Кара. Осенью 1889 года 20 политзаключенных в знак протеста одновременно приняли смертельные дозы морфия

В конце октября 1889 года заключенным Карийской каторги была зачитана новая инструкция генерал-губернатора Приамурья Андрея Корфа: чиновник разрешал применять телесные наказания к политическим — раньше такое было возможно только в отношении уголовников. В 1877 году Вера Засулич стреляла в петербургского градоначальника Федора Трепова, который распорядился выпороть революционера Андрея Боголюбова. Суд присяжных ее оправдал. 12 лет спустя на Каре политкаторжане ответили властям по-другому.

Уже спустя две недели после оглашения инструкции о телесных наказаниях была высечена Надежда Сигида, которая дала пощечину начальнику каторги Масакову — это было личное распоряжение Корфа. В эту же ночь Сигида и три другие политкаторжанки — Мария Ковалевская, Мария Калюжная и Надежда Смирницкая — приняли смертельную дозу морфия. Протестуя против введения телесных наказаний, женщины уже 16 дней голодали. «Около пяти часов мне сообщили, что Ковалевская скончалась. Подле Калюжной и Смирницкой дежурили фельдшера и сиделки-арестантки. Когда К. и С. просили пить, им подавали, по инструкции врача, стакан с противоядием, но они отстраняли рукой и произносили шепотом: "Не надо, пожалуйста, не надо". Часов около 10 вечера Калюжная начала метаться. Смирницкая с помощью сиделки подползла к подруге и стала нежно гладить ее голову, пока Калюжная не скончалась. К утру умерла и Смирницкая», — писал Григорий Осмоловский, который отбывал наказание на Карийской каторге, но в вольной команде, а не в тюрьме.

Власти понимали, что инструкция о распространении телесных наказаний на политических вызовет негодование каторжан; во двор тюрьмы ввели вооруженных солдат. Но эта мера не могла предотвратить в буквальном смысле самоубийственной акции неповиновения. Вслед за Сигидой и ее подругами каторжане по условному знаку — это было пение в одной из камер — массово приняли большие дозы опиатов. Одновременно отравиться попытались 16 человек, но препараты оказались просроченными, и они выжили. На следующий день двое — Сергей Бобохов и Иван Калюжный, брат Марии Калюжной — учли опыт товарищей, увеличили дозы и умерли. Еще несколько революционеров, предпринявших повторные попытки, остались в живых. В вольной команде попробовал застрелиться из револьвера Наум Геккер, но он остался жив.

Петербург поручил местным властям опросить выживших, чтобы понять причины столь радикального протеста на Каре. Суть объяснений политических сводилась к тому, что телесные наказания недопустимы, а применение их к Сигиде было «изощренной смертной казнью».

Имперские каторги. Предыстория

Первыми настоящими политическими преступниками в России стали декабристы. До этого речь шла о бунтах и мятежах, самозванцах и заговорщиках — декабристы же были настоящей оппозицией: со своей программой и планом преобразований. Второй волны оппозиционной активности пришло ждать долго. При Александре II страна начала меняться. Отмена крепостного права и другие реформы, включая судебную, были самыми радикальными за всю историю России — но значительной части просвещенного общества казалось, что этого мало.

Клеймленый ссыльно-каторжный (СК). Фото: Алексей Кузнецов, 1891 год

Власть начала сворачивать преобразования, а постепенно формировавшаяся оппозиция быстро становилась все радикальнее. Поворотным моментом стало «хождение в народ» и последовавшие за ним репрессии. «Медиазона» подробно писала про «дело 193». Почти сто человек умерли, покончили с собой или сошли с ума в ожидании суда. В ответ революционеры перешли к террору. Во второй половине 1870-х годов тюрьмы заполняются политическими преступниками, и если в начале суды над ними были открытыми, то теперь ситуация меняется. Революционеры учатся использовать процессы для пропаганды своих идей и выглядят убедительно. В итоге суды закрываются: газеты могут лишь перепечатывать официальную информацию из «Правительственного вестника», где выступления обвиняемых безжалостно цензурируют.

В конце 1870-х годов царские власти принимают решение отправлять политических преступников в Восточную Сибирь — как декабристов.

Каторжный кластер

Каторга на реке Каре в Забайкалье появилась еще в 1838 году, когда там нашли золото. В середине XIX века эти прииски считались самыми богатыми в России. Карийская каторга находилась примерно в 100 км от Читы и состояла из семи тюрем, расположенных в четырех деревнях по берегам Кары. В деревнях часто оседали и отбывшие наказание экс-заключенные. Всего тюремное население этих мест насчитывало около двух тысяч человек, еще примерно столько же находились здесь как переселенцы. Охрану обеспечивали четыре пехотных казачьих батальона.

