«Оправдательный приговор — это как падающая звезда»
Максим Солопов
Статья
10 мая 2016, 10:19

«Оправдательный приговор — это как падающая звезда»

Иллюстрация: Алексей Сухов / Медиазона

Уволившийся в прошлом году сотрудник одной из районных прокуратур Санкт-Петербурга рассказывает об отношениях надзорного ведомства со Следственным комитетом, судами и полицией, заодно объясняя, почему фильм «Чайка» не удивил его бывших коллег — так же, как и поручение подсчитать поголовье лосей на подведомственной им территории.

В районе в среднем — 30-35 сотрудников прокуратуры на 300-500 тысяч жителей. Уголовные дела возбуждаются с утра до вечера непрерывно. После каждого уголовного дела прокурор должен составить заключение, проследить за правильностью составления протоколов. Еще нужно выполнять бесконечные задания, например — обобщить практику по уголовным делам по определенной статье УК за конкретный период текущего года в сравнении с аналогичным периодом предыдущего года и тому подобное. Люди просто зарываются в бумажках и, убегая в процесс, бросают все, что нужно было сделать еще ко вчера.

Обвинение в уголовном процессе считается престижным надзором, либо участие в гражданских процессах. А есть, например, надзор за полицией. Это работа бесполезная и очень скучная. Юриспруденции там — ноль. Есть еще статистика и отдел кадров. Там вообще не знаю, как люди могут работать, будучи юристами, и при этом уважать себя.

Суды

В уголовных процессах прокуроры действительно рулят. Даже судьи зачастую тупо не умеют считать сроки наказания. Поэтому приговоры часто пишут прокурорские, помогают мировым судьям — и даже федеральным, которые вышли из секретарей и мало что понимают вообще.

Ходатайства об арестах обычно еще до их подачи следователями уже триста раз обсуждаются с прокурором. Раньше же следственный отдел и прокуратура были единым целым, а сейчас разделены, но находятся чаще всего в одном здании, в соседних кабинетах. Следователю всегда виднее. Никакой следователь — ни полиции, ни Следственного комитета — не берется за дело, если оно не стопроцентное. Никому не нужна «оправдашка» или «висяк». Поэтому, если взялись уже за дело, там и арест будет обоснован, и доказательства подбиты все. Я касаюсь, конечно, обычных дел, не политических.

Когда прокурор приходит на процесс совсем незнакомый с делом — это нормальная ситуация. Сам много раз приходил, начинал с фразы: «Простите, уважаемый суд, попросили заместить коллегу, дела не знаю». Бывает, кто-то заболел, ушел на что-то более важное. Потом дела распределяют, а сотрудников на все заседания одновременно нет. Тогда берут надзорников, с общего надзора: «Они ничего не понимают, но пусть хоть посидят». Как мебель. Судья в такой ситуации может помочь: заскакиваешь к нему перед процессом, просишь рассказать, что в деле происходит. Тогда надо делать, что судья говорит: «Прокурор вы ведь поддерживаете ходатайство, да?». Была девочка, которая к секретарю подходила советоваться, что сказать. К секретарю! Позор формы.

Назначение срока обсуждается судьей и прокурором заранее между заседаниями: сколько запросить, сколько дать. К приговору судья и прокурор уже имеют общее мнение. Если судья вынесет приговор, который сильно отличается от позиции обвинения, то прокурор автоматически должен быть с ним несогласен и обжаловать. Судья, конечно, не хочет, чтобы его приговор обжаловали, а прокурорский тоже не хочет лишний раз что-то обжаловать. Тем более, жалобы скорее всего не удовлетворят. В суде все равно всегда оказываются только те, чья вина очевидна. Других там не бывает.

Оправдательный приговор — это как падающая звезда, очень редко. И это, в первую очередь, потому что все боятся браться за сложные дела. Если есть дело, где, возможно, «глухарь» — никогда оно в суд не дойдет. Делать по нему никто ничего не будет. В суд уходят дела, где изначально все ясно. Поэтому те, кто попался, сидят, а кто не попался — гуляют. Если на стадии предварительной проверки до возбуждения уголовного дела видят, что ничего не понятно, то расследование считается пустой тратой времени и сил.

