«Только тот, кто друг попов, елку праздновать готов». Как большевики боролись с Рождеством
Анна Козкина|Дмитрий Швец
«Только тот, кто друг попов, елку праздновать готов». Как большевики боролись с Рождеством

Московский завод елочных украшений. Фото: Кунов Валентин / Фотохроника ТАСС

Антирелигиозная кампания, развернувшаяся после образования СССР, вылилась в гонения на тех, кто открыто отмечал церковные праздники. С конца 1920-х годов под фактический запрет попали Рождество и Новый год, однако через несколько лет елку вернули, превратив ее из рождественской в новогоднюю и добавив советских атрибутов.

«Красные елки»

Большевики после прихода к власти начали борьбу с религией, но в отношении церковных праздников роль пропаганды первое время была невелика. Велись кампании по вскрытию святых мощей и изъятию церковного имущества, а идея отмены или запрета Рождества активно не обсуждалась, хотя шли показательные суды над священнослужителями.

Первое неудобство в праздновании Рождества было связано с переходом на Григорианский календарь в 1918 году, церковь его не признала и Рождество приходилось на 7 января, в стране это был обычный рабочий день.

После победы в гражданской войне новые власти обратили внимание на церковные праздники, уже осенью 1921 года прошли антирелигиозные мероприятия, организованные Российским коммунистическим союзом молодежи (РКСМ). В январе 1922 года прошли первые​ «красные елки»: комсомольцам порекомендовали обходить дома с красной звездой, показывая, что в Рождестве нет никакой святости, а лозунгом акции стал «Смотр низложенных богов».

Новый виток пропагандистской кампании дал Владимир Ленин в своей статье «О значении воинствующего материализма», опубликованной в третьем номере журнала «Под знаменем марксизма» в марте 1922 года. Лидер большевиков писал, что «многомиллионным народным массам, осужденным всем современным обществом на темноту, невежество и предрассудки», нужно «дать самый разнообразный материал по атеистической пропаганде, знакомить их с фактами из самых различных областей жизни, подойти к ним и так и эдак для того, чтобы их заинтересовать, пробудить их от религиозного сна, встряхнуть их с самых различных сторон».

В октябре того же года «Правда» сообщила, что антирелигиозные демонстрации прошли в Минске и Кременчуге, а уже через месяц газета опубликовала статью первого наркома финансов РСФСР, члена Комиссии по отделению церкви от государства (Антицерковной) Ивана Скворцова-Степанова «Комсомольское рождество, или почему бы нам не справлять религиозные праздники».

«Комсомол рискнул применить такие методы антирелигиозной агитации, какие мы, старики, пожалуй, задушили бы в самом зародыше, если бы комсомольцы неосторожно адресовались к нам за советом», — писал он с предложением, чтобы комсомольцы в ночь на Пасху «организовали бы веселый карнавал и с музыкой, песнями пошли бы мимо храмов в то время, когда там начинаются крестные ходы».

Скворцов-Степанов предложил сценарий карнавала: по главным улицам городов нужно было провести идолов древних богов Мардука, Осириса, Будды — это должно было показать, что по их образам создан образ Иисуса Христа. Вместе с ними должны были пройти ряженые жрецы, а также активисты с плакатами об истории религии, а закончиться карнавал должен был лекцией в клубе.

«Трибуна должна изображать языческое святилище (алтарь) с надлежащим количеством идолов, жрецов, жриц и т.д. Лектор непременно должен выступать в облачении жреца», — настаивал Скворцов-Степанов.

В декабре 1922 года начинает выходить газета «Безбожник», а Антицерковная комиссия предлагает провести «комсомольское Рождество» в Москве и Петрограде. Такой масштаб замысла объяснили нехваткой денег, но мероприятия все-таки прошли и в других городах, иногда позже 7 января. В Самаре поставили пьесы «Рождество попа Сергея» и «Ночь под Рождество», в Тамбове ​прочитали доклад на тему «Как родятся боги». Газета «Комсомолец» так ​описала прошедший в январе 1923 года в Курске карнавал:​

