Новая методичка

К концу 1990-х многие диктаторы разобрались, что к чему. Безусловно, не все: душегубы старой закваски, вроде Саддама Хуссейна и Ким Чен Ира, продолжали терроризировать граждан. И даже вожди с относительно современными нравами во время гражданских войн или межэтнических волнений проявляли жестокость. Но многие автократы уже переходили к более мягким методам, среди которых были как улучшенные наработки первых из вставших на этот путь диктаторов страха, так и собственные изобретения новых диктаторов обмана.

Аресты диссидентов по неполитическим обвинениям. Озарение снизошло на Николае Чаушеску осенью 1967 года. «При наличии смекалки и воображения, — говорил румынский лидер директору службы госбезопасности, — мы найдем множество способов избавиться от политических преступников, не давая западным СМИ поводов поднимать шум. Их можно арестовывать как растратчиков или спекулянтов, обвинять в служебной халатности или других подходящих провинностях. А уж в тюрьме они в вашей власти»¹.

«Несчастные случаи могут произойти где угодно, в том числе и в тюрьме», — замечал Чаушеску.

С тех пор другие диктаторы много раз проявляли «смекалку и воображение». Президент Казахстана Назарбаев преследовал журналистов за отмывание денег и изнасилование несовершеннолетних. Он обвинил политического соперника в коррупции и незаконном хранении оружия². Среди преступлений, инкриминируемых лидеру российской оппозиции Алексею Навальному, — хищение имущества лесозаготовительного предприятия, мошенничество в отношении компании-производителя косметики и незаконная охота на лося³. Другого оппозиционера подвергли аресту за нецензурную ругань в общественном месте⁴. В Турции Эрдоган отправил в тюрьму ведущего курдского политика за «использование поддельной медицинской справки для уклонения от военной службы»⁵.

Правители с выдающимися «смекалкой и воображением» используют обвинения не просто неполитические, а позорные. Для этого отлично подходят сексуальные преступления, особенно если подготовить почву слухами. Обвинение в уклонении от исполнения воинского долга изобличит в оппоненте труса, а тех, кто пользуется репутацией людей неподкупных, правильно выставить лицемерами, обвинив в коррупции.

Этому рецепту пытался последовать в 1998 году и премьер-министр Малайзии Махатхир Мохамад. Его бывший заместитель Анвар Ибрагим перешел на сторону оппозиции. Полиция арестовала Анвара за коррупцию и заодно обвинила в содомии, которая в то время была преступлением по малайским законам и табу в малайском обществе. Но Ли Куан Ю отметил в действиях своего коллеги по ту сторону Джохорского пролива две большие ошибки⁶. Во-первых, Махатхир произвел арест на основании драконовского Акта о внутренней безопасности, а не обычного закона, раскрыв тем самым политическую подоплеку этого дела. Во-вторых, через несколько дней после ареста Анвар предстал перед судом с огромным красноречивым синяком под глазом. На широко разошедшуюся картинку оппозиция отреагировала протестами. Сначала шеф полиции заявил, что Анвар нанес себе травму сам, но позднее был вынужден признать, что он лично избил политика в камере. Достигнутый эффект был прямо противоположен задуманному: жестокость режима вышла наружу, а Анвар одержал политическую победу⁷.

«Серийные» аресты. Диктаторы могут нейтрализовать диссидентов с помощью серии коротких арестов, а не длительных тюремных сроков, обычно вызывающих бурю возмущения. На Кубе Фидель Кастро держал некоторых политзаключенных в тюрьме по десять лет и дольше. А его брат Рауль, руководивший страной с 2008-го по 2021-й, задерживал активистов на несколько дней: этого срока было достаточно, чтобы их припугнуть и дезорганизовать, но недостаточно, чтобы началась международная кампания за их освобождение⁸. К 2019 году Навального арестовывали в России 13 раз, в основном на срок от 10 до 30 дней⁹. В какой-то момент показалось, что властям надоела эта игра: суд приговорил его к пяти годам лишения свободы по обвинению в хищении. Но потом сюжет стал развиваться самым фантастическим образом: прокуратура подала жалобу на решение суда и реальный срок был заменен условным.