«Оправдашка» — это сразу же дисциплинарное взыскание. В теории процесс — это состязательность двух сторон, но на практике все очень далеко от этого. Считается, что раз у тебя «оправдашка», значит, ты плохо поработал. Сразу служебную проверку проведут и найдут какую-нибудь мелочь. В приговоре тоже всегда пишут, почему оправдали. Например, указывают, что принципиальный свидетель дал предвзятые показания, потому что оказался чьим-то родственником и заинтересованным в исходе дела лицом. В итоге спрашивают: «А почему прокурор этого не учел?». Задним умом-то все сильны, особенно начальство. Следаки тоже получают за то, что возбудились.

Иллюстрация: Алексей Сухов / Медиазона

Приказов об обязательных взысканиях за оправдательный приговор, конечно, нет, но есть документы с более общими словами: «обеспечить квалифицированное поддержание обвинения», «всесторонне изучить материалы дела» и так далее. Потом пишут: «не учел», «не поддержал», «не заявил ходатайство».

Дисциплинарное взыскание очень важно. Каждые пять лет прокурорский работник проходит переаттестацию. Кто не пройдет, будет уволен. Для аттестации нужно, чтобы непогашенных взысканий не было. На повышение тоже могут с взысканием не пустить, а могут из-за дисциплинарки перевести на более низкую должность.

Полиция

Сам я обвинением мало занимался. Только фигней всякой: побои, угроза убийством, неуплата алиментов. В основном гражданскими процессами занимался и надзором над полицией. Это считается грязной работой.

Есть два вида надзора над полицией — за учетной дисциплиной и за дознавателями. Я занимался учеткой. Сейчас объясню. Вот, например, участковый. Его задача — профилактика преступлений на вверенной ему территории: следить за ранее судимыми, за условиями хранения гражданского оружия. Но сейчас в МВД большая нехватка дознавателей, и участковые занимаются предварительными проверками сообщений о преступлениях до возбуждения уголовного дела. Любое заявление о любом преступлении, подследственном полиции, скидывают этим несчастным участковым: хулиганства, наркотики, кражи.

Сам видел на столах огромные пачки этих заявлений. За год тысяч пять на одного участкового примерно. По каждому надо проводить проверку, в большинстве случаев — писать отказ в возбуждении дела. Потом каждый отказной проверяет прокурор. Чаще всего он согласен с отказом, но иногда поручает провести повторную проверку. И таких отмен бывает куча. В итоге за участковым хвостом тянутся старые заявления и каждый день приходят новые. Они просто зарываются в них. В итоге, мне кажется, насильники и убийцы у нас ходят на свободе, пока они копаются в этих бумагах.

Меня дрючили постоянно, что у меня на территории рост преступности, потому что я типа плохо надзираю за полицией. Прокуратура вообще считается координирующим органом в борьбе с преступностью. Мне говорят, мы должны дрючить ментов, чтобы они работали. Я прихожу, вижу, что они в мыле все: семью не видели, глаза по пять рублей — стыдно с них что-то спросить. Я работаю, например, с 9.00 до 21.00, а они — 24 часа.

В итоге негласно, чтобы начальство не знало, мы на что-то закрываем глаза: например, где-то материал провалялся свыше срока, потому что проводились какие-то другие мероприятия в это время. Или злодея поймали, а сроки задержания — не больше 48 часов — нарушены. Документы показывают: да, 100% злодей, и если его сейчас отпустить, натворит еще больше. Закрываем глаза. Менты, в свою очередь, с повинной приходят регулярно: вот здесь, здесь и здесь накосячили. Пишешь им представление, мол, реагируем. Чтобы полицейские деньги заносили в прокуратуру, я не встречал. Максимум на день рождения кто-то что-то подарит главному надзирающему за милицией. В большинстве случаев они настолько все проштрафились, что сидят в кулаке у надзирающего.