«Тут целая небесная коллекция: разные боги всех времен и всех народов. Есть и бог "Капитал". Рядом поп, царь и буржуй, а поодаль рабочий с молотом, крестьянин с сохой и красноармеец с винтовкой. Дальше лодка с комсомольцами, ряженые, волхвы и так далее. Подходим к монастырю с пением антирелигиозных песен. Много посторонней публики с удивлением смотрит на это шествие, а потом вылезли из монастыря и, не разобравшись в чем дело, начали креститься (подумали, что идет "живая церковь"). Шуму много, особенно удачной оказалась повозка, где сидели поп, царь и буржуй. Всю дорогу поп благословлял народ. Идем обратно. Наш поп стал на повозку служить молебен, а потом вышел на середину круга и начал всех крестить и благословлять. Подходим к монастырю. Образовали круг. Началось сжигание всех богов, а молодежь вокруг этого костра устроила пляски и танцы, прыгала через огонь и так далее. Мероприятие продолжалось в клубе, который украшал лозунг: "До 1922 года Мария рожала Иисуса, а в 1923 году — комсомоленка"».

В Самаре отчитались о том, что 14 января, несмотря на восемнадцатиградусный мороз, собрались около шести тысяч человек, на Воскресенской площади показали инсценировку «Рождение Будды», перед и после которой собравшимся дали «необходимые пояснения».

Далее колонна дошла до Соборной площади, где состоялись митинг и пляски. Когда начало темнеть, зажгли факелы и пошли к площади Революции, где фигуры церкви, попа, ксендза, муллы поставили на «жертвенник» и после разъяснений сожгли под звуки оркестра. Затем все разошлись по клубам, где ставили пьесы, мероприятие длилось до четырех утра.

За образец в большинстве случаев взяли сценарий, предложенный Скворцовым-Степановым: карнавальное шествие с ряжеными и лозунгами, сожжение идолов, постановка пьес.

На местах отчитывались об успехах мероприятия: секретарь Тамбовского губкома РКСМ Ильев писал начальству: «попы на другой день, боясь, что безбожный комсомол такими манерами отвлечет совсем молодежь и детей от церкви, вздумали оделять детей конфетами».

«Со стороны обывателей был прямо целый поток ругательств в адрес комсомола (хулиганы, мальчишки), но не то, конечно, было со стороны сознательных рабочих, не говоря уже про молодежь. Но та, безусловно, сочувствовала нам. Возгласы "Молодежь, молодежь…" рабочими произносились не иначе как со значением "Вот молодцы и подложили же свинью!". Плохо, что в течение святок не были подведены итоги, но, несмотря на это, достижения были громадны. И даже на Крещение около реки была масса народу, которые пришли главным образом с целью посмотреть, а что выкинет комсомол на этот раз. Одним словом, мы победили. Это доказывает факт отношения попов к комсомолу в Козлове и Борисоглебске, где попы тоже отложили богослужение из-за демонстрации», — утверждал он.

Партийное руководство, тем не менее, решило, что такие методы антирелигиозной пропаганды к Рождеству слишком агрессивны, и предложило ограничиться в «комсомольских святках» чтением лекций о материализме и природе религии. А руководство комсомола запретило к Пасхе устройство «каких бы то ни было уличных демонстраций и карнавалов».

«Нарочито грубые приемы, часто практикующиеся в центре и на местах, издевательство над предметами веры и культа взамен серьезного анализа не ускоряют, а затрудняют освобождение трудящихся масс от религиозных предрассудков», — постановил ЦК большевистской партии.

Лекции не вызывали у населения понимания, по мнению историка Александра Баланцева, от открытого противодействия комсомольцам население «удержали ошеломление кощунственным поведением, смущение от собственного богоотступнического любопытства, память о недавних репрессиях и слухи о возможных погромах».

Без елок, игрушек и выходного

Праздновать Рождество большевики не запретили, хотя в отчетах говорится об опасениях погромов к празднику. Несколько лет «комсомольские святки» проходили в таком формате и не привели к особому успеху: «Проведение комсомольского Рождества ярко выявило все неблагополучие наших дел на антирелигиозном фронте. Мы очень бедны по части методов и форм борьбы с церковью. Та халтура, которая явилась полновластной хозяйкой на клубных подмостках очень ненадежное оружие против такого сильного врага, как религия», — писала «Комсомольская правда» в 1928 году.