С длинным тюремным заключением связан риск: за это время популярные активисты могут превратиться в мучеников. Российские власти отправляли за решетку никому не известных участников массовых протестов; они посадили даже Олега Навального, менее вовлеченного в политику, чем его брат Алексей. В конце концов в 2021 году и сам Алексей получил два с половиной года колонии после неудавшейся попытки спецслужб его отравить. Но этот приговор был воспринят всеми как жест отчаяния. Власти продолжали выставлять его обычным уголовником, мошенником, которого нельзя не отправить в тюрьму за нарушение испытательного срока по одному из прошлых приговоров. (Лишь после полномасштабного вторжения в Украину и перехода путинского режима от диктатуры обмана к диктатуре страха в 2022 году против Алексея Навального были выдвинуты открыто политические обвинения за «создание экстремистского сообщества».)

Если обвиняемые раньше не были известны публике, но им удавалось привлечь к своим делам внимание прессы и общественности, им заменяли наказание на более мягкое. В 2019 году студент и блогер Егор Жуков был обвинен в нарушении законодательства о митингах, и ему угрожал срок в колонии. Но после выступления в суде с яркой и смелой речью, которую перевел и опубликовал на своем сайте журнал New Yorker, он получил условный приговор.

Банкротство оппозиции. Мы уже упоминали, что в Сингапуре банкроты не могут баллотироваться в парламент, а штрафы по искам о диффамации бывают очень большими. Оппозиционный политик Джошуа Джеяретнам несколько раз выдвигался на выборные должности в 1970-х и 1980-х годах и регулярно становился ответчиком по разным судебным искам. Итоговая сумма присужденных ему штрафов превысила 900 000 долларов¹⁰. Он не только не избрался в парламент: почти все следующие десять лет он был в основном занят поиском средств для погашения судебного долга, чтобы избежать тюрьмы. Против другого кандидата от оппозиции был подан иск на 5,65 млн долларов после того, как он назвал ложью слова «опасный китайский шовинист», которыми его охарактеризовал один из членов правительства¹¹.

Сингапур и здесь оказался первооткрывателем. Впрочем, многие другие автократы были готовы перенимать опыт. Когда в 2011-2012 годах Путин столкнулся с серьезными протестами, резко выросли штрафы за нарушение законодательства о митингах: за период с 2012 по 2018 год средний размер штрафа увеличился в пять раз¹². Но российские власти не остановились на достигнутом: в 2019 году суды обязали организаторов протестов (в том числе Навального и его соратников) выплатить миллионы долларов за вытоптанные газоны, создание препятствий общественному транспорту и даже сверхурочную работу полиции¹³. А в связи с расследованием дела об отмывании 15 млн долларов в отношении фонда, созданного Алексеем Навальным, у десятков российских активистов были заморожены банковские счета¹⁴. В Эквадоре оппозиционная газета оказалась на грани банкротства в результате решения суда, который признал издание и его журналистов виновными в клевете и обязал их выплатить 40 млн долларов президенту страны Рафаэлю Корреа¹⁵. Позднее Корреа заявил, что прощает своих обидчиков, но прелесть подобных методов в том, что неосведомленные наблюдатели могут действительно счесть оппозиционных активистов или журналистов виновными.

Правила и ограничения. Не вводя полных запретов, диктаторы урезают возможности. Если оппозиция хочет провести митинг в центре города, ей предлагают организовать его где-нибудь на выселках, в пересеченной местности с плохой транспортной доступностью. Они загоняют желающих свободно высказываться в специально отведенные для этого места — вспомним «уголки ораторов» в Сингапуре и России¹⁶. Допуская существование оппозиционных организаций, диктаторы требуют, чтобы они регистрировались, объявляли себя «иностранными агентами» и сдавали бесконечные и отнимающие кучу времени отчеты. Власти могут прямо запрещать иностранное финансирование или анонимные пожертвования и предостерегают местный бизнес от финансовой поддержки оппозиционеров.

