Иоанн, 24 года. Приговор — 17,5 лет

— Я считаю, что российская власть от имени российского государства совершила огромное преступление, самое крупное за XXI век, и продолжает его совершать.

Мои действия, за которые меня судят, были попыткой помешать этому преступлению, совершаемому от имени моей страны, от имени моего народа и, в частности, от моего имени как гражданина этой страны.

Действия правительства, в частности Владимира Владимировича Путина, в отношении государства Украины подпадают под статью 353 Уголовного кодекса Российской Федерации, тем более были нарушены и другие статьи Уголовного кодекса…

— Так, суд вас останавливает и разъясняет вам, что у нас ведется разбирательство в рамках предъявленного вам обвинения, и вы вправе… — вмешался на словах про Путина судья Тимур Жидков.

Иоанн попробовал перебить судью, но тот снова прервал:

— Еще раз, вы можете высказаться в рамках предъявленного вам обвинения в последнем слове. Понятно вам это?

— Да. Но разве контекст исторический не имеет значения?

— Не нужно со мной вступать в дискуссию, я вам все сказал.

Вздохнув, Иоанн продолжает:

— Повторю, что концепция, от которой совершены мои деяния, в них присутствует состав преступления, но с учетом контекста они являются противодействием другому [государственному] преступлению и таким образом приобретают диаметрально противоположное значение.

На первом заседании я сказал, что не считаю себя виновным по вменяемым мне статьям. Я не считаю себя террористом, так как в моих деяниях нет ничего, что подпадало бы под это определение, либо покушения на него.

Что касается моей попытки перехода в ЛСР, который признан [в России] террористической организацией, то могу сказать, что как не каждый набор слов является текстом, так же не является истиной все, что сказано в судебном решении.

По 275-й статье могу сказать, что не надо путать интересы России и личные интересы Путина и правительства в целом. Война против Украины не нужна России, она нужна Путину. И любовь к своей…

— Я снова останавливаю вас. И снова напоминаю, что в своем последнем слове вы вправе ссылаться на те обстоятельства, которые были исследованы в судебном заседании, и те обстоятельства, которые подлежат доказыванию в судебном заседании, — опять злится судья Жидков.

— Что касается, еще раз, госизмены, я могу сказать, что факт моего рождения не обязывает поддерживать во всем правительство страны, в которой я родился. Я не приносил никаких присяг и не посвящался ни в какие государственные тайны, и потому счастлив быть свободной личностью и делать свой свободный выбор. Я считаю, что 275-я статья вменяется мне за мое мировоззрение и мою позицию.

Моя вина заключается только в том, что я не оказал должного внимания преступлению, которое совершает правительство от моего имени.

Как правило, в последнем слове просят не судить строго, просят снисхождения — о таком я просить не буду, так как считаю свою позицию абсолютно правильной. Я считаю, что у вас нет свободы, поэтому вы и не можете ее дать мне.

Разделение властей у нас только формальное, по факту [судебная власть] подчиняется исполнительной. Поэтому надеяться на какую-то объективную оценку моих деяний… Я не надеюсь.

Вы можете выносить мне любой срок — хоть десять лет, хоть двадцать, к любому сроку отношусь я одинаково. Конечно, нет ничего хорошего в том, чтобы провести существенную часть жизни в местах лишения свободы, потеряв там, возможно, здоровье, а возможно, в итоге и жизнь.

Но главное — свобода моей личности, которой меня лишить вы не в состоянии. К тому же в этой войне погибли многие тысячи людей, которые ни в чем не виновны. Поэтому потеря части моей жизни и, возможно, здоровья на этом фоне выглядит абсолютно блекло.

К тому же я уроженец той страны, которая совершает преступления в Украине, я ответственен за действия своего правительства, а многие мирные граждане Украины, которые погибли от российских бомбежек, они были абсолютно невиновны.

К тому сроку, который вы мне вынесете, и к тем последствиям, которые ждут меня, я отношусь спокойно. Я отнесусь к этому как к плате за то, чтобы не быть соучастником тех преступлений, которые совершает правительство нашей страны, за то, чтобы оставить за собой свободу своей личности.

В завершение могу сказать, что обычно военным преступникам…

— Вы, видимо, плохо понимаете, что я вам сказал. Ваше последнее слово не есть ваш перформанс и заявление политическое. Мы рассматриваем уголовное дело в отношении вас. Будьте добры в своем последнем слове касаться тех обстоятельств, которые мы выясняли в этом судебном заседании, — последний раз прервал Иоанна судья.

— Могу сказать, что я не считаю себя предателем России. У меня все.

Алексей, 20 лет. Приговор — 17 лет

— Могу сказать сразу, что любую террористическую деятельность, терроризм как таковой я осуждаю во всех его проявлениях и никогда бы таким не стал заниматься.

Что касается предательства, даже если юридически [мои действия] квалифицировали так, я так не считаю. Я считаю, что намерения у меня были благие.

А что касается нарушения госграницы, то да, это единственное, что я правда нарушил. На этом у меня все.

Тимофей, 19 лет. Приговор — 17 лет

— Я не совершил и не собирался совершать ничего аморального, а все мои действия, из-за которых меня здесь судят, — это следствие того, что я считаю проведение специальной военной операции преступлением. У меня все.

Редактор: Егор Сковорода