В ходе предыдущего заседания по делу Александрова и Ерофеева, которое прошло в Голосеевском райсуде Киева 25 ноября, сторона обвинения представила материалы «негласных следственных действий» — запись телефонных разговоров, перехваченных в районе города Счастье Луганской области 16 мая, когда подсудимые попали в плен к украинским военным. Прокуратура настаивает, что один из голосов на пленке принадлежит майору российской армии Константину Напольских, которого Александров и Ерофеев называли командиром своего батальона во время первых опросов. 21 мая о майоре Напольских говорилось на брифинге СБУ, посвященном предполагаемому участию кадровых российских военных в боях на территории Украины.

Изучая аудиофайлы прослушки, суд из-за обилия ненормативной лексики решил отключить трансляцию звука из зала, но расшифровки этих записей были оглашены публично (зачитывая распечатки, судья пропускал бранные слова). Как следует из представленных материалов, россияне в районе боестолкновения действовали независимо от отрядов ЛНР: «Свяжись с ополчугами, они боятся, что их ополчуги завалят», — говорит один из голосов на записи. Во избежание недоразумений собеседник Напольских предлагает объявить, что «идет разведка, россияне».

Сторона защиты и сами подсудимые настаивают, что Александров и Ерофеев служили в «народной милиции» ЛНР и уже не являлись действующими военнослужащими российской армии.

Следующая справка — о том, что у Ерофеева нет противопоказаний для перевода в СИЗО, а Александров по состоянию здоровья должен содержаться в больнице.

Судья зачитывает ходатайство адвоката Соколовской о назначении судебно-медицинской экпрертизы Ерофееву; защитник обращает внимание, что эта экспертиза не проведена до сих пор. Прокурор в ответ указывает на следующий документ в томе: это постановление о назначении экспертизы, о которой просила Соколовская.

Судья читает запрос в Главный военно-клинический центр ВСУ о состоянии здоровья подсудимых; медики отвечают, что следственные действия с Александровым и Ерофеевым можно проводить только в стационаре.

Следующий документ — докладная о том, что представители ООН, ОБСЕ и «Красного креста» добиваются встречи с задержанными, следователи военной прокуратуры просят СБУ организовать эти встречи.

Прокурор Климович обращает внимание, что международные организации искали встречи с Ерофеевым и Александровым, а «никаких обращений подобных от РФ не поступало».

Адвокат Соколовская: в своем письме главе СБУ Наливайченко «Красный крест» фактически

называет обвиняемых военнопленными и просит к ним соответствующего отношения.

Следом судья читает письмо из российского посольства от 19 мая с просьбой о встрече с консулом. Ответ следствия: не против.

Адвокат Грабовский отмечает, что его подзащитный просил о встрече с консулом не раз.

Защита и представители прокуратуры спорят о датировке писем из российского консульства.

Ерофеев, из клетки: «До сих пор не пускают консула!». Подсудимый требует соответствующего разрешения суда.

Судья: «Правильно! Консульство обращались. Когда консульство подготовит необходимые документы, мы дадим разрешение».

Оглашаются запросы о встречах с российским консулом, ответная нота украинского МИД: ведомство не возражает против посещения подозреваемых, переписка консульства с СБУ, документы о госпитализации, ходатайства адвокатов и самих подсудимых о допуске консула, ходатайство адвоката Соколовской о вызове свидетелей и прекращении дела (отказ), ходатайства о допуске СМИ, ходатайства Александрова и Ерофеева, которые просили оборудовать их больничные палаты телевизорами (следствие не возражало).

На этом чтение материалов дела закончено. Суд переходит к обозрению вещдоков.

Прокурор Климович передает судье конверт: мобильный телефон Sony Xperia, изъят у Александрова.

Климович:

— Там есть слот для сим-карты.

Судья:

— Это мне ни о чем не говорит.

Прокурор открывает телефон, показывает. Судья, шутливо:

— Прокурор совершает манипуляции с вещдоком!