Обвинение оппозиции в применении насилия. Признавая, что у насилия есть цена, диктаторы обмана используют его ограниченно. Но почему бы не пойти дальше? На следующем шаге можно обвинить в применении насилия оппозицию, чтобы дискредитировать ее. Когда в 2013 году в Турции десятки тысяч человек вышли на демонстрации, президент Эрдоган громил их как «мародеров», «анархистов» и «террористов»¹⁷. В 2019-м в России полиция обвинила десятки человек, участвовавших в антиправительственных акциях, в «применении насилия в отношении представителей власти». Один из них швырнул в сторону пустой бумажный стаканчик, другой бросил две пустые пластиковые бутылки¹⁸. Засланные провокаторы кидают камни и ведут себя агрессивно, подставляя случайных прохожих под аресты²⁰. Например, в 2013 году российский оперативник рассказал журналистам, что был нанят представителем министра внутренних дел для организации беспорядков на антипутинском митинге.

Аутсорсинг насилия. Если диктатору трудно удержаться от использования силы, можно поручить работу структурам, негласно связанным с властями, и в дальнейшем отрицать свое участие и даже осведомленность. Иногда диктаторы обмана для запугивания оппозиции кооптируют бригады спортсменов, занимающихся единоборствами, или футбольных хулиганов. Для подавления массового движения в поддержку курса на интеграцию Украины с Евросоюзом в 2013-2014 годах украинский президент Виктор Янукович опирался на 20-тысячную частную армию «гопников в костюмах Adidas», которые стали известны как «титушки». Название происходит от фамилии Вадима Титушко: его нападение на митингующих было зафиксировано репортерами одним из первых²¹. Сходным образом в Венесуэле Уго Чавес и его преемник Николас Мадуро нанимали частные банды, так называемые colectivos, чтобы терроризировать антиправительственных активистов²².

На самом деле, это старая технология, ею часто пользовались диктаторы страха в XX веке. Разные латиноамериканские автократы опирались на полуавтономные военизированные структуры и эскадроны смерти, как и многие африканские правители, зависевшие от помощи демократических государств-доноров²³. Для диктаторов обмана эта тактика опасна и обычно используется в исключительных обстоятельствах. Она работает до тех пор, пока отношения подрядчиков с государством остаются в тайне, но делать это тем сложнее, чем более зрелыми становятся общество и СМИ. В Украине журналисты быстро отследили связи титушек с властями и тем самым ускорили падение режима. При использовании этой тактики следует не допускать насилия в таком масштабе, которое вызовет возмущение со стороны международного сообщества и закончится требованиями проведения полицейского расследования.

Zersetzung 2.0. Интернет открывает беспрецедентные возможности для того, чтобы порочить репутацию активистов и вносить раздор в их ряды: например, в анонимных публикациях кого угодно можно обвинить в сотрудничестве с государством. В принципе, большинство старых приемов КГБ и Штази можно использовать в сети. Раньше диссидентов изводили анонимными телефонными звонками. Сегодня безымянные тролли оскорбляют и запугивают их в социальных сетях, забрасывают злобными электронными письмами и «доксят», то есть раскрывают личные данные для организации массовой травли. Сергей Санович, Денис Стукал и Джошуа Такер показали, как российские власти в борьбе с оппозицией используют высокотехнологичный и постоянно совершенствуемый набор онлайн-тактик, сочетающий сетевые ограничения с «онлайн-вовлечением» и включающий троллей, ботов и операции по взлому и организации утечек²⁴.

В 2014-м в Эквадоре была взломана почта оппозиционной журналистки Марты Рольдос; ее частную переписку опубликовала государственная газета El Telégrafo. Группа интернет-троллей принялась высмеивать ее внешность, угрожать ей изнасилованием и убийством, обвинять в работе на ЦРУ. А через год сторонник президента Корреа раскрыл личность блогера, известного как Crudo Ecuador: он опубликовал его адрес, номер телефона, имена родителей и фотографии, сделанные, по всей видимости, в ходе слежки. Блогеру начали угрожать расправой, и он удалил все свои аккаунты в социальных сетях²⁵.