Такое положение дел сохранялось еще несколько лет после смерти Ленина в 1924 году. Сталин в 1927 году на XV съезде ВКП(б) указал в своем докладе: «У нас имеется еще такой минус, как ослабление антирелигиозной борьбы». И эта борьба усилилась. Антирелигиозная комиссия в 1929 году постановила начать решительное наступление на «церковников и сектантов», Союз безбожников переименовывается в Союз воинствующих безбожников. Рождество 1929 года объявили Днем индустриализации.

Наконец, в том же году запрещают елку: сохранился декрет​​ Ленсовета «О воспрещении прорубки и продажи зеленых насаждений в связи с религиозными обрядностями и обычаями». В городе запретили продажу елок и березок, за нарушение запрета назначили штраф в размере 100 рублей, который можно заменить месяцем принудительных работ. Похожие запреты уже в 1927 и 1928 годах ввели в Москве и Киеве.

Кроме того, в 1929 году начинается кратковременный эксперимент по введению пятидневной недели вместо семидневной, формальным поводом стала попытка избежать простоя оборудования на выходных. Всех граждан разделили на пять категорий, каждой из которых полагался один выходной на неделе. Праздничными остались только дни трудящихся в мае и Октябрьской революции в ноябре, а 1 января становится рабочим днем.

Параллельно идет активная кампания в газетах​ против празднования елок детьми.​ Поэт Александр Введенский, вынужденный писать произведения для детей, поскольку его «взрослые» перестали публиковать, сочиняет стихотворение для «Чижа»:

Не позволим мы рубить молодую елку,

Не дадим леса губить, вырубать без толку.

Только тот, кто друг попов, елку праздновать готов.

Мы с тобой — враги попам. Рождества не надо нам.

Сохранилась фотография детей, стоящих на улице с транспарантом «Родители, не сбивайте нас с толку, не делайте Рождества и елку», другие лозунги тех времен — «Трудящиеся не нуждаются в христианском рождестве», «В Рождество не дадим ни одного прогула!», «Пахнущих ладаном елок не надо нам!». Кроме того, празднование отождествлялось с пьянством. «Безбожник» писал: «Религиозность ребенка начинается именно с елки, которая, заполняя собой все его существо, заражает религиозным настроением, верой в таинственные силы. Ребенок отравляется религиозным ядом и получает неверное представление об окружающем мире, что в дальнейшем затрудняет его учебу и работу». В другой публикации говорилось: «Рождественская елка — это фетиш. Выбросив иконы за окно, мы прячем бога за елку. С этим позорным явлением необходимо кончать. Конечно, нет и не должно быть места ни елке, ни рождественским подаркам».

Советская пресса поддерживала кампанию против празднования Рождества. «Бесповоротная и полная ликвидация празднования "рождества", начатая в этом году, превращение его в рабочий день — одно из новых крупных завоеваний на пути перестройки рабочего быта на новых культурных и социалистических началах», — писала ленинградская «Красная газета». «1930 лет гуляет по белу свету несуразная, нескладная рождественская сказка, состряпанная в угоду паразитам услужливыми лапами мракобесов на горе, на унижение угнетенных и обездоленных тружеников, на злое издевательство и надругательство над ними… Надеть ярмо рабочему на шею, ударить революцию крестом по голове — вот подлый классовый смысл рождественской легенды», — вторили «Известия».

С 1930 года возобновляется проведение карнавалов в рамках «комсомольского Рождества», параллельно массово закрывают храмы. Хотя елку, как непременный атрибут Рождества, запретили, строгость запрета варьировалась в зависимости от места.

«На Рождество у нас ставили большую, высокую пушистую елку. Дядя Костя Булгаков ездил за ней в деревню, привозил ее упакованную в одеяла на розвальнях, проносил ее в кухню по черной лестнице, стараясь быть незамеченным. В столовой завешивались окна, чтобы елку не было видно… Комнату освобождали от мебели и в центре ее устанавливали елку, которая, как правило, упиралась верхушкой в наш высокий лепной потолок. Потом ее украшали игрушками, сделанными членами семьи», — вспоминает Ирина Карум, племянница писателя Михаила Булгакова, которая жила в то время в Киеве.

