Синдром выгорания
Егор Сковорода
Статья
24 апреля 2015, 2:30

Синдром выгорания

Последствия пожаров в Хакасии. Фото: Данила Шостак / РИА Новости

12 апреля пожары в Хакасии за один день уничтожили больше тысячи домов. Хозяева одного из них — Лариса Скрипаль из поселка Копьёво и ее сын Антон — рассказали «Медиазоне», почему пожарные не смогли остановить огонь, как организована раздача гуманитарной помощи в зоне бедствия, и сколько справок нужно собрать погорельцам, чтобы получить компенсацию от государства.

Антон

В общем, пожар был 12 апреля, на Пасочку. Был сильный ветер, ураган, 25 метров в секунду. Начали загораться дома. У нас поселок называется Копьёво, это Орджоникидзевский район. Когда пошел вал огненный, у нас загорелась неподалеку деревня Кагаево, она сгорела полностью. Пока она горела, у нас даже оповещения не было. Люди выходили, своими силами что-то тушили. Когда начали гореть дома, когда уже начали люди бегать, поехали пожарки тушить. Пожарок тут, между прочим, на весь район три штуки.  Не проводилось никогда опахивание вокруг поселка. В общем, со  всеми этими факторами — загорелись.

Лариса Александровна

У нас загорелась с утра одна улица, она называется Молодежная, там огороды, трава сухая. Жители все вышли, улицу отстояли, но до этого рядом загорелась деревня Кагаево, а до этого — поселок Июс, и наши пожарные машины ушли те деревни тушить. Был ураганный ветер, у нас отключился свет, насосы, и поэтому не было воды.

Наша улица — она самая крайняя и немного в стороне. И когда потушили эту Молодежную, огонь остановили, как люди рассказывали потом, они повернули головы — а в нашу сторону шел верховой огонь, очень высокий, с завихрениями. Между нами и той деревней небольшой лог, и ветер оттуда с усилением дует, вот как в трубу. У нас поселок в кольце гор, поэтому так получается.

Я домой приехала — тут праздник, Пасха была — минут 20 дома побыла, покушала, смотрю в окно — ветер несет такой дым, что не видно улицы. Я как была в домашней одежде, на босу ногу ботинки надела, побежала — а у нас уже огороды горят.

Последствия пожаров в Хакасии. Фото: Александр Колбасов / ТАСС

На нашей улице получилось, что одни женщины остались — у кого мужья уехали, у кого нет, у кого умерли. Ну, некому больше. Мы выскочили с соседкой, стали заборы как-то ломать, что-то тушить ведрами. Вроде как огонь стал затухать, а вдруг мы смотрим: дома загораются, уже дома. Я оборачиваюсь: у меня горят надворные постройки там, где стайки (стайкой в Сибири и Хакасии называют хлев, помещение для скота — МЗ) у нас, навесы. У нас дом большой был. И ветер такой силы, что все это разносилось в считаные минуты.

Я побежала. У меня собака была, я даже собаку не смогла выпустить, она у меня там сгорела.

Потом я как-то сообразила, побежала, ворота открыла настежь, и едет как раз пожарная машина, моргают огни. Я выскочила, руками машу, заехали парни быстренько, шланги вытащили, воду стали качать, подавать, заливать этот огонь. А понимаете — не было вообще никакого эффекта. Вот они льют воду, а ветер такой силы, что просто как будто ничего вообще нет. Они свою бочку воды вылили, и толку нет, она тут  же испарилась. 

Они уехали. А дом у меня еще целый был. Я думаю, что же я тут стою, надо же документы забирать. Зашла домой. Еще не было дыма там. Конечно, такое состояние, что все валилось из рук, документы свои-то я взяла, а у сына забыла и военный, и ИНН. У дочери паспорт сгорел. Вещи ходила-собирала, котов хотела выгнать на улицу — но коты сгорели, спрятались.

Потом выглянула в окно, у меня уже заборы горят, крыша стреляет. Я выпрыгнула в окно — там такой ветер был ураганный, горячий-горячий, что у меня руку опалило вот просто ветром. Я наклонилась документы подобрать, папку — у меня ее из рук вырвало и по ветру разнесло. Но дом еще не горел — крыша грелась, и щелкал шифер в разные стороны.

