За пиво — к прокурору

Жарким вечером 12 августа 2014 года в Калининграде к местной жительнице Ирине Теплинской, только что вернувшейся с Балтийского взморья, подошли двое полицейских. Тому была причина — в руке женщина держала банку пива. Полицейские оказались знакомыми Теплинской: раньше они уже несколько раз сталкивались на том же месте и при тех же обстоятельствах. Поздоровавшись, патрульные пригласили ее в ближайший опорный пункт полиции, чтобы составить протокол.

За составлением протокола об административном правонарушении и выпиской минимального штрафа последовала другая, не менее рутинная процедура — установление личности. Когда паспортные данные Теплинской пробили по полицейской базе, настроение ее знакомых вдруг изменилось.

«Отпустить не можем, нужно ехать в "Балтийское", извини», — вспоминает женщина слова полицейских. Из «Балтийского» отделения на улице Киевской Теплинскую, внеся пометку в журнал учета, увезли на служебном УАЗе в «Ленинградское» на улице Клинической. Сотрудники «Ленинградского» ей были уже незнакомы. В первом часу ночи Теплинскую провели через дежурную часть, сотрудник которой, по словам собеседницы «Медиазоны», не стал вносить ее данные в ведомственную документацию, и препроводили в кабинет уголовного розыска.

«Кто-то из полицейских показал мне на стул, сказал, что на нем я ночь и проведу. Причину никто не называл. Я все ночью донимала дежуривших на этаже оперативников на тему туалета хотя бы, но они отказывались. Зато один из них объяснил, что вроде как мне нужно было дождаться утра, чтобы побеседовать с кем-то из прокуратуры», — говорит она.

Наутро отделение заработало в обычном режиме. Ночные дежурные сменились, а одна из сотрудниц «Ленинградского» разрешила Теплинской сходить в уборную. Понимая, что отпускать ее по-прежнему никто не собирается, задержанная попросила знакомого социального работника вызвать адвоката Александра Косса, который уже помогал ей в прошлом.

В 2011 году 48-летнюю Теплинскую с более чем 30-летним стажем зависимости от опиатов задержали в аэропорту Калининграда «Храброво»: в одной из сумок пассажирки рейса из Киева сотрудники ФСБ обнаружили неизвестную таблетку. На следующий день экспертиза определила ее содержимое как метадон — разрешенный на Украине для использования в программах снижения наркозависимости синтетический лекарственный препарат, легализации которого в России добивалась ВИЧ-активистка Теплинская. В отношении задержанной было возбуждено дело по части 2 статьи 188 УК (контрабанда наркотических средств). Спустя две недели Косс добился его отмены как незаконного. До этого Ирина провела в колониях за преступления, связанные с употреблением наркотиков, в общей сложности 16 лет: пять сроков.

Ирина Теплинская. Фото: сайт фонда им. Андрея Рылькова

Приехавшего в «Ленинградское» Косса в течение часа не пускали внутрь, поскольку сведения о задержании Теплинской не были зафиксированы в журнале учета. Сотрудники отделения объяснили адвокату, что женщину задержали, чтобы доставить на беседу в прокуратуру Ленинградского района Калининграда, и отпустили под его поручительство. В прокуратуре Косса и Теплинскую, по их словам, встретила девушка из отдела по связям с общественностью, помощник прокурора Екатерина Семьяк.

«Сразу видно было, что она с моей биографией особенно была не знакома. Девушка пояснила, что из генеральной прокуратуры в их районную пришло указание допросить меня о моих доходах. Предлогом был мой иск в ЕСПЧ, в котором я требовала признать нарушением прав человека запрет заместительной терапии в России — там содержался такой момент, что по причине хронической наркозависимости, и, как следствие, ВИЧ и туберкулеза, я работать не могу. Ну и еще она спрашивала, была ли я на Евромайдане», — вспоминает Теплинская.

После составления объяснительной Теплинскую из прокуратуры отпустили. В документе, копия которого есть в распоряжении «Медиазоны», женщина рассказывает, что с января 2011 года сотрудничает в России с общественными организациями, в которых получает гонорары за публикации и интервью, и в общей сложности имеет годовой доход в размере 20-30 тысяч рублей.