Реальных инструментов у прокуратуры я, конечно, мало вижу. Ну выносишь представление, а им — дисциплинарки. Вообще, по закону, представления и дисциплинарки не связаны, но прокуратура считает эффективность представлений по количеству привлеченных к ответственности. Хотя они не связаны. Дисциплинарная ответственность — это исключительная прерогатива работодателя. При этом если начальник не станет привлекать подчиненного, то прокурора за это вылюбят.

Полиция, конечно, не может игнорировать представления прокуратуры. Воевать с прокуратурой никто не будет. Все же боятся за свои места — и прокурорские, и менты. Из-за этого они вступают в очень тесную взаимосвязь: прокурорскому все время нужно что-то к определенному сроку, иначе его накажут. Мент сделает это в срок. Менту нужно быстренько какой-то материал отменить — прокурорский сделает это для него. Вообще, вся работа государственных органов направлена на то, чтобы каждому сохранить свое место, уменьшить друг другу проблемы. Все понимают, что они не борются за законность, а пытаются усидеть на своих местах, чтобы кормить семьи.

Не любят сотрудники прокуратуры надзор за оборотом наркотических средств, где надо показывать результат. Как ты ни борешься у себя на районе с наркотиками, а у тебя всегда будет до фига наркоманов, до фига детской наркомании и всего этого. Ты не можешь это победить.

Синяя форма

За взятки и красивую жизнь я вам ничего не скажу. Это все где-то наверху. Рядовой помощник прокурора, старший помощник — это человек, высушенный работой, который не видел ни семью… Даже денег снять с карточки не может, потому что снять их можно только в каком-то особенном банке. Это человек, который просто живет на работе. У одной девочки нервный срыв был из-за нагрузки. Не буквально из-за работы — но все это переплетается с ситуацией в семье, когда мать не видит собственного ребенка, он просто растет без матери.

Служебная машина на всю прокуратуру одна, и она возит прокурора, а мы — везде своими ногами. Форма, которая выдается — убогая синтетика из дешевейших материалов. Фуражки вообще дурацкие — их никто не носит.

Когда я пришел, зарплата была тоже маленькая у прокурорских: помощник получал 20-23 тысячи рублей. Потом ее подняли в два раза — ну, чтобы прокурорский не получал меньше милиционера. Повысили до 40 тысяч, но убрали премии, «тринадцатые зарплаты», бесплатный проезд к месту отпуска, оплату шитья формы на заказ. У тех, кто повыше, зарплата много от чего зависит — от звания, от выслуги, но в среднем у районного прокурора тысяч шестьдесят. Знакомый даже пытался в декрет уйти, потому что жена больше зарабатывает. Не дали.

Какой бы у тебя ни был надзор, какая бы ни была ситуация, надо всегда найти виновных. Дороже не наказывать, чем наказывать. Был случай, когда нашел во время проверки незаконных мигрантов на объекте. Подходит ко мне руководитель: «Может как-то решим?». Я про себя подумал, что мне ценнее — палка или деньги? И понял, что палка ценнее сейчас. Такая палочная профдеформация даже способствует борьбе с коррупцией, но касается это только низов.

Иллюстрация: Алексей Сухов / Медиазона

Приходят всякие мальчики-девочки стажироваться. Глаза горят, хотят синюю форму. Когда им рассказываешь, какая это работа, как ты складываешь в кабинете стульчики, чтоб на работе поспать и вторые сутки поработать, они уже с другими глазами уходят. Рядовой сотрудник просто боится брать взятки. Боится место потерять, не дослужить до пенсии. Есть дурачье, кто думает, что не попадется, но это 1%. При этом все понимают, что наверху делают деньги. Когда у прокурора города день рождения, каждая прокуратура собирает деньги, думает, как подарок изощренней подарить. Не дай бог, подумают, что недолюбили городского прокурора. И полиция собирает. Там цыганская свадьба вообще.

На день прокуратуры «во дворец» приглашаются самые приближенные к прокурору города. Госконтракт даже заключается на празднование. При этом в районах негласно запрещено отмечать. Качается стул под прокурором. Мало ли, кто-нибудь что-нибудь выдаст под алкоголем. Раньше, еще когда следователи были вместе с прокурорскими, гуляли до утра: драки, пьяное вождение, все-такое. Но никогда это не выливалось в какие-то серьезные проблемы, преступления. Бывало, но ущерба никакого — тимбилдинг, короче. С новым прокурором стало тяжело работать — половина стукачей.

