«Я сказал, пошли в жопу — и ушел». День дезертира на «Медиазоне» «Это святое, если попало в музей». Как вещи с войны попадают в музейный фонд России и что происходит с экспонатами, украденными из Херсона Ohio man’s Russian‑Armenian nightmare. Amid cross‑border legal battle, US citizen Eric Creamer’s desperate bid to return home Прерывание права на тело. Власти в России последовательно затрудняют доступ к абортам, но пока пытаются обойтись без прямого запрета «Люди в тапках уходят из своих домов». Армянские волонтеры и активисты рассказывают, что сейчас происходит с беженцами из Нагорного Карабаха «Вы — россияне, вам будут паспорта давать». Что стало с украинскими заключенными из Херсона, которых Россия зачем‑то забрала с собой при отступлении Россия подвергла Одессу самой массированной атаке за все время войны. Это произошло после выхода из «зерновой сделки» и взрыва на Крымском мосту Cabinet on fire. Over 65 arrested, a third of them underage, amid crackdown on anti‑war railway sabotage in Russia Дочки‑матери‑менты. Три уголовных дела одной ярославской семьи Long sentence requested in a “fake news about the army” case. A Siberian journalist faces 9 years in prison for writing about Mariupol «Морально я был готов». Математик и экс‑кандидат в Госдуму Михаил Лобанов — об обыске, избиении, новогодних разговорах в Сахарово и оптимизме Россия здесь до ноября. Главное об отступлении из Херсона “They keep asking why we aren’t scared to help them.” Long queues for Ukrainian refugees on their way out of Russia, and the volunteers who help them «Яблоко» — армия — Донбасс. Извилистый путь московского студента от политического активизма до смерти на войне с Украиной Восторг трибун. В России проходит милитаристский форум «Армия‑2022» — выглядит он максимально безумно «Самая большая загадка». Как знакомый художника Данилы Ткаченко оказался в СИЗО за его несостоявшуюся антивоенную акцию 9 мая У Кремлиновича. В Молдове идут обыски у пророссийского экс‑президента Игоря Додона «Как Лубянку прийти расхерачить и не быть пойманным». Что сейчас происходит в Приднестровье «Мне понравилось, как я сняла, когда на нас был авианалет». Рассказ 15‑летней девочки из Мариуполя, опубликовавшей блокадный дневник «Будет полный фарш». Что происходит со срочниками, которых из‑за пощечины памятнику обвинили в реабилитации нацизма Недобровольное воздержание и недобровольная госпитализация. Нижегородского инцела отправили в психбольницу за посты о шутингах Взломы, блокировки, визиты полиции. Как избирателей пытаются убедить не участвовать в «Умном голосовании» Навального «Для нее самое страшное — вернуться в Чечню». Полиция похитила чеченку из убежища для женщин в Махачкале Когда пришли за коммунистами. Почему силовики внезапно заинтересовались КПРФ Осада Соболь. Что известно о «квартирном деле» против соратницы Навального Чистка от Воронцова. В Москве увольняют полицейских по подозрению в поддержке проекта «Омбудсмен полиции» Будет больше серий. Подмосковные блогеры, расследовавшие коррупцию среди полицейских, арестованы из‑за заявления инспектора ДПС Русские пытки важны. Как полицейские на Кубани оправдывают и скрывают избиения задержанных С поправкой на коронавирус. Теневая пропагандистская сеть использует пандемию для продвижения изменений в Конституцию Пустой дом в Новых Чутях. Две взятки, один диагноз и три арестованных полицейских в деле о двойном убийстве в татарстанском селе Труп, кладбище, берцы. Как полицейские хотели защитить женщину от назойливого прохожего и убили человека «Московское дело». В чем обвиняют Эдуарда Малышевского Неделя полицейского насилия. В автозак с собакой, ускорение электрошокером и сломанная о бордюр нога Каждый день «Медиазона» публикует истории людей, пострадавших при разгоне митингов
Дело о московских выборах. Что мы знаем о первых обвиняемых в участии в «массовых беспорядках» «Артем, хватит уже снимать». Cиловики в бронежилетах и с автоматами приехали во ВГИК из-за фильма о Кирилле Серебренникове «Как собаки себя вели». Московский студент пошел на хип-хоп фестиваль, был избит полицейским и получил сотрясение мозга «Это знаете, как страшно?». В Забайкалье судят медсестру, которая забыла салфетки в теле новорожденной «Изливал негативную энергию». 19-летнего нижегородца с расстройством психики обвинили в оправдании терроризма из-за постов про ИГ Пять кустов конопли и отдел наркоконтроля. Как оказались в СИЗО оперативники, которых арестованный активист из Минеральных Вод обвинил в подбрасывании наркотиков Лена Белая в мире животных. Как оперативники Центра «Э» ищут автора статьи об их культурном досуге Moloko plus siloviki. С какими проблемами сталкиваются в России создатели альманаха о насилии «Если дело возбуждено, закрывать его уже невыгодно». Бывший прокурор рассказывает о надзоре за следствием Детское шампанское. Как перед Новым годом подмосковные рабочие пошли за водкой, а получили сроки от 6 лет до пожизненного Сигма, Самурай и Фог. Как морпех из Владивостока шпионил в «Правом секторе» для ДНР и оказался в российской колонии по доносу куратора из ФСБ Угрозы, госпитализация и сокамерник Моня. Как в читинском СИЗО избитого до разрыва селезенки заключенного пытались заставить отказаться от своих показаний «У нас не может быть уклонистов в журналистском пуле». Как председатель петербургского Заксобрания отправлял корреспондента Кагермазова служить «Тушь-7», прослушка и уговоры. Как устроена оперативная работа по делам о взятках «Это показалось злой шуткой». Две недели в таиландской тюрьме Что значит спать в мясе, как кошки-наркокурьеры преодолевают пятиметровую стену, кофе «три в одном» вместо денег, кто такие румбоссы
Зюганов дал приказ. Почему в Ульяновске закрыли дело левого активиста Алферьева Альтернативные факты. Отсутствие справки о пацифизме и другие причины отказа в прохождении гражданской службы «Мы такие все бессильные в Сегеже, понимаете?». Что происходит с заключенными, которые вслед за Ильдаром Дадиным рассказали о пытках в ИК-7 «Мне придется вены перерезать, чтобы не ехать в Карелию». Родственники заключенных — об ИК-7 в Сегеже, где отбывает наказание Ильдар Дадин