Сотрудники спецслужб — или их внештатные помощники — могут вскрывать частные файлы оппозиционных активистов и предавать огласке любые обнаруженные ими дискредитирующие материалы. И у этой практики есть доинтернетный аналог — утечка прослушек телефонных переговоров диссидентов и скрытой съемки в компрометирующих обстоятельствах. Чувство стыда, как и его эксплуатация диктаторами, возникли задолго до всемирной паутины.

Сверимся с данными

Из приведенных примеров складывается стройная картина. Но правда ли, что они отражают глобальный тренд? Ведь каждый день газеты пишут о геноциде мусульман-рохинджа в Мьянме, о пытках активистов в Сирии, о преследовании уйгуров в Китае. Неужели это все — как мы готовы доказать — исключения из правила? Можем ли мы действительно утверждать, что прошлые десятилетия были значительно более кровавыми?

Для получения ответа на этот вопрос мы собрали данные о политическом насилии, совершенном всеми авторитарными режимами с 1946 года. (Мы уже встречались с этими данными в первой главе, где на их основе были рассчитаны доли диктатур страха и обмана в разные календарные периоды). Конечно, невероятно тяжело подсчитать точное количество жертв диктаторов прошлого. Даже те, кто не пытался скрывать плоды своих трудов, редко вели строгий учет. Наши оценки опираются на кропотливые исследования правозащитников, активистов, историков, журналистов, сотрудников государственных учреждений и международных организаций и других расследователей. Иногда после падения диктатуры новый лидер учреждал комиссию по установлению истины, чтобы зафиксировать все свидетельства совершенных преступлений; мы изучали отчеты подобных комиссий. Всего мы сверились более чем с тысячей источников.

Мы решили сравнивать не страны или политические режимы, а отдельных лидеров. В рамках одного режима уровни насилия могут существенно меняться. И организованный Сталиным геноцид, и горбачевская сдержанность были этапами в развитии одного коммунистического режима в СССР. Более того, как уже отмечалось, глубина репрессий может варьироваться в ходе правления одного диктатора. Чтобы учесть этот фактор, мы сравниваем средний уровень репрессивности режима при каждом правителе за все годы его нахождения у власти. Так как усреднение по слишком коротким периодам дает зашумленные оценки, мы включали в расчет только тех автократов, кто возглавлял недемократические страны в течение не менее пяти лет.

Для каждого из них мы брали лучшую из имеющихся оценок для числа политических убийств. Под политическими убийствами мы подразумеваем убийство госслужащими мирных граждан по политическим причинам. Сюда включаются убийства общественных деятелей и казни политических заключенных, а также другие смерти политзаключенных или задержанных во время содержания под стражей. (Диктатор может ссылаться на естественные причины смерти, но часто и они бывают вызваны неадекватным лечением или непредоставлением медицинской помощи.) Мы также включаем сюда неизбирательные убийства протестующих и других невооруженных гражданских лиц полицией, армией или спецслужбами; часто такие убийства необходимы, чтобы терроризировать население²⁶. Фразу «по политическим причинам» мы интерпретируем достаточно широко, включая в нее членов преследуемых сект, убитых государством из-за их религиозных убеждений, а также тех, кто был убит во время экономических протестов. Мы не учитываем убийства, случившиеся во время двустороннего насилия, а также смерти от голода, спровоцированного государством.

Мы постарались подсчитать число политических заключенных и задержанных, но быстро поняли, что не можем получить надежные цифры за каждый год. Поэтому мы брали максимальное число из известных за какой-либо год правления диктатора. С высокой вероятностью именно этот год наиболее полно освещался в отчетах правозащитников и других источниках. В число политических заключенных и задержанных мы включали всех людей, удерживавшихся более чем на несколько часов по политическим — а не обычным уголовным — основаниям. Такие лица могли быть или не быть осуждены судом. Мы не включали в расчет людей, лишенных свободы по обвинениям в терроризме или других насильственных преступлениях (за исключением случаев, в которых Amnesty International и иные правозащитные организации заявляли о невиновности задержанного). Мы также учитывали сообщения об использовании пыток против политических заключенных. Как и в первой главе, мы распределили всех диктаторов по временным когортам в зависимости от десятилетия их прихода к власти. Получившуюся базу данных мы назвали Authoritarian Control Techniques Database (база данных технологий авторитарного контроля)²⁷.