Каждый новый прокурор города, когда приходит, он убирает прежних районных прокуроров и ставит своих. Даже поводов как таковых никто не ищет. Могут заместителя прокурора запросто разжаловать в помощники. Была одна кадровица, двадцать лет проработала. Она, правда, всех бесила. И когда новый прокурор пришел, он ее помощником на общий надзор перекинул, где надо бегать ногами, где обычно молодежь работает.

Сейчас в прокуратуру служить стоит очередь до края земли. Люди идут за понтами, за синей формой, не понимая, что это рабская работа, на которой их выжмут. Из-за этого постоянно звучит фраза: «Незаменимых людей у нас нет. Не нравится — уходите». Под «не нравится» могут понимать все, что угодно. Например, горпрокурор объявил соревнования по футболу. В воскресенье, пожалуйста, будьте в назначенное время. Плевать, что у вас билеты куплены куда-то на этот день. Не придешь — дисциплинарка и увольнение.

​​​​​​Или, например, вневедомственная охрана раньше охраняла здание, а когда деньги кончились у прокуратуры, на январские праздники прокуратура осталась без охраны. Поручили организовать дежурства прокурорских работников. Людей, которые пять лет учились на юристов, поставили сторожами. Это как забивать гвозди микроскопами. Я этого не делал. Я себя уважаю, но у кого-то пенсия через два-три года или, наоборот, молодые только пришли, смотрят в рот руководству и готовы любой приказ исполнять.

Сейчас еще хуже стало. Академия прокуратуры плодит выпускников-бюджетников, которым прокуратура обязана предоставить место на пять лет по контракту. Не хватает вакантных мест. Начали убирать стариков. Наш прокурор и так, когда пришел, убрал всех старых зубров — настоящих компетентных людей, которые на проверку выйдут, триллион нарушений где угодно найдут. В итоге приходит молодняк. Мальчик с пушком на губе пытается насаждать законность, сам толком законов не зная. Уважение к прокуратуре падает все ниже.

Про Чайку, конечно, все в курсе, как там дела делаются, и фильм Навального смотрели многие. Ну, покивали головами: «Все так. Работаем дальше. Что тут сделаешь? Стачку не устроишь». Заикнешься о профсоюзе, тебя сразу выкинут. Ни у кого нет сомнений, на кого они работают. Ни для кого не секрет, что городской прокурор два раза в год в Кремль ездит, чтобы его повысили до замгенпрокурора, чтобы уже брать серьезные деньги.

Вот у нас идут политические процессы над Савченко, над Навальным. Там судьи, прокуроры делают все не потому, что они сволочи, а потому что у них дети есть, которых нужно кормить. Почему нет Д'Артаньяна? Почему никто не бунтует? Легко, конечно, работать в прокуратуре тем, у кого есть знакомый бизнесмен, который говорит: «Я тебя всегда юристом к себе возьму». Но таких единицы.

Опять же, если дело какое-то политическое, то, как правило, присылают им заниматься кого-то из генки (Генпрокуратуры — МЗ) или какого-нибудь спецпрокурора из города.

Система

Так что наша работа всегда состоит из двух частей: реальная борьба за соблюдение законности и создание видимости такой борьбы для начальства. Пять дней в неделю пишем докладные для начальства: там сделано столько-то всего, здесь — экстремизм, терроризм, пожарная безопасность, все охвачено, все схвачено. В субботу-воскресенье приходим и садимся писать иски в интересах граждан, жалобы рассматриваем — реальную работу делаем, одним словом.

Надо учитывать, что прокурорский борется за дело не потому, что хочет посадить человека — он бьется за свою карьеру. Ничего личного. Вообще, «удержаться на своем месте» — главная идея работы всех правоохранительных органов. Ради этого они все постоянно идут на взаимные уступки. Все стараются идти по пути наименьшего сопротивления, чтобы каждому своя «палка» в плюс в итоге оказалась.