«С июля 2012 года по март 2014 года проживала на Украине в Полтаве, где, благодаря участию в метадоновой программе, могла полноценно жить и работать. В Украине мой ежемесячный доход составлял от $300 до $500, поскольку я получала адекватное лечение от наркозависимости», — говорится в объяснительной.

«Он колется, а виноваты вы»

Теплинская подала в ЕСПЧ иск против запрета в России заместительной терапии в конце 2011 года. «Вследствие своей болезни и запрета эффективного метода ее лечения заявитель на протяжении более чем 20 лет живет от ломки к ломке, вынуждена каждый день приобретать незаконные наркотики, подвергать себя риску ареста и лишения свободы, испытывать глубокое унижение, бессилие и безысходность оттого, что она не может отказаться от наркотиков, эффективное лечение запрещено, а государство относится к наркозависимым людям нетерпимо. Из-за запрета эффективного лечения вся жизнь заявителя вращается вокруг незаконных наркотиков, вследствие чего она не может реализовать свое право на частную и семейную жизнь», — указано в жалобе.

До того, как подать иск в ЕСПЧ, Теплинская пробовала добиться назначения ей лечения с применением метадона или бупренорфина в российском Минздраве, однако чиновники указали, что эти вещества запрещены, и разрешить ей применять их в частном порядке они не могут. Жалоба была обжалована в районном и областном судах, но безуспешно. В конце мая 2014 года ЕСПЧ объединил иск Теплинской с двумя аналогичными жалобами от других российских граждан — жителя Казани Алексея Курманаевского и тольяттинца Ивана Аношкина. А уже в начале июля — за месяц до задержания Теплинской и спустя несколько дней после коммуникации жалоб троих заявителей — Аношкина вместе с работодателем вызвали на беседу в прокуратуру Тольятти.

Иван Аношкин начал внутривенно употреблять опиаты в 1994 году, когда ему исполнилось 14 лет. За годы наркозависимости он перенес туберкулез легких, заразился ВИЧ и был осужден пять раз. В 2012 году, узнав о существовании заместительной терапии, он попытался оспорить ее запрет в ООН, а годом позже — в ЕСПЧ.

К тому времени Аношкин, по его словам, перестал употреблять опиаты и начал сотрудничать с тольяттинской НКО «Проект Апрель», помогающей социально незащищенным группам населения. Официально в крохотной организации работают четыре сотрудника, остальные — в разное время, от 30 до 40 человек — помогают проекту на волонтерской основе.

«У нас в Тольятти каждый восьмой мужчина после 30 лет ВИЧ-инфицирован, а мы, по сути, единственная в городе организация, прицельно работающая со всеми социально уязвимыми группами населения: наркопотребителями, ВИЧ-инфицированными, в том числе, если это с гомосексуальным сексом сопряжено. Мы занимаемся и первичной профилактикой, лекции читаем в школах и других учебных заведениях, проводим какие-то мероприятия для привлечения внимания, какие-то брошюры делаем, и аутрич-работой занимаемся, пытаемся как-то помочь социализироваться людям, осужденным по 228 УК и вышедшим на свободу», — рассказывает «Медиазоне» директор «Проекта Апрель» Татьяна Кочеткова.

В начале июля 2014 года на мобильный Кочетковой позвонила помощница прокурора Центрального района Тольятти и пригласила прийти на беседу вместе с Аношкиным. С собой представительница надзорного ведомства попросила прихватить документы, подтверждающие, что заявитель иска в ЕСПЧ официально трудоустроен в организации. В просьбе отсрочить беседу, чтобы было время показать бумаги юристам, собеседница Кочетковой отказала.

«Меня помощница прокурора опрашивала первой и задавала очень прямые вопросы: "У вас работает Аношкин. Вы хорошая организация, но он вам доставляет хлопоты. Он наркоман, и подал жалобу в ЕСПЧ. Получается, что он колется, а виноваты вы, отвечать всей вашей организации придется". Когда я не разделила их слов, сказала, что он блестящий сотрудник, который очень хорошо ориентируется в своей сфере, предоставила договор, подтверждающий, что он у нас на зарплате, меня стали спрашивать по поводу заместительной терапии, что это такое и почему это хорошо. Я привела научные данные, попыталась как-то на понятном языке объяснить», — вспоминает директор «Проекта Апрель».

