, а оттуда — в специализированную тюремную больницу (СТБ) №3.

Такая была ситуация: все были в курсе моего диагноза. Я требовал врача — мне было необходимо интенсивное лечение, химиотерапия. Врачи приезжали, брали анализы, отправляли их в больницу и все. Медики мне объясняли, что у них просто нет лекарств и оборудования, которые нужны мне для лечения. Я их просил: «Положите меня в онкологический диспансер, где я состою на учете». Один раз меня вывезли, выяснили, что болезнь у меня прогрессировала — заболевание уже поразило шейные и подмышечные лимфоузлы. После этого возить перестали.

Чтобы снять боль, мне в основном давали анальгин и кеторол, больше ничего. Ни то, ни другое, конечно, не помогало. Из-за заболевания меня по ночам часто пробивает лихорадка, температура тела поднимается почти до 40 градусов. Врач мог идти ко мне часа три-четыре. Иногда он вообще на вызов не идет, а если идет, то аспирин дает и на этом лечение заканчивается. Я неделю не мог дождаться своего лечащего врача — начальника отделения Олега Борисова. Я каждый день записывался, чтобы он ко мне пришел. Ну, порой он приходил и, знаете, вот так голову потрогает, рукой махнет и все. Он даже особо не разговаривал.

В колонии и на больнице я сначала находился на общих условиях — в камере вместе со всеми, пока не написал заявление с просьбой изолировать меня от остальных заключенных и с тех пор ни с кем особо не контактировал. В 2014 году я дважды подавал прошение об освобождении в суд с указанием моего диагноза, сотрудники колонии в бумагах подтвердили, что я болен и что моя болезнь подпадает под постановление правительства об освобождении от наказания. Оба раза мне отказывали, причем однажды на суде присутствовал начальник отряда, так он вообще сказал, что я не заслуживаю освобождения и вообще — злостный нарушитель режима содержания. Суд отказывал мне оба раза. Так с третьей стадии у меня началась четвертая стадия лимфомы.

Иллюстрация: Аня Леонова / Медиазона

Я не знаю, почему суд мне отказывал. Если честно, есть одно предположение: потерпевшим по одному из моих эпизодов был бывший начальник отряда в тюремной больнице. Но я не хотел бы наговаривать на человека. Просто у меня может быть свое мнение.

В конце ноября 2014 года я вышел на свободу по решению Челябинского областного суда. Тогда я обратился к правозащитникам и принял решение жаловаться в ЕСПЧ. Мне помогла Оксана Труфанова (член ОНК по Челябинской области — МЗ), а затем адвокат «Зоны права» Андрей Лепехин.

Когда я вышел, то сразу обратился в онкологию, начал принимать препараты. Ну, поскольку финансовое положение у меня тяжелое, то я сразу устроился на работу. Сначала сторожем на стройку. Жил в вагончике на строй-площадке, работал. Потом устроился к фермеру, ухаживал за скотиной — пас, кормил. Сейчас я работаю дворником в городе Троицк, снимаю жилье вместе с гражданской супругой.

Если честно, чувствую я себя пока нормально, но у меня сильное воспаление сейчас идет. Подмышками и на шее шишки очень большие, заметные. Просто преднизолон, один из необходимых мне препаратов, пропал во всех аптеках города. Почему — не знаю, в аптеках объяснений не дают. Поэтому я народными рецептами лечусь. А вот как зарплату получу, заеду в Челябинск, схожу в онкологию на обследование. Ну и группу по инвалидности я себе так и не продлил. Хотел, но терапевт посылает к онкологу, онколог — к терапевту. Один к одному врачу посылает, другой — к другому. Поэтому я не стал пока.