Конфликты случаются крайне редко. Например, зеленый какой-то прокурорский в розовых очках приходит в суд и начинает свое мнение обосновывать, а ему попадается матерая судья какая-нибудь. Она даже не будет с таким в диалог вступать, просто наберет прокурору и скажет ему: «Что у вас этот зеленоротый хочет вообще?». Прокурор тут же выдернет подчиненного и ситуацию уладит. Телефонное право — самое сильное право. Чуть что не так, прокурор звонит судье, судья — прокурору, прокурор — начальнику ОВД, и так пока все между собой не договорятся.

Если ты участвуешь в гражданских процессах, а судья на тебя зуб точит — может просто не позвать в процесс. Заседание состоялось, а прокурор не пришел. А прокурор обязан на эти заседания ходить. С тебя потом спросят.

Следственный комитет и прокуратура срощены на самом деле, несмотря на формальное разделение. Все вместе бухают, вместе работают. Все эти политические разборки в высших эшелонах — они людей, которые работают на земле, не касаются.

Хотя после разделения с СК прокуратуре работать стало сложнее. Раньше прокурор мог пригрозить уголовкой, и прокуратуру боялись, а сейчас такая декларативная структура: ходим с табличками «нельзя!». Цифру наказанных после представлений рисуем от руки. Присылают из какой-то организации факс, в котором десять человек наказанных после представления. Прокурорский знает, что это фейк, но ему выгодно не замечать, чтобы потрясти бумажкой перед начальством. Все понимают, что такие вещи рисуются специально для прокуратуры, но всех все устраивает. Менты, конечно, своих накажут, но им не привыкать. Там пять участковых на 100 тысяч человек. Сколько раз они наказаны? Да постоянно! Там на повышение выбирают лучшего из худших.

В районе у судьи, прокурора и начальника полиции — у каждого своя территория, и он на ней главный, а если надо что-то сделать на чужой территории, то надо идти договариваться. Если будешь идти против судьи, она как-нибудь да вытянет тебя на частное определение, пошлет его в горпрокуратуру, и тебя накажут. Поссоришься с ментами — придешь проверять отдел, а там проверка из городской прокуратуры, которая уже проверяет тебя на предмет того, как ты проверяешь полицию, и они вывалят все свои косяки перед городскими. Такое бывало.

Звонят мне из полиции: «У нас проверка из главка, а материалов отказных слишком много, можно, мы вам их на отмену?». И они все скидывают в прокуратуру, а у них перед начальством все пусто. И наоборот: к нам городская приезжает, мы все отказные материалы, не глядя, отменяем и возвращаем обратно ментам. Бывает, и в багажник машины материалы прячем. Был случай, когда в подвале проверка нашла кучу просроченных материалов одного помощника. У парня реально очень много было материалов, он никак не успевал и перед проверкой спрятал их в подвал. Думал, не найдут, а была комплексная проверка, которая раз в пять лет происходит — они еще пожарную безопасность заодно проверили, в подвал спустились.

Иллюстрация: Алексей Сухов / Медиазона

Проверки происходят очень оскорбительно, как обыск: лазают в твоем компьютере, в сейфе, требуют показать багажник машины. Прикол в том, что если они ничего не найдут, их тоже накажут. Найти нарушения нужно обязательно. «Нужно наказать кого-то», — это девиз просто прокуратуры. Косяки у всех же есть: могут и там, где нет ничего, найти нарушение.

Никакой взаимной ненависти чаще всего нет. Все друг друга понимают. Может прокурор придти к полицейским сказать: «Такая вот фигня: если не найду к четвергу нарушений по учетно-регистрационной дисциплине в вашем отделе, то мне конец». Они сидят такие: «Ну, че делать? — Вот, на, здесь просроченные материалы». Иначе я сам начну искать. В налоговой вообще мало кто шарит у нас. Приходишь к ним: «Ну дайте какие-нибудь нарушения-то. Отчитаемся, уйдем». Им на самом деле такие копейки платят там, рядовым сотрудникам... Кого мне там наказывать? Или приставов. У них несколько тысяч дел на одного. Я вообще не понимаю, зачем там люди работают. Вот так вот все в косяках, а ты ищешь того, кто совсем оборзел уже, и чисто на уровне понятий выбираешь, кого и как наказывать — по договоренностям, на телефоне.