Сотрудники прокуратуры на удивление спокойно отреагировали на речь Кочетковой о заместительной терапии, но когда казалось, что разговор уже окончен, помощница прокурора обнаружила в документах на Аношкина нарушение. Хотя его официальная зарплата составляет всего 4 000 рублей, по закону даже такую незначительную сумму нужно выплачивать частями дважды в месяц, а не за один раз, как это делал «Проект Апрель». Заверив, что нарушение слишком мелкое, чтобы инициировать разбирательство, помощница прокурора выпроводила Кочеткову за дверь и вызвала Аношкина.

Татьяна Кочеткова. Фото: личная страница в Facebook

«Задавали вопросы какие-то личного характера, по поводу заместительной терапии, по поводу того, колюсь ли я сейчас, хотя я на тот момент уже не употреблял. Когда дали лист с протоколом на подпись, я попросил копию. Мне отказали, и я это нарушение в поле "замечания к протоколу" указал. Помощнику прокурора это очень не понравилось. На том и расстались», — говорит Аношкин.

На следующий день Кочеткову вновь вызвали в прокуратуру и попросили принести те же самые документы. Помощница прокурора, вспоминает директор НКО, за ночь изменила свое решение и назвала перечисление зарплаты раз в месяц «серьезным нарушением, требующим возбуждения административного производства». В тот же день Кочетковой позвонили из Минюста и сообщили о начале внеплановой проверки, назначенной на послезавтра. На той же неделе, утверждает собеседница «Медиазоны», в ее квартиру по «анонимному звонку о торговле наркотиками» пришел участковый, а в офис НКО — сотрудники ФСКН, решившие побеседовать с сотрудниками «Проекта Апрель» о том, можно ли считать раздачу шприцов на улицах пропагандой запрещенных веществ.

Спустя месяц решение трудовой инспекции по нарушению в документах Аношкина было готово: штраф в размере пять тысяч рублей. «На трудовой комиссии даже никакого заседания не было, нам просто вручили текст решения. Штраф был небольшой, но мы все равно пожаловались на неправомерность в районный суд, и его отменили. Прокуратура не успокоилась и обжаловала штраф в областном суде, там нас тоже оправдали. Вернулась я из областного суда днем, а вечером мне позвонили из пожарной инспекции, сказали, что они хотят прийти с проверкой посмотреть офис на предмет соответствия пожарным требованиям. Нас начала проверять пожарная, а параллельно, в ту же неделю, выяснилось, что и в городскую, и в областную, и в генеральную прокуратуру, и в ФСКН, и участковому, и бог знает куда еще, на нас написал заявления некий гражданин Булгаков Максим. О том, что у нас ходят наркоманы постоянно, стоят какие-то коробки в коридоре, которые нарушают противопожарную безопасность. Все эти инстанции стали проводить проверки. Что это за человек — мне до сих пор неизвестно», — перечисляет Кочеткова.

Работа «Проекта Апрель», говорит она, в эти несколько месяцев была фактически парализована. Помимо проверок по заявлениям «Булгакова» в фонд раз в два месяца стал приходить сотрудник ФСБ, закрепленный по надзору над НКО. По словам Кочетковой, вопросы его не меняются из месяца в месяц: «Зачем вы снимаете сюжеты для зарубежного телевидения?» и «Поступает ли вам зарубежное финансирование?».

При этом, объясняет директор «Проекта Апрель», у организации никогда не было не только зарубежного финансирования, но и каких-либо значимых денежных вливаний от российских организаций и государственных структур. Зарплата четверым официально оформленным сотрудникам, которая, впрочем, не превышает пяти тысяч рублей, начислялась за счет программы мэрии Тольятти по снижению вреда среди ВИЧ-инфицированных. Однако в этом году чиновники не включили «Проект Апрель» в список дотационных НКО. Через полгода у организации заканчивается договор аренды муниципального офиса. По словам Кочетковой, продлевать его никто не собирается.

Несовпадение интересов

Сейчас Кочеткова ждет решения по ее жалобе в областной суд на штраф от пожарной инспекции — за неправильную модель датчиков дыма с нее взыскали 21 тысячу рублей и потребовали переустановить противопожарное оборудование. У «Проекта Апрель», говорит она, денег на эти траты попросту нет. Между тем еще один, третий заявитель «метадонового» иска в ЕСПЧ — житель Казани Алексей Курманаевский — недавно также заявил о давлении в связи с его жалобой.