Нет необходимости говорить, что в такой работе идеальная полнота и точность недостижимы. Слишком детальные сравнения были бы ненадежными, поэтому мы их избегаем. И все же подобный анализ полезен, поскольку помогает выявить как значительные расхождения, так и общие схемы и тренды. Данные покажут, чем отличаются мясники вроде президента Уганды Иди Амина, совершавшего десятки тысяч политических убийств в год, от правителей, похожих на аргентинского генерала Хорхе Видела, счет жертв которого шел на тысячи в год, президента Узбекистана Ислама Каримова (сотни убийств в год) и Уго Чавеса (меньше десяти политических убийств в год).

После нескольких месяцев, проведенных за чтением источников данных об этих ужасных событиях, мы смогли выявить закономерности, подтвердившие наши догадки. С 1980-х размах насилия в последовательных когортах недемократических лидеров значительно сократился. В когорте оказавшихся у власти в восьмидесятые — в эту группу входят президент Зимбабве Роберт Мугабе, лидер национального освобождения Панамы генерал Норьега и король Саудовской Аравии Фахд — почти две трети правителей допускали более 10 политических убийств в год. В когорте девяностых таких лидеров было 44%. В когорте 2000-х, включающей премьер-министра Сингапура Ли Сяньлуна, президента Эквадора Рафаэля Корреа и президента России Владимира Путина, эта доля сократилась до 28%. С 1960-х снижается и доля диктаторов, совершающих больше 100 политических убийств в год. В когорте 1960-х — с участием Муаммара Каддафи (Ливия), Фердинанда Маркоса (Филиппины) и Леонида Брежнева (СССР) — примерно четверть правителей несли ответственность за более чем 100 политических убийств в год. Этот показатель упал до 9% в когорте правителей двухтысячных годов. График представлен на рисунке 2.1.

С одной стороны, в каждой когорте обнаруживались совсем некровожадные диктаторы. Король Свазиленда Собуза II правил с момента обретения страной независимости в 1967-м до 1982-го без единого зафиксированного политического убийства; это же верно и в отношении нескольких эмиров Кувейта. С другой стороны, у некоторых современных автократов кровавый послужной список: по оценкам, за год правления действующего президента Сирии Башара аль-Асада в среднем происходит 1 500 политических убийств (с начала правления до 2015 года, которым заканчивается наш ряд данных). Но в целом в современном мире диктаторов-массовых убийц стало существенно меньше.

Мы обнаружили, что сократилась и доля диктаторов с большим количеством политических заключенных. По нашим данным, максимум достигается у диктаторов в когорте 1970-x: у 59% среди них насчитывалось более тысячи политзаключенных. В когорте 2000-х этот показатель упал до 16%. Среди диктаторов, при которых в их странах было больше 100 политических заключенных в год, в когорте 1970-х таких насчитывалось 89%, а в когорте 2000-х — всего 44% (см. рис. 2.2). К сожалению, пытки все еще широко распространены в авторитарных режимах, но количество сообщений о них в различных источниках неуклонно снижается. 95% диктаторов, пришедших к власти в 1980-е, обвинялись в применении пыток к политзаключенным или задержанным. В когорте 2000-х их 74%²⁸.

Такие явные свидетельства снижения уровня репрессивного насилия удивляют. Правозащитники постоянно совершенствуют методы контроля, и со временем их отчеты, безусловно, становятся полнее.