Судьи нас даже на корпоративы к себе зовут. Приглашают обвинителей или участвующих в гражданских процессах. Мы скидываемся наравне с судейскими.

Судьей прокурору просто так не стать. Нужно долго именно с судьями работать, иметь договоренности. Проще всего судьей стать — пойти после университета работать секретарем в суд. Потом растешь до помощника. Нужно пять лет так отработать за 10-15 тысяч, понимая это. Тогда тебя сделают судьей. Потому что иначе секретари и помощники разбегутся. Судьями помощники становятся ужасными. Вся их карьера — она только в зале суда проходит. Они не понимают, как что устроено в правоохранительной системе. Например, не знают даже, как работает следователь — ходит он сам ловит преступников или к нему все приходят и приводят. Не знают, кто за что отвечает, и куда запрос послать. Сейчас большинство таких судей. Бывшие адвокаты или прокурорские — нормальные судьи, они хоть носом землю рыли.

Работа

Мой интерес к работе в прокуратуре был в том, чтобы получить юридический опыт, потоптать землю. Сталь закаляется. Служебку в отношении меня проводили: вызвал ментов, чтобы приструнили руководительницу образовательного учреждения, которая пыталась меня выгнать. Менты приехали вшестером с автоматами наперевес. Накатали на меня потом жалобу, что мы ворвались в организацию, всех перепугали. В итоге проверка показала, что мы действовали строго по закону и все белые и пушистые, но это стоило кучи нервов и написанных объяснительных.

Пока ты бегаешь по инстанциям и пишешь объяснения, работа стоит. Потом сидишь допоздна над своими делами, а на ночь расставляешь стульчики в кабинете и ложишься спать на них, чтобы утром продолжить. На заслушивании по итогам года любят людей прям перед всеми публично песочить, унижать. Мне кажется, такого, как в прокуратуре, отношения к своим сотрудникам даже в ментовке нет. В полиции человека в кабинет вызовут один на один, а в прокуратуре прям принято перед всеми.

Я когда надзирал за строительством, очень хорошо один раз поработал. Проверял застройщика одного, который подписывал договоры долевого строительства, составленные с нарушениями. Таких договоров оказалось больше ста. Я по каждому сделал административку — больше ста. Принтер дымился. Созвонились с Роспотребнадзором, все согласовали: мы отправляем — они наказывают. Лучший показатель в прокуратуре по строительству за месяц чуть ли не по всей стране! Проверка приезжает: «Искусственно завысил показатели в конце отчетного периода, дабы скрыть плохие результаты за весь период». Он (проверяющий — МЗ) написал херню, потому что эти результаты-то шли в счет следующего года на самом деле: по административкам их привлекли только в следующем году.

В итоге я не получил тогда взыскания, но сотрудники вышеуказанным образом получают. Обжаловать нельзя, даже когда наказывают совсем ни за что. В теории ты можешь пойти в суд, тебе взыскание даже отменят, но потом на тебя набросятся все с проверками и заклюют. Так что тебя любят — а ты терпи!

Были такие жалобы, по которым я для себя работал. Например, в одной истории бабушка с внучкой ехали в автобусе, водитель резко тормознул — они упали, поломались. Написали жалобу. Подайте в суд на «Пассажиравтотранс» — нет времени этим заниматься! Триллион докладных еще писать. Вот инициативные работники садятся этим заниматься в свободное время.

Или у меня был гражданин — работник тыла во время Великой Отечественной войны, ему удостоверение не выдавали, потому что не было подтверждающих документов. Дедулька древний. Бодренький еще, ходит, но ему уже никак не собрать документов самому. Все его посылали. И в городской прокуратуре тоже отписку сделали. Потому что за 30 дней, которые даются на проверку заявления (из них 20-25 рабочих), ничего не успеть. Никто не успевает, потому что бумаг огромное количество. Но одновременно с отпиской копию жалобы, уже без всяких сроков для исполнения, спускают в районную прокуратуру с требованием провести проверку. Видимо, кто-то сообразил так делать.