Наркологический диспансер поставил Курманаевскому диагноз «синдром зависимости от опиоидов» в 1997 году — позже, чем остальным заявителям. С тех пор он предпринял более 20 попыток лечения от зависимости. С 2008 года Алексей, на тот момент уже ВИЧ-инфицированный, стал участвовать в программах профилактики негативных последствий употребления наркотиков и сотрудничать с некоммерческими организациями. В мае прошлого года Курманаевский лег на реабилитацию в центр «Вершина Казань», один из многих частных реабилитационных стационаров, работающих в России по программе всероссийского некоммерческого фонда «Здоровая страна», который функционирует в партнерстве с ФСКН при активной поддержке государства. Пройдя курс реабилитации, Алексей решил остаться в казанской «Вершине» в качестве волонтера.

После восьми месяцев стажировки, говорит Курманаевский, его взяли на должность консультанта по химической зависимости: «Занимался непосредственной суточной работой в реабилитационном центре, посменно, работал с его резидентами; проводил мероприятия, лекции и личное консультирование в процессе прохождения реабилитации». Официально — по трудовой книжке — Курманаевский решил не устраиваться, поскольку имел длительный стаж в другом государственном фонде и не хотел его прерывать. Зарплату, по его словам, получал на основе договора оказания услуг.

18 марта, утверждает Алексей, на его телефон позвонила директор казанского филиала «Здоровой страны» Аделия Усманова. Она сообщила, что «центральное руководство хочет поговорить», и дала номер вице-президента организации Дмитрия Валюкова.

«Я перезвонил. Вопросы его касались того, как я связан с ЕСПЧ, и в чем суть моей жалобы по заместительной терапии. Я объяснил, что долгие годы в этой сфере, что отстаиваю как право на собственное лечение, так и в рамках общественной деятельности пытаюсь утвердить доказательную обоснованность этого метода, и вижу возможности реформы наркологической службы в России, что моя позиция по метадону — он ни к чему, кроме снижения вреда, не ведет», — вспоминает Курманаевский.

«Дмитрий мне сказал, что очень удивлен этой моей позицией, что фонд "Здоровая страна" выступает за полный запрет на употребление каких-либо веществ. Я в свою очередь тоже удивился такому заявлению: я воспринимаю заместительную терапию как одну из программ профилактики, как шанс привлечь наркопотребителей из закрытого состояния уличного незаконного наркопотребления через врачей и специалистов, что в конечном итоге как минимум дает возможность работать вместе с наркозависимыми и мотивировать их на прохождение реабилитации. А сейчас этот сегмент полностью отсутствует и мотивация создается только путем давления со стороны правоохранительных органов, со стороны ФСКН и семей наркозависимых, которые терпят постоянные проблемы. То есть сейчас мотивация исключительно внешняя, а она должна быть, я убежден, внутри наркосообщества. На это Валюков сказал, что мы, как «Здоровая страна», категорически против метадона, и что он сейчас едет в какую-то государственную структуру, вероятно, в ФСКН, чтобы обсудить вопрос о моем присутствии в их организации, что мое присутствие наносит удар по имиджу фонда, и что его пригласили туда обсудить этот вопрос», — рассказывает он «Медиазоне».

По словам Курманаевского, в итоге непродолжительный спор свелся к ультиматуму: либо он публично отказывается от иска в ЕСПЧ и на специальной пресс-конференции говорит, что глубоко заблуждался относительно заместительной терапии, либо его взаимодействие со «Здоровой страной», а значит и с «Вершиной», прекращается. Алексей ответил отказом.

Сам Валюков утверждает, что такого разговора не было, и отказывается давать комментарий. Однако Курманаевскому все же пришлось прекратить рабочие отношения с «Вершиной». В логах групповой переписки сотрудников центра в одном из мессенджеров (есть в распоряжении «Медиазоны») вечером 18 марта одна из штатных сотрудниц «Вершины» пишет: «Считаете ли вы метадоновую программу эффективной, и хотели бы вы, чтобы данная программа была в России? Прошу ответить ВСЕХ сотрудников!». Пятеро участников чата отвечают «нет», шестой отвечает «да», однако через десять минут меняет ответ на отрицательный и пишет, что это была шутка. Таким образом, единственным, давшим положительный ответ, остается сам Курманаевский, который спустя несколько минут добавляет: «Я вообще хочу, чтобы наркозависимые имели как можно больше шансов выжить, остаться на свободе и перестать финансировать наркобизнес. Друзья, я вас понимаю».