И вот когда я выбралась, вышла на улицу, там по бокам два дома уже факелами горели. Полностью, домов не было уже. У нас еще дом как бы стоял, потому что кирпичом он обложен, железом обит, такой вот красивый дом. Был. Он как-то долго сопротивлялся, а вокруг дома горели, и я шла посреди улицы — она довольно широкая — одна шла уже, считай, никого вокруг не было. Я с этим узелочком… Жар невыносимый просто был. Прошла я. Там недалеко переулок, я спускаюсь, и горит дом так, что не пройти — жар такой, что лицо горит, руки, губы все спеклись, но это ерунда. Как-то я проскочила.

Потом уже позвонила знакомой, отвезли к родственникам. Там в окно смотрим с третьего этажа — как на ладони наша улица, вся горит, полыхает. Одна пожарная машина, понимаете, и тушить-то не было воды вообще в кранах. Потом с соседнего города Ужура уже к ночи приехали военные на пожарных машинах, а где-то к трем часам уже стал и ветер стихать, и огонь стал опадать. Он выкосил столько домов, страшно. Потом из Кемерово приехали к утру ребята пожарные.  

Когда тушили мой дом, там такой ветер был, что под каску попало парню-пожарному и роговицу глаз обожгло. Они делали, наши, что могли — ребята все обожженные, сутки на этих двух камазиках, или как эти машинки у них называются.

Антон

Выгорела у нас в поселке одна улица полностью, 132 дома выгорело. Вся южная сторона поселка — ее больше нет. Один человек погиб, несколько в тяжелом состоянии, их в Москву увезли. В общем, такие дела. 

Последствия пожаров в Хакасии. Фото: Данила Шостак / РИА Новости 

Естественно, описывать это безумие смысла нет — понятно, что там люди перетерпели. Когда все это произошло, этот огненный ад кончился — начался бюрократический ад. На десятый день приехала судмерэкспертиза с Абакана. У людей гипертония, все вытекающие внутренние проблемы от дыма, легкие — и всех этих людей отправляли домой: у вас нет ожогов, идите отдыхайте, с вами все в порядке.

Что больше всего возмутило — вот по поводу компенсации. Как обещали, каждый зарегистрированный погорелец должен получить по 110 тысяч рублей (10 тысяч рублей компенсации для всех пострадавших и 100 тысяч за полную утрату имущества — МЗ). Приезжали юристы, мы консультировались с ними, нам сказали: все, что вам положено, все будет без проволочек. 110 тысяч плюс постройка дома, вот так все радужно.

А когда дело дошло до выплат, до заявлений, когда все эти бумажные процедуры пошли, выяснилось, что на родителей, на мать и отца, выдают, а мне и сестре нужно доказывать фактическое проживание. И нужно доказать, что сгорело в доме мое имущество. Вот какая-то такая белиберда. Мы консультировались, и нам сказали, что если в паспорте написано, что вы тут зарегистрированы — это и является фактическим местом вашего проживания. Тут как бы точка на этом должна стоять. Но у них по-другому получается.

И не нам одним пришла эта выписка, отказ — хотя все юристы, когда видят этот документ, с вашего позволения, говорят, что это филькина грамота, грубо говоря, и законной силы не имеет. Такое пришло практически всем, у кого есть дети старше школьного возраста. Всем-всем приходится доказывать это фактическое место проживания. Например, дети могут быть студентами, или вот я уезжаю иногда в город на работу — но при этом все мои вещи, все мои документы остаются дома. А таких, кто уезжает в город работать, конечно, немало, потому что тут с работой, естественно, не все в порядке.

Лариса Александровна

На следующий день нас собрали. Мы уже в восемь утра писали какие-то заявления. Знаете, плохо было, шок — представляете, люди сходятся, гарью от всех пахнет. Но все как-то вроде мы написали, стали в себя приходить, и пока как бы успокоились. Потом собирали, конечно, кучу всяких документов, справок на больничный — у меня кашель, гипертонический криз. Но это ладно, здоровье вроде восстановилось, в себя пришли, и тут началось.

К юристу я пошла, он спрашивает: у вас регистрация у всех есть здесь? Я говорю: да, у всех четверых. Детям у меня 27 лет и 24 года. Антон, когда у него работы не было, он жил тут дома. Потом пришлось ему ехать работать, потому что здесь работы нет у нас. Как везде в глубинке, какая работа? Дочь тоже в Красноярске на съемной квартире, но все имущество ее дома было. Юрист сначала сказал, что дети имеют право на 10 тысяч, и еще на 100 тысяч. Сейчас такой вопрос встал, что, мол, раз фактически они не проживают, то в ста тысячах им отказывают. Хотя у детей сгорели и документы, и вещи сгорели, компьютер сгорел, такое вот.