Судья осматривает обе сим-карты, одна из них — оператора МТС, прокурор показывает номер симки. Адвокат Соколовская:

— Считаю, что нужно включить телефон и посмотреть, что за информация на нем!

Грабовский:

—Что доказывает этот вещдок?

Климович:

— Было получено разрешение суда на просмотр трафика и звонков с этого телефона. Мы оглашали уже информацию с этого телефона, тут есть фото, видео, контакты и другая информация.

Соколовская:

— Я хочу ознакомиться с информацией, которая есть на этом телефоне. Нужно включить телефон.

Прокуроры указывают, что протокол осмотра этого телефона приобщен к делу и был оглашен в суде.

Соколовская отвечает, что сомневается, откуда взята информация — с телефона или симки, которая не признана отдельным вещдоком.

Адвокаты настаивают на дополнительном изучении телефона. Грабовский: «Мы обещаем, что не будем стрелять из оружия, но телефон вскрыть стоит». В противном случае защита просит признать телефон ненадлежащим доказательством.

Прокурор Кравченко еще раз говорит, что протоколы осмотра этого вещдока специалистами ранее оглашались в суде. Судья подтверждает: это вещдок, а оценку ему предстоит дать в ходе процесса позже.

Судья снова помещает телефон в конверт; прокурор: доказательство будет храниться в Главной военной прокуратуре на Кловском спуске вместе с другими материалами дела.

Прокуроры предъявляют суду следующий вещдок: это запечатанные пластиковые конверты с образцами тканей Ерофеева и Александрова. Прокурор не настаивает, что их нужно вскрывать; защита соглашается.

Далее — пакет с кровью убитого Вадима Пугачева, одежда, «в которой были обвиняемые в момент получения ранения». Конверт решают вскрыть.

Прокурор Климович достает камуфлированную куртку; судья уточняет, чья она.

— Это вещи, в которые были одеты Ерофеев и Александров.

Адвокат Грабовский:

— В одну куртку двое одеты быть не могли!

Судья:

— Прокурор, прошу детализировать.

Климович:

— В эту куртку был одет Ерофеев.

Фото: Ирина Ромалийская / Медиазона

Прокурор обращает внимание, что на куртке нет никаких нашивок. Грабовский: а где рукава? Действительно, куртка полностью разорвана.

Адвокат Соколовская обращает внимание на дырки: если их оставили пули, то их расположение должно соответствовать ранениям Ерофеева.

Стороны переходят к осмотру кепки и футболки. Дырки в ней хорошо видны на просвет.

Соколовская: «Футболкой это назвать тяжело. Кому она принадлежит, неясно». Следом идут «пять фрагментов камуфлированной одежды» и тактические перчатки. Ерофеев отмечает: китайского производства.

Прокурор достает штаны, фрагмент ткани, еще одну камуфлированную куртку с отверстиями на спине, два камуфлированных носка.

Соколовская: «Прокуроры не смогли определить, кому именно принадлежат вещи, просим признать ненадлежащими доказательствами».

Прокурор Максим Крым:

— Все вещдоки было детально описаны экспертами, можем их допросить. Далее будем ходатайствовать: показывать эти вещи свидетелям, которые смогут указать, на ком были вещи.

Суд постановляет «считать вещдоки осмотренными, а оценку им дать позже, во время судебного процесса». Прокурор Климович вскрывает следующий пакет с вещдоками, там две пары ботинок. Один камуфлированные, вторые — черные.

Ерофеев: «Сделаны в Белоруссии!».

Грабовский:

— С учетом того, что эти вещдоки прокуроры хотят показать свидетелям, прошу определить, стоит ли их увозить и запечатывать.

Прокурор говорит, что готов возить вещдоки на каждое заседание.

Суд постановляет предметы, «учитывая их громоздкость», передать прокурору под расписку на хранение, и объявляет 15-минутный перерыв.

Суд осматривает винтовку «Винторез». Климович:

Фото: Ирина Ромалийская / Медиазона

 

Грабовский обращает внимание, что в обвинительном акте упоминался целый арсенал оружия, а суду сегодня продемонстрировали один «Винторез».