Реабилитационный центр «Вершина Казань». Фото: reabilitaciya-kazan.ru

Участие в чате для него заканчивается после следующего сообщения от одного из пользователей: «К моему огромному сожалению, Алексей больше не работает у нас в центре! Ценю тебя и уважаю! Но ничего не могу сделать! Спасибо тебе за работу и твой вклад».

Сам Курманаевский утверждает, что его написала директор казанского филиала «Здоровой страны» Усманова.

Исковые последствия

Пока Курманаевский вместе с супругой Марией — после того, как Алексей не смог продлить договор оказания услуг, она уволилась из «Вершины» по собственному желанию, хотя и была оформлена там по трудовой книжке — работает в благотворительном фонде Тимура Исламова. «Мое нынешнее руководство имеет свое мнение по поводу, в том числе, заместительной терапии. Тут не считают правильным в мои личные взгляды на какие-то вещи вмешиваться. Самое обидное в этом всем было то, что за время работы в «Вершине» я видел постоянные призывы к тому, что главное — это команда и люди, а по факту оказалось, что главным является имидж и возможность получать государственную поддержку», — говорит он. Вскоре после увольнения упоминания о консультанте по химической зависимости Курманаевском были удалены с сайта «Вершины», хотя и остались в кэше.

Для других заявителей «метадоновых» исков в ЕСПЧ все закончилось не так благополучно. Теплинской стоило больших трудов наладить и без того не лучшие отношения с матерью и бабушкой, которые окончательно испортились после того, как сотрудники прокуроры начали регулярно звонить им. «И до, и после задержания меня регулярно вызывали на беседы к прокурору. Я сама не приходила, потому что не считала это нужным. Звонили долгое время домой бабушке и маме. Тем самым сильно подпортили мне личную жизнь — мы и так были не в ладах, а тут они подумали, что меня за какие-то преступления страшные разыскивают», — говорит она.

Для директора «Проекта Апрель» Кочетковой противостояние с государственными структурами, которое, по ее мнению, было спровоцировано иском Аношкина в Страсбург, вылилось в перспективу закрытия организации. «Я не знаю, что мы будем делать, если нам не продлят договор на аренду муниципального офиса, а мне всячески намекают на то, что не продлят. Закончится он через полгода. Сейчас живем одним днем. Снимать его за свой счет мы не сможем. Наверное, попробуем как-то в бесплатных местах собираться, реже, без своего помещения. Внутренне мы готовы перейти на совсем автономную работу. Фактически, город от нас отказался, хотя кроме нас в Тольятти никого и нет», — констатирует правозащитница.

Юридически, объясняет «Медиазоне» адвокат Михаил Голиченко, помогавший всем заявителям при составлении исков, в случае удовлетворения жалоб Европейским судом Россия должна будет выплатить Теплинской, Аношкину и Курманаевскому компенсацию в качестве меры частного порядка, и предпринять меры к предотвращению аналогичных нарушений в будущем.

«Фактически же это будет значить, что Россия как минимум должна будет перестать препятствовать заявителям в получении опиоидной заместительной терапии, а значит отменить правовой запрет на нее, изменив федеральный закон «О наркотических средствах и психотропных веществам». Как максимум — Россия должна будет предоставить заявителям доступ к опиоидной заместительной терапии, а значит не только отменить запрет, но и начать предоставлять терапию всем нуждающимся», — считает юрист.

Как рассказывает Голиченко, к настоящему времени в ЕСПЧ должны были обратиться с «метадоновыми» исками шестеро заявителей из России. Однако двое из них — петербуржец Константин Пролетарский и жительница Калининграда Вероника Синцова — скончались еще до исчерпания внутренних средств правовой защиты, а один — Дмитрий Полушкин из Лесосибирска — не смог подать жалобу, поскольку суд приговорил его к пяти годам лишения свободы по статье о распространении наркотиков. В дальнейшем апелляционная инстанция оправдала его и отменила приговор как незаконный. Сейчас Полушкин при поддержке «Фонда содействия защите здоровья и социальной справедливости имени Андрея Рылькова» готовится подать свою жалобу на запрет заместительной терапии на международном уровне.