Наталья, 29 лет, графический дизайнер, Москва

Я панически боюсь солдат. Из-за них я испытываю такой безотчетный ужас. Наверное, это называется паническая атака — я не могу это контролировать, но, к счастью, у меня ни разу не случалось подобное, когда я находилась одна. Всегда рядом оказывались друзья, которые могут мне как-то помочь.

Этот страх, ужас появился еще в детстве. У меня была подружка — соседка по лестничной клетке. Ее папа был военным. Когда мне было лет пять-шесть, мы дружили семьями и ездили периодически к ним в часть на какие-то праздники. Видимо, меня это сильно впечатлило в детстве и оставило отпечаток на всю жизнь. В 2008 году моих друзей забрали в армию после того, как их выгнали из университета, и мы с подружкой поехали к ним на присягу. Мы приехали туда, все было нормально — тихий городок, закат, обычный вечер. Мы пошли заселяться, и вдруг нам навстречу выходит рота солдат. Они просто идут куда-то, с места на место, но для меня это было супержутко, меня это очень впечатлило, и я встала как вкопанная. К счастью, подруга растормошила меня и заставила идти дальше. На следующий день нужно было идти на присягу, и я была сильно под впечатлением еще несколько дней. Я когда сильно нервничаю, я потом немножко вырубаюсь, становлюсь сильно апатичная и медленная — видимо, такая защитная реакция. Вот после этого случая я провела несколько дней в каком-то коматозе, ни на что не реагируя особенно. На присягу я в итоге сходила, но находилась как-будто в каком-то коконе и не могла ни на что нормально реагировать.

Я пыталась как-то осознать это для себя, и мне кажется, что в военных меня пугает прежде всего насилие над личностью — безотчетно я начинаю рассуждать о том, что бы сделала на месте человека, который попал в такую ситуацию. Для меня армия ассоциативно тождественна тюрьме: ты абсолютно не можешь делать то, что ты хочешь, ты все время должен подчиняться, ты зависим от обстоятельств полностью, зависим от других людей, которые, возможно, лучше приспособились к этой среде. Ты ничем не защищен, и очень страшно, когда ты не можешь ничего изменить абсолютно.

Я это проецирую на себя — видимо, у меня повышенная эмпатия. Мне кажется, что когда человек поддается такому насилию — это его меняет. Когда я смотрю на солдат или военных в возрасте, мне становится страшно из-за того, насколько они изменились и какими другими людьми были бы, если бы не варились в этом, если бы им не нужно было приспосабливаться. Я это чувствую. Пугает и то, что военные — это особый тип людей, когда человек оказывается в армии не потому, что его призвали, а потом что он этого хочет. Различия, которые я вижу между нами, вызывают во мне страх. Мне кажется, это не совсем нормальные люди.

Если человек сделал выбор стать военным, меня пугает этот человек как подвид, как какое-то агрессивное животное, реакции которого невозможно предугадать, потому что это что-то другое, не как я. Еще страшнее, когда они вместе. Это страшная сила, сила толпы, и когда они подчиняются приказам, у них включается коллективный разум, и меня пугает моя беззащитность перед ними. Если солдаты маршируют, мне становится очень страшно, я впадаю в ступор — не знаю, как это объяснить, но хочется сесть и закрыть голову руками или убежать. Чтобы я осталась на месте, меня нужно удержать, иначе я не смогу контролировать желание убежать. Или если они даже проезжают мимо, начинается то же самое. В детстве мне часто мама говорила при виде грузовиков, в которых едут солдаты: «Ой, ребята едут, помаши им ручкой». А для меня это олицетворение какой-то силы, с которой я не могу совладать, которая мне непонятна и перед которой я испытываю глубокий ужас.

София, 20 лет, менеджер по работе со СМИ, Москва

Иллюстрация: Мария Толстова / Медиазона

Изначально я все детство не летала на самолетах, такого вообще не было. Тут я выросла и, когда начала летать на самолетах, я заметила такую ерунду: когда я прохожу паспортный контроль при посадке, у меня начинается дикая паника, паранойя — вплоть до того, что, когда я выхожу из самолета, я бегу как ненормальная, чтобы встать самой первой и пройти побыстрее, потому что не могу стоять в очереди. Мне становится ужасно плохо, страшно, что будут листать документы и скажут, что что-то случилось: «Нет, что-то не так, разворачивайся», и меня уведут в какую-то комнату, а потом посадят на самолет и отправят обратно.

Меня мать в детстве научила, что надо очень ответственно подходить к визам, она была гиперответственной. Я когда прихожу получать Шенген, я себе и страховку покупаю и все, что только есть.

Самая жуть — когда ты чего-то очень долго ждешь и боишься, что с тобой это произойдет. Вот как на митинг выходишь, ты знаешь, что тебя рано или поздно повяжут, ты этого боишься невероятно, и когда это происходит — слезы не прекращаются, вопли, хватание за голову, ну просто истерика.