Адвокат также резко возражает против закрытия заседания: суд обязан обеспечивать безопасность свидетелю, а не его родственникам. Защитник говорит, что прокуроры не хотят огласки неких невыгодных обвинению показаний.

Соколовская поддерживает позицию коллеги и напоминает, что порядок рассмотрения был установлен судом еще на первом заседании по делу: сначала — допрос потерпевших, лишь потом — свидетелей.

Судья зачитывает порядок: письменные материалы, вещдоки, свидетели, потерпевшие.

Судья — прокурорам: вы действительно не ходатайствовали ранее, чтобы заседание проходило в закрытом режиме.

Климович: обстоятельства новые стали известны сегодня!

Соколовская настаивает на открытом заседании: «Никаких доказательств, что может быть ему (свидетелю — МЗ) небезопасно, прокуроры не привели».

Судья уточняет: прокурор ходатайствует именно о закрытии заседания или о запрете на аудио- и видеофиксацию и трансляцию?

Свидетель Залогин:

— Сидел я на посту «Аляска» около двух дня. Хруст ветки, крик «ай», это был Пугачев (погибший боец Вадим Пугачев — МЗ). Трое убеждали — это Ерофеев и Александров и еще кто-то. Раненого унесли. Пошли осмотреть место. Первый лежал Ерофеев, дальше — Александров. Мы их вынесли, оказали медпомощь.

Залогин отвечает на уточняющие вопросы прокурора Климовича: был мобилизован, оказался в пехоте, в 92-й бригаде.

Прокурор уточняет местоположение блок-поста — на выезде из города Счастье Луганской области.

— «"Аляска" — это пост, где мы стояли». Кто мы?

— Военнослужащие 92-й бригады. У нас был блиндаж.

— Где вы пребывали в момент нападения?

— На посту сидел.

— Как выглядит пост?

— Это блиндаж, возле блиндажа крыша и все.

— Вы находились в этом блиндаже?

— Да.

Адвокат Грабовский: потерпевший Гаркуша, присутствующий сегодня на суде, не знает русского, пусть свидетель говорит на украинском. (Залогин отвечает на вопросы по-русски).

Свидетель Залогин:

— Я увидел трех бегущих, они бежали на оккупированную территорию. Одеты они были в военную форму. Одна — светло-зеленая, у Ерофеева, у него еще панамка была. А у Александрова — светлая была какая-то форма.

Прокурор:

— Есть в зале кто-то из этих троих?

— Ерофеев и Александров.

Последним бежал Александров. Я стрелял одиночными, вспоминает Залогин.

— Почему вы решили, что это нарушители?

— Не было опознавательных знаков. Вообще никаких.

Свидетель помнит, что один из убегавших был вооружен.

— Помню 100%, что Ерофеев был с оружием, остальные — не помню. У Ерофеева был «Винторез».

Прокурор Климович — свидетелю:

— С чего вы решили, что это «Винторез»?

— Дальше узнал это по интернету, по новостям.

Приклад у винтовки был деревянным, описывает оружие Залогин, «остальное — металл».

Прокурор:

— Удалось вам кого-то ранить?

— Одного да, Александрова. В ногу, не помню, в левую или в правую.

— Где лежал убитый Пугачев?

— Возле блиндажа, в окопе. Лицом вниз, скукоженный калачиком, было все в крови, он был еще живой. Оказали первую медицинскую помощь в окопе, положили на плащ-палатку.

Я после этого пошел смотреть ту территорию, где велся бой. Со мной были ротный Бондаренко, Ольхович, Николюк и еще кто-то, не помню. Мы пошли осмотреть место боя, а там, оказывался, двое лежат! Мы пошли на оккупированную территорию, прошли метров 20-30, увидели Ерофеева, дальше — Александрова.

— Было ли оружие у Ерофеева?