А вот в Москве елки продавали почти открыто. Журналист Михаил Вострышев в своей книге «Москва сталинская. Большая иллюстрированная летопись» ​приводит​ такую заметку от 3 января 1930 года в «Вечерней Москве»:

«Несмотря на опубликованное постановление о запрещении порубки и продаже елок, торг "рождественскими елочками" производится. Правда, торговля совершается не в столь откровенной форме, как это было, например, в прошлом году, но при желании потребителю не стоит особого труда приобрести елочку на московских рынках. На Смоленском рынке на просьбу покупателя дать елочку покрупнее, попышнее, продавец лаконично отвечает: "Ноне в продаже мелкая. С крупной заберут!" Покупатель маскирует свою сделку с продавцом — приобретенный товар упаковывается в мешок или обертывается бумагой. Торг в разгаре, особенно накануне Рождества и Старого Нового года».

В то же время историк Юрий Федосюк, который был ребенком в те годы, вспоминал в мемуарах, что москвичи тайком рубили маленькие елки в Подмосковье и привозили их в квартиры.

Множество воспоминаний о Рождестве из дневников тех лет опубликованы проектом «Прожито». «В Музее я заметил, что многие боялись поздравлять с праздником, молчали, когда я их приветствовал», — писал москвич, специалист по нумизматике Алексей Орешников в 1930 году.

«Торговля вся почти насильственно сосредоточена в советской кооперации, устроили так, что к праздникам лавки были пусты, нельзя было достать ни пряников, ни сладостей, ни закусок, ни вина», — описывал события того же года москвич Иван Шитц.

В целом воспоминания современников свидетельствуют, что окончательного запрета праздника в каком бы то ни было виде большевикам добиться не удалось. Кроме того, еще в самом начале периода агрессивной антирождественской кампании звучали идеи по трансформации праздника.

«Почему елкой предоставлять радость детям обязательно на рождество, когда она носит характер религиозных обрядов? А почему елок не устраивать в дни Октябрьской революции, Парижской коммуны или падения самодержавия?» — писала в 1929 году газета «Ленинский путь».

«Почему лишают прекрасного удовольствия ребятишек»

28 декабря 1935 года, спустя шесть лет, после того как Новый год стал рабочим днем, в газете «Правда» выходит обращение первого секретаря Киевского обкома ВКП(б) и кандидата в члены Политбюро Павла Постышева с заголовком «Давайте организуем к новому году детям хорошую елку!». Постышев апеллирует к тому, что в дореволюционные годы «дети рабочих с завистью через окно посматривали» на украшенные елки «детей богатеев», то есть буржуазии.

«Почему у нас школы, детские дома, ясли, детские клубы, дворцы пионеров лишают этого прекрасного удовольствия ребятишек трудящихся Советской страны? Какие-то, не иначе как "левые", загибщики ославили это детское развлечение, как буржуазную затею, — говорилось в обращении. — <...> Я уверен, что комсомольцы примут в этом деле самое активное участие и искоренят нелепое мнение, что детская елка является буржуазным предрассудком». При этом антирождественская кампания часто использовала именно тот аргумент, что елки для детей — это «варварский обычай, занесенный немецкой буржуазией».

Так, за три дня до Нового года Постышев велит устроить коллективные елки для детей в школах, детдомах, дворцах пионеров, детских театрах и клубах. «Не должно быть ни одного колхоза, где бы правление вместе с комсомольцами не устроило бы накануне нового года елку для своих ребятишек», — в директивном тоне обращается автор к читателям. Ответственность за проведение детских елок Постышев возлагает на горсоветы, председателей районных исполкомов, сельсоветов и органы народного образования.

В воспоминаниях Никиты Хрущева без указания точной даты рассказывается о разговоре Постышева и Сталина, в котором зашла речь о елке. «Постышев поднял тогда вопрос: "Товарищ Сталин, вот была бы хорошая традиция и народу понравилась, а детям особенно принесла бы радость — рождественская елка. Мы это сейчас осуждаем. А не вернуть ли детям елку?". Сталин поддержал его: "Возьмите на себя инициативу, выступите в печати с предложением вернуть детям елку, а мы поддержим"», — говорилось в мемуарах.