Казалось, мы должны были бы увидеть рост насилия? На самом деле, мы констатируем его спад. Может быть, результат зависит от выбора пороговых значений? Но мы приходим к тем же результатам и при других показателях уровня насилия. Доли диктаторов, при которых совершается более 10 или более 100 политических убийств в год, и диктаторов, держащих в тюрьмах свыше 100 или свыше 1 000 политзаключенных, в когорте правителей 2000-х годов при всех методах расчета оказывались существенно ниже, чем в когорте 1980-х. То же наблюдается в ситуации одного политического убийства в год или десяти политзаключенных²⁹.

Возможно, наши данные страдают от других недостатков? Может быть, на тренд влияет срок пребывания диктатора у власти? Некоторые автократы из когорты 2000-х еще не правят так долго, как Ким Ир Сен (46 лет в должности) или король Иордании Хусейн (47 лет на престоле). Если репрессивность диктаторов усиливается к концу их правления, это может исказить наши оценки. Но мы наблюдаем тот же резкий спад в числе политических убийств и заключенных, если рассмотрим только диктаторов, сохранявших власть в течение 5-10 лет. В этом множестве у всех диктаторов был сравнимый стаж³⁰.

Может ли общий результат зависеть от конкретного региона? В конце 1980-х — начале 1990-х в Восточной Европе произошло крушение коммунистических режимов. Если бы в разные периоды времени диктаторы концентрировались в разных частях света, сравнивать их было бы труднее. Однако выясняется, что нисходящий тренд в жестокости репрессий одинаков для всех континентов. Доля диктаторов с 10 политическими убийствами в год не сильно отличается в бывшем Советском Союзе и в странах Восточной Европы от этого показателя в Латинской Америке и Карибском бассейне, странах Африки южнее Сахары, на Ближнем Востоке, в Северной Африке и в Азии. Во всех регионах число политических убийств в когорте 2000-х существенно ниже соответствующего показателя когорты 1980-х³¹.

Устойчивый и повсеместный переход к менее жестоким репрессиям имеет место на всех уровнях.

Картину можно дополнить и другими показателями. Джей Улфельдер и Бенджамин Валентино собрали данные о совершаемых государством «массовых убийствах». В этот показатель они включили события, в ходе которых госслужащие умышленно причинили смерть не менее, чем тысяче некомбатантов, принадлежащих к определенной группе³². В авторитарных государствах эти события теперь происходят гораздо реже: в 1992 году массовые убийства совершались в одной трети всех недемократических режимов, а к 2013-му таких оставалось около 12%³³. В рамках проекта Varieties of Democracy (V-DEM) эксперты оценивают частоту политических убийств в отдельных странах в разные годы. V-DEM использует следующее определение: «убийства, совершенные государством или его агентами вне надлежащей судебной процедуры с целью устранения политических оппонентов»³⁴. Эксперты не пытаются подсчитать все убийства, как это делали мы; они дают свою субъективную оценку, опираясь на знание истории страны. Также они оценивают масштаб применения пыток. Доля недемократий, в которых, по мнению экспертов, политические убийства являются «систематическими» или «частыми», с максимального значения в 65%, определенного для 1974 года, сократилось до 38% в 2017-м. В свою очередь доля недемократических государств, в которых сотрудники государственных органов применяют пытки «систематически» или «часто», упало, как считают эксперты, с 77% в 1970-м до 50% в 2017-м³⁵.

Разные данные указывают на одни и те же тенденции. Все они подтверждают, что в недемократических странах уровень политического насилия в целом снизился. С нашей точки зрения, этому способствовал переход от диктатур страха к диктатурам обмана. Отказавшись от запугивания граждан жестокими репрессиями и агрессивной риторикой, правители учились производить благоприятное впечатление и старались казаться — по выражению Аристотеля — «не надменными, но величественными». В искусстве убеждения среди политиков были свои новаторы. Но, как и в вопросе снижения роли насилия, сингапурский лидер был первым и в этом деле — и охотно делился своим опытом.

Онлайн-приложение к книге Сергея Гуриева и Даниела Трейсмана доступно здесь. Купить электронную книгу можно в библиотеке Бориса Акунина.