— Да! Как потом я узнал, это был «Винторез». Лежала на груди. Я ему крикнул несколько раз, чтоб откинул винтовку, он ее отодвинул, и мы к нему подошли.

— Что он ответил на вопрос, кто он, когда вы подошли?

— Я не знаю, я в этот момент отошел. Александров был в 10-15 метрах от Ерофеева.

— Он был вооружен?

— Я не видел, я был рядом, но не смотрел.

— Их транспортировали потом?

—Да. Мы еще Ерофеева несли, он сказал, что может сам идти, а мы сказали, что лучше понесем. Он нам тогда сказал, что у него в кармане граната есть. Но я ее не видел. Также и Александрова вынесли.

— Вам известно, кто был третьим?

— Нет.

— Велся ли после боя огонь со стороны украинских войск?

— Был огонь. Первыми начали стрелять с оккупированной территории. А наши стали прикрывать, по-моему, из АГС (автоматический гранатомет станковый — МЗ), отход наших.

— Почему вы решили, что первыми стреляли с оккупированной территории?

— Потому что мы фактически были уже на оккупированной территории.

— Применялись ли к задержанным методы насилия и давления?

— Нет. Они еще, когда грузили их, говорили друг с другом странно, я их не понял.

— На русском?

— На русском, еще на каком-то.

— На украинском?

— Нет, украинского не было.

Свидетель вспоминает звук первого хлопка, который услышал в тот день, и говорит, что это мог быть «выстрел с глушителем».

Прокурор показывает ему одежду из пакетов с вещдоками. Залогин узнает кепку, фрагменты куртки и штаны Ерофеева, куртку зеленую с капюшоном — неуверенно: говорит, что видел ее на поле боя, но не помнит, на ком из двоих задержанных.

Судья:

— Можете пояснить, почему куртка в таком состоянии?

— Мы ж ему помощь оказывали, при мне разорвали эту куртку, чтоб оказать ему помощь.

— На одежде много отверстий.

— Когда мы их увидели, эти отверстия уже были на одежде.

Прокурор Климович показывает Залогину «Винторез», тот говорит, что видел это оружие у Ерофеева.

Судья:

— Именно это или такое же?

— Такое. У нас в Украине на вооружении такой нет!

К допросу свидетеля приступает сторона защиты.

Адвокат Соколовская:

— Вы обозначили, что службу проходили в ВСУ на пункте «Аляска». Где находится этот пункт? Сразу за мостом через Северский Донец, на подконтрольной Украине территории?

— Да.

— А окоп?

— Тоже.

— От «Аляски» до окопа какое расстояние?

— Метра три-четыре.

— Видели ли вы непосредственно нападение и момент убийства Пугачева?

— Нет.

— Вы можете сказать, что конкретно Ерофеев напал на Пугачева?

— Нет, я этого не видел.

— Где вы находились?

— На посту, я был один, второй — в блиндаже спал.

— Вы можете идентифицировать, как называется та форма, в которую были одеты нападавшие?

— Нет.

— С какого расстояния вы и военнослужащие ВСУ вели огонь по убегающим?

— 20-25 метров.

— А видели ли вы , что Ерофеев был с оружием, когда стреляли?

— Да.

— С двадцати метров?

— Да.

— Вы видели, что с «Винтореза» осуществлял выстрелы Ерофеев?

— Нет, не видел.

— Вы хорошо знаете это оружие, «Винторез»?

— Нет.

— Когда вы его увидели?

— Когда подбегал к нему для оказания медпомощи.

— Производился ли осмотр оружия при изъятии?

— Я не видел.

Свидетель говорит, что нападение на блок-пост началось около 14:00 по местному времени, глубина блиндажа составляет около двух метров. Сам Залогин был вооружен автоматом.

— Когда вы услышали хруст, все украинские военнослужащие находились на объекте?

— Да.

— Когда вы услышали, что падает Пугачев, он был на высоте?

— Наверное, он был над окопом, но я не видел. Я был в окопе.

— Видели ли вы Пугачева перед выстрелом?

— Нет.