В 1932-м Постышев постановлением ЦК ВКП(б) был направлен в Украинскую ССР «на помощь» действующему руководству, чью работу ЦК и СНК называли «крайне слабой». Он должен был «принять все необходимые меры организационного и административного порядка для выполнения плана хлебозаготовок», а в 1933 году его назначили первым секретарем Харьковского обкома ВКП(б). Украинский историк Юрий Шаповал отмечал, что тогда же Постышев стал вторым секретарем ЦК КП(б) Украины, получив «большие полномочия от Сталина». С генсеком он мог советоваться, «обходя тогдашнего первого секретаря ЦК КП(б) Украины Станислава Косиора», пишет историк.

В 1937 году Постышева отозвали из Украины и назначили секретарем Куйбышевского обкома ВКП(б). В ночь на 22 февраля следующего года его арестовали в московской квартире, а через несколько дней он лишился должности. 9 апреля 1938 года в письме на имя главы НКВД Николая Ежова Постышев согласился дать «откровенные показания о контрреволюционной деятельности против партии и Советской власти, которую я проводил в течение нескольких лет». По версии следствия, Постышев «был членом центра правотроцкистской организации на Украине», участвовал во «вражеской работе» вместе с Косиором, экс-председателем СНК УССР Власом Чубарем, первым секретарем ЦК ВЛКСМ Александром Косаревым и другими партийными деятелями, а также руководил диверсионно-вредительской работой в Украинской ССР. 26 февраля 1939 года Постышева расстреляли в Бутырской тюрьме, а в 1956 году его полностью реабилитировали.

По мнению российского историка Олега Хлевнюка, образ Постышева после прихода к власти Хрущева был несколько мифологизирован. «Это делалось для того, чтобы показать, что в сталинский период не все были плохими вождями, — говорил Хлевнюк в интервью "Ленте.ру". — Везде он проявил себя достаточно жестким политиком, однако он пострадал, его расстреляли. Поэтому при Хрущеве слепили легенду о том, что он якобы вступил в конфликт со Сталиным, противостоял репрессиям и так далее». В 2009 году Служба безопасности Украины назвала Постышева, Косиора и Чубаря организаторами Голодомора. Историк Шаповал подчеркивал, что сохранились документы, которые также свидетельствуют о причастности Постышева к репрессиям в 1930-х годах в отношении украинских «контрреволюционеров националистов».

На следующий день в «Правде» опубликовали постановление секретаря ЦК ВЛКСМ Александра Косарева о проведении в школах, детских клубах и детдомах 1 января елок для детей силами комсомольцев и пионеров. 1 января 1936 года «Правда» выходит с поздравлением на первой полосе: «С новым годом, товарищи! С новыми победами под знаменем Ленина-Сталина!». Под надписью был размещен портрет Сталина.

Филолог, профессор кафедры истории русской литературы Санкт-Петербургского государственного университета Елена Душечкина в своей монографии «Русская елка: история, мифология, литература» пишет, что по логике советских идеологов реабилитация праздника могло способствовать укреплению власти действующего режима за счет возвращения гражданам «привычных радостей жизни» из дореволюционной культуры.

«Разрешена и даже рекомендована елка, и везде, повсюду — елочный энтузиазм, елочная вакханалия. В срочном, срочнейшем порядке мастерятся украшения, в "Детском мире" за ними густые очереди, в магазинных витринах сверкают отлично убранные ёлки, повсюду весёлые разговоры на соответствующие темы — прекрасно!» — писал 31 декабря 1935 года недавно вернувшийся из харбинской эмиграции в СССР правовед и идеолог национал-большевизма Николай Устрялов.

Елка в срочном порядке

Обращение Постышева за три дня до Нового года, скорее, напоминающее распоряжение, провоцирует спешную подготовку к детским елкам. В том же номере «Правды» от 28 декабря появилась заметка о продаже елок на рынках Москвы: «Между рядами стройных зеленых деревьев, поставленных прямо в снег, снуют покупатели. Здесь жены рабочих, служащих, инженеров, командиров Красной Армии. Здесь дети и подростки. Елки охотно раскупают. Приближается новый год, наступают школьные каникулы, и Елка становится желанной гостьей в каждом доме, где есть дети». В той же статье подчеркивается, что директора некоторых крупнейших рынков Москвы «считали почему-то продажу елок… нарушением каких-то никому не ведомых правил и “баловством”». При этом всего восемь лет назад Моссовет запретил торговлю хвойными деревьями. Автор заметки признает, что на рынках и в магазинах трудно купить елочные игрушки и украшения, которых практически нет.