Спустя несколько лет после того, как эта фобия появилась, со мной именно это и произошло. Я должна была вылететь из Вильнюса, я опаздывала на самолет. Подхожу к паспортному контролю. Они листают, начинают что-то считать и говорят мне, что случилось что-то плохое. По-русски плохо говорят. Ко мне подходит мусор, отводит хрен знает куда, сообщает, что меня поймали на том, что я нелегально пересидела у них.

Я до этого просидела в Шенгене достаточное количество дней, и я специально все свои поездки в Европу отмеряла, чтобы не дай бог не провести там больше дней, чем разрешено по визе. И получилось так, что когда я перешла границу, мне забыли поставить штамп, что я покинула страну. Меня не было несколько дней, потом я вернулась, но эти несколько дней добавились, и по документам получалось, что я пересидела Шенген. Дальше я оказалась в обезьяннике; естественно, пропустила свой самолет. Меня задерживают, там суд начинается, они должны распоряжение вынести.

Чувствовала себя я ужасно: улетел мой самолет и нет денег, чтобы купить билеты, а они их не оплачивают. Сижу в этой маленькой комнате, там стол, диван и туалет. Ужасно было, я в слезах, невероятная паника, рыдаю и говорю, что так не хотела, это случайность и ошибка, такого не должно было произойти

Просидела там часа три, поймала Wi-Fi, смогла себе купить обратные билеты — у друзей всех собрала деньги, типа: «Кто-нибудь, пожалуйста, дайте мне в долг, у меня полный капец, мне нужно тысяч восемь-десять, свой самолет я пропустила, потому что меня задержали».

Потом мне принесли решение на литовском языке, и я ждала час, пока они переводчика мне найдут, потому что они обязаны мне зачитать [решение]. Дали бумажку, что я должна в течение двух суток уехать, а какими средствами — хрен знает. Я там пересидела девять лишних дней, а после десяти начинается штраф, арест и полная жопа. У меня было девять, поэтому повесили карантин на полеты, и до сих пор в паспорте стоит жирная печать о том, что меня поймали. Уверена, что в Шенген больше не попаду, потому что это отмечается во всяких базах.

Юлия, 21 год, студентка, Петербург

Иллюстрация: Мария Толстова / Медиазона

Я из Кондопоги. Когда там случились волнения (беспорядки после убийства двух местых жителей выходцами с Северного Кавказа в 2006 году — МЗ), мне было девять лет, и главное, что меня напугало — наверно, на каждом подъезде появилось объявление, которое какая-то группа инициативных граждан повесила: вот, убили наших пацанов, если не хотите, чтобы всех так убивали, выходите все на народный сход. Это было таким тоном написано, что меня это очень испугало. В тот же день — или, может быть, на следующий — я услышала, как соседка говорила моей маме: не надо ехать в центр, потому что там страшно и все такое.

Со мной никто про это не разговаривал, никто не объяснял, что именно происходит, и меня это как ребенка испугало. Потом — это уже было в конце августа или начале сентября — нам в школе сказали, чтобы мы ходили домой поодиночке и не собирались больше двух или трех человек. Ты мог идти по центру, и там стоит человек с автоматом. Ребенком меня это просто пугало, я раньше не видела оружия.

Годы шли, и долгое время я никак не пересекалась с этим — когда живешь в маленьком городе, ты просто не видишь полицию, можно сказать. А потом, в 18 лет, я переехала в Питер, и примерно в то же время сходила на свой первый митинг. Тогда, я помню, было очень страшно: в какой-то момент я заметила, что полицейский стоит у меня за спиной — сам взгляд бросается на кобуру, и я вижу, что оружие здесь есть. У меня раньше были панические атаки, но никогда не было их конкретно от того, что я видела полицейского. Теперь у меня в голове есть конкретная картинка человека с автоматом.

Позже я переехала, живу недалеко от канала Грибоедова. Здесь находится главное управление ОМОНа Росгвардии. Здесь очень часто стоят автозаки, и часто на перекур выходят омоновцы. Если я иду куда-то гулять, то очень часто иду мимо них, и у меня какое-то оцепенение полное. Я говорила об этом со своим психотерапевтом: по другим страхам и вещам он со мной нормально сработался, и стало лучше, а в этом случае формулировка была одна: «Ну, ты же не нарушаешь закон, все будет хорошо». Не буду же я с ним спорить.

Из недавнего. У меня был безумный страх, когда я была в марте на Марсовом поле на акции, посвященной Кемерово. Тогда в мегафон говорили, что акция несогласованная, нужно идти на Дворцовую площадь, и я думала, пожалуйста, хоть бы не здесь — и так нехорошо из-за всего этого. Потом слева от себя я заметила колонну девушек — может быть, они были курсантками, может быть, полицейскими — они пришли тоже возложить цветы. Я как увидела сбоку эту колонну в форме, так меня передернуло.

Меня очень пугает оружие в целом, и постоянно кажется, что оно выпадет, выстрелит от удара об пол и попадет обязательно в меня. Я понимаю, что это абсолютно нерациональная вещь и все такое. Для меня очень страшно читать про инициативу какого-нибудь активиста про свободное ношение оружия: у полиции уже есть оружие, а у простых людей — это кошмар для меня какой-то.