— Когда вы увидели, что он ранен?

— Я не видел, я услышал.

— Когда?

— Минуты через три-четыре.

— Можете отличить «Винторез» от АС «Вал»?

— Да.

— Как?

— По взгляду.

—Можете назвать технические отличия?

— Нет.

— Были ли рядом с вами в тот день представители уголовного розыска?

— Это глупый вопрос!

— Известно ли вам, в каких родах войск или органах служили те, кто был рядом с вами?

— Военнослужащие ВСУ.

— Какое еще оружие было вами найдено на поле боя?

— Я не знаю.

— Только одна винтовка?

— Получается, что да.

— У Александрова что-то в руках было?

— Нет.

Свидетель рассказывает, что «где-то в 15:00 с копейками» вызванные им медики вынесли Александрова и Ерофеева на плащ-палатках, во время оказания медпомощи он стоял рядом. Помощь раненому Пугачеву военные врачи пытались оказать минут за 10-15 до этого, а минометный обстрел в тот день начался «ближе к 16:00».

— Бой был с 14:00 до 15:00?

— Нет.

— А что было с 14:00, когда вы услышали выстрел, до 15:00?

— Вели огонь, оказывали помощь Пугачеву, пошли, нашли раненных, потом пошли искать третьего нападающего, и тут начался минометный обстрел.

— Стрельба когда началась?

— Когда, наверное, третий добежал, сообщил своим, и начали обстрел. Я не об автоматическом, я о минометном обстреле.

Адвокат Грабовский продолжает уточнят хронологию боя, свидетель неожиданно отпускает в его адрес: «Ну, тупой».

Судья делает ему замечание.

Адвокат Соколовская:

— Откуда велся обстрел?

— Справа от позиции, с Веселой горы.

— Где именно велся бой?

— Я не знаю, как ответить.

Теперь очередь задавать вопросы Залогину у подсудимых.

Ерофеев описывает местность: река, с одной стороны город Счастье, с другой — дачные поселки. Он говорит со свидетелем на ты; пытаются уточнить, где именно располагался опорный пункт украинских войск, решают потом вместе посмотреть на карте.

Ерофеев:

— То есть берег, не где Счастье?

— Да.

— Стреляли из чего: из леса, из кустов?

— Стреляли из автомата, 5,45 мм все стреляли, два раза кто-то из ГП.

Ерофеев объясняет суду, что ГП — это «гранатомет подствольный».

Потерпевший Гаркуша отмечает, как подробно подсудимый знает местность.

Ерофеев: «Я книжки читал».

Ерофеев:

— Я как лежал?

— Головой к речке и улыбался!

— Может, я смеялся?

— Нет, улыбался.

— Кто был справа от меня?

— Стас Борода.

— Они прибыли вместе с командиром бригады?

— Нет, он был с нами с самого начала.

— Кто-то стрелял по мне?

— Нет. Когда я сказал тебе «уберите оружие», мы не стреляли.

Ерофеев:

— Вы стреляли по мне! Представлял ли я какую-либо угрозу?

— Нет.

— То есть я был беспомощный?

— Да.

— Кто снимал с меня оружие?

— Полковник Николюк.

— Я в руках держал оружие?

— Не могу сказать, не видел.

— Кто помощь оказывал?

— Женщина.

— На поле боя?

— Да. Так получилось.

— Когда несли меня, был на мне жгут, бинт?

— Я не видел. Ты сказал еще, что у тебя граната в кармане.

— Спасибо, у меня нет больше вопросов.

Нет вопросов к свидетелю и у Александрова. Допрос Залогина окончен.

Председательствующий — адвокатам: «Вы ходатайствовали о доставке подсудимых в больницу. Мы обратились в СИЗО». Судья зачитывает постановление: суд не возражает против того, чтобы Александров и Ерофеев прошли необходимые обследования в стационаре.

Следующее заседание по уголовному делу №752/15787/15-к начнется в Голосеевском районном суде Киева в понедельник, 7 декабря в 10:30 мск.