На следующий день «Правда» пишет, что районным секретарям комсомола срочно разослали телеграммы с рекомендацией «под Новый год устраивать для пионеров и школьников елки как в школах, так и в детских домах, кинотеатрах и на катках», заготовить ели, закупить игрушки и украшения. Заводы начали готовить для детей подарки, Московский трест зеленого строительства планирует завезти к 30 декабря на рынки около 1500 елок, а ЦУМ открыл специальный отдел для торговли елочными украшениями. В четыре магазина Гормосторга завезли 25 килограммов золотой и серебряной нити для елочной мишуры и золоченой бумаги для обертывания игрушек. 30 декабря открывают детский фестиваль в Колонном зале Дома Союза, а 1 января там же проходит «грандиозный костюмированный бал» для старшеклассников.

В «Правде» от 1 января 1936 года сообщалось о толпах покупателей в Гастрономе № 1: «Магазин № 1 давно уже не видел такого наплыва покупателей. За три последних дня 1935 года москвичи оставили в кассах около миллиона двухсот тысяч рублей, унеся вагон мандаринов, семь тысяч тортов, до десяти тысяч бутылок шампанского <...> Для елочных украшений за эти дни магазин распродал годовой запас грецких орехов». Орехи заворачивали в золотую бумагу, а затем украшали ими елки.

Поскольку в годы антирождественской кампании практически прекратили изготавливать елочные игрушки, магазины не могли полностью удовлетворить спрос на украшения для елки. В московском «Детском мире» 28 декабря 1935 года торговали игрушками до 23:00. Длинные очереди за игрушками сохранялись до 2 января. «Вечером 29 декабря мне было предложено выставить в витрине магазина елку. Не было специальных елочных украшений. Деда Мороза сделали сами, обернув куклу ватой...», — вспоминал заведующий магазином № 8 Москоопкультторга в беседе для журнала «Советская игрушка». Помещение оформили в том числе дореволюционными украшениями.

Не готовы к Новому году оказались не только магазины, но и школы, детдома и другие образовательные учреждения. В отчете отдела учащейся молодежи ленинградского комитета ВЛКСМ о встрече нового 1936 года рассказывалось, в каких школах и детских клубах прошли праздничные мероприятия. Не все такие учреждения, по замечанию комсомольцев, подготовились к празднованию. «Например, Промакадемия устроила елку с докладом "о значении новогодней елки" и концертом для детей младшего возраста из произведений Листа, Шуберта. Промакадемики явно перестарались. <...> В детском доме № 3 Смольнинского р-на еще до решения дети тайно от руководства в одной из комнат устроили маленькую елку. Зав.детдомом обнаружил елку, заставил ее сжечь и провел разъяснительную работу среди детей о вреде елки. На другой день злополучному заву пришлось снова "разъяснять" детям о пользе елки». В некоторых школах елки помогали организовывать родители учеников.

Дед Мороз, Снегурочка и Ленин

Сразу после реабилитации Нового года (но не Рождества) начинают выпускать сценарии новогодних елок, которые разрабатывали работники просвещения. Первый такой сборник «Елка» издали в 1936 году — он начинается с обращения Постышева из «Правды», затем идут статьи с объяснением, зачем вернули елку и как ее проводить. «Елка явилась внезапно. Ее никто не ждал, не готовился к ней. В магазинах не было ни елочных украшений, ни елочных игрушек — их не производили. В школах, детсадах, в семьях заволновались. Педагоги, родители, дети соорудили елку быстро, почти из “ничего”», — писала во вступительной статье одна из авторов сборника Евгения Флерина. В 1937 году сборник переиздали в переработанном виде.