Я три месяца по его жалобе проводил проверку. Запрашивал центральные архивы, деревни какие-то. Нашли даже живого свидетеля, который написал, что работал с этим дедушкой в 1944 году. Сделал заявление о юридическом признании факта, что он шесть месяцев работал во время войны. Признали. Получил он корочку свою и льготы, но делал я все это после шести вечера, в нерабочее время. Делаешь такие вещи, чтобы не потерять уважение к себе на этой работе.

Есть много людей, конечно, которым на все вообще плевать. Таких мерзких людей очень легко определить — они всегда быстро идут на повышение. Это чемпионы по вылизыванию начальству. Нормальные сотрудники, наоборот, знают, что на повышение идти не надо. Там будет еще больше тупой работы, не связанной с юриспруденцией, еще больше унижений.

Я аттестовался. И спустя месяц-два принимал присягу. Со мной вместе присягу принимали тоже только что аттестовавшиеся сотрудники. Некоторые из них уже были прокурорами отделов в городской прокуратуре! Это, конечно, удобно тем, что все сволочи всплывают. При этом до сих пор есть люди, которые остаются на земле и работают там годами, но таких все меньше.

Иллюстрация: Алексей Сухов / Медиазона

Олимпиада, лоси и пандусы

Вся правоохранительная система работает над тем, чтобы показать, что она работает. А не над тем, чтобы бороться с преступностью. Можно насиловать, убивать, и тебе за это ничего не будет, если знать, как работает эта система. В газетах ведь пишут чаще всего только о тех преступлениях, где всех уже поймали. Я видел кучу уголовных дел, в которых никто не хочет разбираться: человека убили, но разбираться, кто убил, сложно, и убийство превращается в несчастный случай, просто потому что некогда этим заниматься.

У нас в судах в гражданском процессе четыре дня в неделю по два иска в день слушается о признании умершими безвестно отсутствующих. За год тысячи людей просто исчезают. Их никто не видит, не ищет, никаких дел не заводит. Тела нет — какое может быть здесь дело? Если следователь будет искать какие-то признаки преступления и возбудит дело, у него сразу «глухарь» в отчетность. Заводится только розыскное дело. Оперативники пишут рапорта, что опросили соседей. Потом, когда нужно какие-то бытовые вопросы решить, родственники приходят к судье. Через пять лет можно признать пропавшего человека умершим.

Мы вместе с судьей делаем запросы в психушки, морги, пенсионный фонд. Ответы все чаще всего приходят пустые. В итоге на основании решения суда выдается свидетельство о смерти. Если человек находится, могут такое решение отменить и признать живым. Иногда такое бывает, когда человек бомжует где-то и вдруг находится.

Зато много безумных заданий сверху приходит — да все задания были безумными. То скажут посчитать количество жалоб на работу мусоропроводов, то к Олимпиаде обязали проверить все спортивные учреждения на предмет возможного укрывательства государственной собственности — типа не прикарманил ли кто-то себе стадион. У нас на районе ничего не нашли, и это было понятно еще до проверки. В итоге нули — нарушений нет. Значит, мы плохо работаем.

Люди уже настолько привыкли к безумным заданиям, что даже не анализируют их. На 1 апреля поиздевались, отправили нашему заму задание посчитать количество выбоин на проезжей части и объем скопившего в них грунта, посчитать поголовье лосей на подведомственной территории. Она прочитала с серьезным видом и начала расписывать на помощника.

У нас была задача однажды — «Доступная среда»: надо было проверить везде наличие пандусов для инвалидов. Мы ходили по магазинам, по аптекам — везде по району искали, где нет этих пандусов. Везде пандусы стоят — отлично. В прокуратуре нету пандусов! Сами себя наказывать не стали, конечно.

Оформите регулярное пожертвование Медиазоне!

Мы работаем благодаря вашей поддержке