Сначала на Кару отправляли только уголовников. По данным автора монументального труда «История царской тюрьмы» Михаила Гернета, первые политические заключенные появились здесь в 1873 году. «В Карийскую политическую тюрьму некоторые узники были переведены из других тюрем уже после отбытия ими части назначенного срока. Основанием для перевода на Кару "централистов" послужило закрытие централов. Основания же перевода сюда других заключенных не известны. По-видимому, администрация хотела собрать политических каторжан по возможности в одну тюрьму», — предполагает Гернет.

Акатуйская каторжная тюрьма. Фото: Алексей Кузнецов, 1891 год

Условия на Каре были суровыми. «День нашего посещения прииска был холодный и угрюмый, и едва ли можно представить более мрачную картину, чем представлял прииск. 30 или 40 каторжников, окруженные кордоном казаков, работали в глубоком колодце, дно которого было некогда руслом реки. Одни отламывали ломами большие глыбы, другие накладывали их в ручные носилки, третьи уносили их и разгружали ярдах в 150-200 (ярд равен 0,91 метру — МЗ)», — писал американский журналист Джордж Кеннан, побывавший на каторге в 1886 году. По его словам, большинство каторжников работали в кандалах, зимой их рабочий день продолжался с 7:00 до 17:00, летом с 5:00 до 19:00.

Особый режим для политзеков

Именно на Карийскую каторгу царский режим в 1870-х начинает отправлять политических преступников. Помимо тяжелых условий содержания, отдельным наказанием становится само этапирование в Забайкалье. «Медиазона» подробно писала о том, что доставка осужденных могла продолжаться годами и самым губительным образом сказывалась на их здоровье — железной дороги тогда еще не было. 

Несмотря на намерение правительства если не уничтожить, то надежно изолировать политических, на Каре революционеры смогли добиться для себя особого режима содержания. На протяжении десятилетия политические заключенные, среди которых оказывались наиболее радикальные оппоненты царизма, сопротивлялись попыткам приравнять их к уголовникам. Резко увеличиваться число политических стало с 1880 года — «Народная воля» вела террористическую охоту на царя, революционное движение было на подъеме. 

Ссыльно-каторжный, прикованный к тачке

Мягкий режим для политзеков на Каре первых лет связывают с личностью коменданта каторги полковника Кононовича. Революционерка Екатерина Брешко-Брешковская называет его в воспоминаниях «образованным и культурным человеком из военных, который с уважением относился к политическим узникам и заботился об их нуждах настолько, насколько позволяло его положение верного слуги царя. В итоге ему всегда приходилось учитывать угрозу доноса со стороны подчиненных». Кононович разрешил политическим заключенным внутреннее самоуправление и беспрепятственное общение друг с другом на территории тюрьмы; в распоряжении каторжан была большая библиотека. Либеральный комендант в нарушение инструкций позволял расковывать так называемых «тачечников» — приковывание заключенного к рабочей тачке было одним из видов наказания, каторжанин не расставался с ней 24 часа в сутки, а тачка весила пять пудов (около 80 кг).

Кононович был отправлен в отставку в 1881 году — на фоне резкого роста числа политкаторжан он выступил против новых инструкций по ужесточению режима. Политическим тогда запретили переписку с родными и работу в разрезах на свежем воздухе, а уже переведенных на положение вольных каторжан приказом из Москвы распорядились вернуть в тюрьму, заковать в кандалы и обрить им половину головы. В знак протеста против нововведений заключенные Семеновский и Родин совершили [Роскомнадзор].

Сопротивление и побеги

Даже власти признавали, что положение политкаторжан изменилось к худшему. Так, генерал-губернатор Восточной Сибири Дмитрий Анучин в марте 1882 года в письме царю называл их жизнь «невыносимой», в том числе — из-за содержания в тюрьме с запретом работы на приисках, что ведет к помешательству. Джордж Кеннан утверждал, что на оригинале этого документа Александр III написал: «Грустная, но не новая картина».

В знак протеста против ужесточения режима переведенные в тюрьму заключенные решили готовить побег. Внутри тюрьмы режим пока еще оставался относительно вольным, каторжане ходили из камеры в камеру свободно. В мае 1882 года с Карийской каторги бежали восемь заключенных, среди которых был Ипполит Мышкин, фигурант «процесса 193», ранее пытавшийся освободить из ссылки революционного идеолога Николая Чернышевского. Мышкин и его товарищ смогли добраться до Владивостока, но в итоге все восемь беглецов были пойманы и подвергнуты телесным наказаниям.