Последствия пожаров в Хакасии. Фото: Данила Шостак / РИА Новости

А еще нам сказали насчет выплат на детей, что надо с иском в суд обратиться. Пошла я сегодня к юристу — мне предложили целый перечень справок собирать: из МЧС, из полиции, и еще что-то подтверждающее на детей. У соседки так же — сын студент-заочник, приезжает-уезжает каждую неделю, а ей даже в десяти тысячах отказали почему-то. И так сплошь и рядом, люди идут потоком с этими исковыми заявлениями.

Антон

Лично нам повезло: у нас тут родственники живут, и мы к ним переехали. Остальные, в основном, так же по родственникам — за исключением поселка того, который выгорел полностью, вот их переселили. А так — кто по родственникам, кто снимает квартиры.

12 апреля пожары в Хакасии уничтожили 1 285 строений, по данным Следственного комитета, в огне погибли 23 человека. 19 апреля президент Владимир Путин говорил о компенсациях пострадавшим от стихии во время традиционной «прямой линии».

«Я сразу хочу сказать, что предусмотрено законом и что, безусловно, будет сделано. Первое, это 10 тысяч рублей должны быть выплачены всем пострадавшим. Второе, миллион рублей должен быть выплачен семьям погибших. Третье, 100 тысяч рублей должно быть выплачено тем, кто полностью утратил свое имущество. Четвертое. 50 тысяч рублей тем, кто утратил имущество частично, но в Хакасии, да и в Забайкальском крае речь идет, как правило, о полной потере имущества. Потому что там сгорело все», — сказал Путин. 

21 апреля президент посетил Абакан и встретился с пострадавшими от пожаров лично. Присутствовавший на встрече глава Хакасии Виктор Зимин заверил, что 1 722 погорельца уже получили выплаты, и «дня за три мы выдадим 90% – всем, кто у нас уже гарантированно имеет на это право». По информации местного новостного агентства «Хакасия Информ», среди упомянутых Зиминым получателей помощи 18 человек получили по 50 тысяч рублей, 205 – по 100 тысяч.

Гуманитарная помощь… В первый день весь поселок, все начали друг другу помогать, а потом это превратилось в ад — приезжает машина, людей доводят чуть ли не до драки, отсеивают, кто погорелец, кто не погорелец, на погорельцев пальцем тычут: им и так много всего, дайте-ка и нам. Такой бардак!

Насчет восстановления дома это, естественно, пока только слова, пока никто, конечно, не приступал к работам. Сейчас развалины разгребает один экскаватор, уже десять дней, бедненький, и пара камазов.

Вот приезжал Владимир Владимирович вчера (разговор записан в четверг, 23 апреля — МЗ), говорил, чтобы без всякой волокиты людям все вовремя в срок раздали. 

Пока делается все в точности до наоборот. Пока только бумаги, бумаги, бумаги. Людей заставляют стоять в очередях, унижаться перед всеми, собирать справки, кучи всяких справок от всех инстанций. Уже до суда дело дошло. Не прошло десяти дней, уже надо в суд обращаться по поводу компенсаций, вот до чего доходит. Всем так и говорят — идите подавайте в суд. Безумие какое-то.

Лариса Александровна

Ничего нет, ничего нет — все было, и ничего нет. Остались ни с чем, и еще с гуманитаркой, знаете, унизительно просто. Везут, вы понимаете, много хороших вещей, но очень много и дранья, и грязного, всякого. Мы, люди, тоже достоинство какое-то имеем. Вот сегодня машина пришла из Красноярска, встали женщины из деревень, из того же Кагаево — им выдают, они хватают, вы знаете, больно смотреть. Я постояла и ушла, у меня слезы катились. Ладно, я еще у родственников живу, ничего мне не надо. Но очень жалко людей.

Знаете, еще вот что: ветер был страшный, и такой жар был, что раньше я не представляла, что такое может быть. Я сегодня видела дым на полях — у меня слезы потекли. Шум ветра вызывает истерику, понимаете?  У нас это случилось днем, и мы все молим Бога, что это случилось днем. Если бы было это ночью, мы бы все сгорели.