1 января 1937 года проходит первая новогодняя елка в Колонном зале Дома Союзов в Москве. Там впервые появляются Дед Мороз и Снегурочка, которые становятся символами советской елки. Как пишет филолог Елена Душечкина, советский Дед Мороз берет начало в литературных образах, в том числе Мороза Иваныча из «Детских сказок дедушки Иринея» Владимира Одоевского, опубликованных в 1840 году. Дед Мороз в качестве дарителя елки и подарков формируется в дореволюционной традиции празднования Рождества, к началу XX века, но на время антирелигиозной кампании тоже попадает в опалу. Возвращается он вместе с реабилитацией елки, но теперь дарит всем одинаковые подарки и появляется только на общественных елках — в школах, детсадах, на заводах (хотя после войны возобновится традиция домашних визитов). Дед Мороз снова становится положительным персонажем в литературе, а в годы Великой Отечественной войны его образ используют в пропаганде. В 1944 году на открытке Дед Мороз изображен с курительной трубкой и автоматом. На другой открытке Дед Мороз уже с мешком боеприпасов, которые он бросает в сторону танков нацистской Германии. Подпись на открытке: «Новогодние подарки Дед Мороз врагу несет, от которых в стужу жарко, а в жару мороз берет».

Снегурочка тоже была частью еще рождественских елок, например, елочной игрушкой, образом для детского наряда, но не равной Деду Морозу фигурой. А на советской елке она становится его помощницей.

После возвращения Нового года в детских изданиях активно используют сюжет с Лениным «Елка в Сокольниках». Он был опубликован в мемуарах Владимира Бонч-Бруевича в 1931 году, еще во время антирождественской кампании. В первую очередь Бонч-Бруевич рассказывал о нападении на Ленина, который направлялся в 1919 году в Сокольники к Надежде Крупской и посетил детскую елку. После 1935 года сюжет «Елка в Сокольниках» был опубликован уже отдельным рассказом под названием «Владимир Ильич на елке». Теперь рассказ фокусировался на детском празднике. Позже из сюжета вовсе исключат эпизод с нападением.

С 1954 года главную елку страны проводят не в Доме Союзов, а в Кремле. Помимо новых образов у советского Нового года появляются и свои атрибуты. В 1936 году возобновляют массовое производство елочных игрушек. Вифлеемскую звезду на верхушке елки заменяет пятиконечная красная звезда.

В пособии «Елка в детском саду», изданном в 1937 году Учпедгизом, была представлена подробная инструкция, как наряжать елки на детских праздниках. Согласно рекомендации, верхушку елки следовало украшать пятиконечной красной или серебряной блестящей звездой: «Новогодняя елка должна быть праздником радостного и счастливого детства, созданного в нашей стране огромными заботами партии, правительства и лично товарища Сталина о детях <...> На верхних ветках лучше всего повесить на самые концы веток легкие, блестящие украшения, а по контуру веток положить нити серебряного инея. На средних ветках <...> надо вешать такие игрушки, которые не требуют близкого детального рассматривания, например, бонбоньерки, хлопушки, крашеные шишки, орешки, небольшие яблочки, цветы бутафорские овощи и фрукты, а на краях ветвей — аэропланы, парашютики, птички, бабочки и т.п. На нижних ветках, ближе к стволу, можно посадить или расположить в веселых позах куклы, слоны, обезьяны, зайчики, клоуны».

Доктор исторических наук Алла Сальникова в книге «История елочной игрушки» пишет, что в 1937 году выпускают елочные игрушки в виде шаров с портретами членов Политбюро ЦК ВКП(б) и большой шар с изображением Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина. В 1938 году перед ленинградскими предприятиями поставлен план на ближайшее пятилетие выпустить елочные игрушки с красноармейцами, милиционерами, спортсменами, советскими кораблями и подводными лодками, трамваями и троллейбусами, а также с национальными орнаментами. Предполагалось, что советская елка в отличие от Рождества должна быть внеконфессиональным праздником. В 1939 году появляется елочная игрушка «Интернациональная дружба», позже будет выпущена серия с фигурками представителей народов СССР. С приходом Хрущева среди елочных игрушек появляются початки кукурузы. После полета Юрия Гагарина в космос выпускают и серию фигурок космонавтов.

В конце 1947 года указом президиума Верховного совета СССР 1 января официально признается новогодним праздником и нерабочим днем. И только в 1990 году постановлением Верховного совета РСФСР объявляют выходным днем 7 января, Рождество, многие атрибуты которого уже позабыты или присвоены в измененном виде советским Новым годом.

Оформите регулярное пожертвование Медиазоне!

Мы работаем благодаря вашей поддержке