Пугает применение силы в целом — я читаю «Медиазону», я знаю эти истории. Бывает, что я прочитаю какую-то нечеловеческую историю про пытки и потом не могу заснуть. При том, что меня никогда не задерживали — я очень русская девочка, меня в метро-то останавливали на досмотр с сумкой один раз в жизни.

Дмитрий, 36 лет, редактор, Прага

Иллюстрация: Мария Толстова / Медиазона

Весь 2007 год у меня было много проблем с ментами — после того, как я краткое время участвовал в подготовке «Марша несогласных» в Самаре. Митинг планировали провести одновременно с саммитом Россия-ЕС, и власти очень нервно реагировали на попытку организовать какие-то протесты. С другими организаторами я по личным причинам тогда рассорился и, по правде говоря, слился. Но ментов это не остановило.

Меня снимали с поездов, выставили наружку у подъезда, оперативники сопровождали меня на медкомиссию в военкомат и в больницу (только в рентгенкабинет не зашли — хотели, но врачи не позволили).

Но самая большая проблема была с работой. С одной я заранее ушел сам. Уже после марша (как ни странно, акция прошла неплохо) я устроился на 63.ru. Через пару месяцев к нам в редакцию пришли с обыском и забрали все компьютеры для «поиска нелицензионного программного обеспечения». Убоповцы (тогда еще не было Центра «Э») выставили условие — компы вернут, если меня уволят. Я написал заявление по собственному.

Пошел в другую редакцию — самарской «Новой газеты». Накануне выходных поговорил с главным редактором Сергеем Курт-Аджиевым, он ответил: «Выходи в понедельник». В субботу к нему пришли те же оперативники УБОП, забрали компьютеры (кажется, их было всего два, причем один у бухгалтера). Курт-Аджиев объявил, что закрывает издание.

Все это время я параллельно учился водить машину и должен был сдавать экзамен в ГИБДД. Внутренние экзамены в автошколе я сдал прекрасно, за рулем себя чувствовал уверенно, и в нормальных обстоятельствах никаких проблем бы не возникло. Но как только рядом со мной на пассажирское кресло садился гаишник, у меня начинался приступ паники. Ноги тряслись так, что я не попадал по педалям. Я полностью переставал ориентироваться в пространстве — крутил руль не в ту сторону, включал дворники вместо поворотников и так далее. Машина постоянно глохла. Экзамен я проваливал на этапе площадки трижды и в итоге просто забил на несколько лет.

Гаишники не имели ко мне никаких претензий, не было какой-то черной метки, меня не валили, не подстраивали каких-то ситуаций. Как я это выяснил: в те же дни права пытался купить один мой родственник с той же фамилией. Деньги у него не взяли: «Сдаст честно — дадим права, а так нет». Он пытался объяснить, что он другой Трещанин. Тщетно.

Потом менты, которые занимались поиском «нелицензионного программного обеспечения», решили использовать эту схему уже против коммерческих компаний и муниципальных предприятий. При передаче денег поймали их «эксперта», который «оценивал ущерб». Ему дали год условно, остальные отмазались, но бизнес все же накрылся.

И тогда же Microsoft разрешила российским НКО и небольшим медиа бесплатно легализовать все программы корпорации – чтобы неправительственные организации не становились жертвой антипиратских рейдов.

Вероника, 17 лет, студентка, Москва

Иллюстрация: Мария Толстова / Медиазона

Я заметила, что с детства боюсь полицейских машин и людей в форме, хотя никаких предпосылок для этого не было — у меня даже есть родственники из органов.

В детстве я могла расплакаться при виде формы. Тогда я старалась прятаться за родителей. Сейчас, когда вижу полицейских на улице, всегда хочется уйти как можно дальше, ускорить шаг. Когда прохожу мимо полицейского — допустим, в метро или на каких-то мероприятиях — приходится представлять, что его нет, мысленно огораживать его какой-то стеной.

Трудно было, даже когда сдавала ЕГЭ — там тоже были люди в форме с металлоискателями. От этого перехватывает дыхание, будто воздуха не хватает, начинаешь немного задыхаться и ноги подкашиваются, хотя, казалось бы, ничего такого в них нет, это просто форма. Видимо, проблема именно в ней, сама атрибутика вызывает страх отвратительный. Сжимается горло, хочется исчезнуть, даже вот сейчас я об этом говорю, и какой-то камень в груди из-за этого. Ты боишься этих людей — они могут тебя посадить, убить или ударить. Тебе становится дурно, чувствуешь себя маленьким-маленьким беззащитным человечком и ничего не можешь с этим поделать. Это сдавливает тебя; чувство, будто на тебя падает потолок или огромная плита.

От этого и других страхов вы сможете избавиться при помощи самоиронии и просмотра шоу Asmodeus, премьера которого состоится 28 мая в 22:30 . Билеты уже сейчас доступны на сайте BlackRussian.tv. Шоу выходит без цензуры и предназначено для аудитории 18+.