После побега режим на Каре был резко ужесточен, политкаторжан расселили по камерам разных тюрем, общение между собой им запретили, а сами камеры разделили на небольшие боксы перегородками. Политических лишили книг, теплой одежды, личного белья и права покупать продукты за свой счет. Репрессии коснулись и женского отделения, хотя никто из каторжанок не имел отношения к побегу. В ответ на угрозу применения телесных наказаний политкаторжане объявили голодовку, в которой участвовали более 50 закованных в ручные и ножные кандалы человек. Администрация каторги оказалась не готова к таким действиям и под угрозой массовой гибели заключенных пошла на уступки: на 13-й день комендант согласился вернуть осужденным белье, часть книг и теплую одежду. До этого он получил из Петербурга распоряжение каждый день докладывать о состоянии здоровья голодающих.

Вторым и неожиданным ответом политзаключенных на репрессии стало покушение народницы Марии Кутитонской на губернатора Забайкальской области Луку Ильяшевича, которого считали виновным в ограничении прав каторжников. Незадолго до этого Кутитонскую по состоянию здоровья перевели с каторги на поселение, которое она тут же самовольно покинула. Вооруженная револьвером, революционерка пришла на прием к губернатору и выстрелила в него. Ильяшевич был тяжело ранен, но выжил и ходатайствовал о смягчении приговора стрелявшей в него женщине: Кутитонская была беременна. Впрочем, ребенок родился мертвым, а сама каторжанка, избежав виселицы, вскоре умерла от туберкулеза.

Но так или иначе, ситуация на Каре после голодовки постепенно стабилизировалась. В 1884 году были разобраны перегородки внутри камер, на следующий год — восстановлена вольная команда. Коменданты каторги сменяли один другого, надолго на Каре начальство теперь не задерживалось. По воспоминаниям революционера Льва Дейча, поступившего на Карийскую каторгу в декабре 1885 года, вольности тюремной общины к моменту прибытия на Кару была уже полностью восстановлена, камеры по-прежнему не запирались, заключенные увлеченно занимались науками, чтением, пением, разбивали огороды и цветники, развлекались игрой в шахматы и городки, а зимой — катанием с гор. Летом они устраивали чаепитие в тюремном дворе за общим столом, пишет историк Гарнет. Столь же щадящий режим установился и в женском отделении каторги, где отбывали наказание около десяти революционерок.

Карийская трагедия

Поводом к резкому обострению отношений каторжан с администрацией стал инцидент с осужденной Елизаветой Ковалевской. В своих воспоминаниях она писала, что в феврале 1888 года заболела сначала цингой, а после и туберкулезом. Боясь заразить своих товарищей, революционерка требовала, чтобы ее перевели в отдельную камеру, но навстречу ей не пошли. Тогда Ковалевская, имевшая за плечами побег и многолетний опыт подпольной борьбы, заявила, что отказывается повиноваться любым представителям власти.

Ссыльно-каторжная и заплечный мастер (палач) из ссыльно-каторжных. Фото: Алексей Кузнецов, 1891 год

В августе 1888 года в женскую тюрьму на Каре приехал генерал-губернатор Приамурья Андрей Корф, бравировавший своими либеральными взглядами. Ковалевская отказалась вставать в его присутствии: «Я сослана сюда за то, что не признаю ваше правительства и перед его представителями не встаю». Как вспоминала революционерка, Корф побагровел и крикнул сопровождавшим его сотрудникам: «Поднимите ее на штыки!». В ответ Ковалевская процитировала фразу из речи самого генерал-губернатора: «Сила не в силе, а сила в любви». Корф в ярости удалился.

Спустя три дня по его приказу Ковалевскую перевели в другую тюрьму. Сделано это было в крайне грубой форме. «Мне заткнули рот куском моего одеяла и на руках вынесли во двор», — писала каторжанка. Ее посадили в телегу, переодели насильно при мужчинах в арестантские одежды и вывезли из Кары. Операцией руководил комендант каторги Масюков.

Сначала женщины, а потом и мужчины-политкаторжане выступили с требованием отставки Масюкова. Противостояние продолжалось почти год, но несмотря на заверения представителей администрации, приезжавших на каторгу, конфликт так и не нашел разрешения — пока в августе 1889 года Сигида не дала коменданту пощечину, а Корф не распорядился ее высечь, что и стало поводом к массовому самоубийству.

О случившемся тогда на Каре узнали не только в России, но и во всем мире. Царское правительство решило, что в сложившейся ситуации выгоднее будет объявить о ликвидации Карийской каторги. 110 человек оттуда перевели в другую забайкальскую тюрьму — Акатуй; как раз в 1889 году там были построены новые корпуса. Акатуйская каторжная тюрьма пережила Революцию 1905 года, здесь продолжали содержать политических заключенных, в том числе бывших депутатов Госдумы. В 1911 году Акатуйская тюрьма была преобразована в женскую; среди ее заключенных была анархистка Фанни Каплан, позже прославившаяся покушением на Ленина. Окончательно каторги в России ликвидируют в 1917 году, как казалось — навсегда. В 1943 году каторжные работы вернулись — в качестве наказания по статье «Измена Родине».