Предыдущее заседание по делу состоялось 29 декабря. Оно началось с заявления адвоката Ерофеева Оксаны Соколовской: по словам защитника, прокуратура сфальсифицировала против нее уголовное дело по части 1 статьи 121 УК Украины — умышленное нанесение тяжкого телесного повреждения. Соколовская попросила суд обеспечить ей охрану, однако судьи в этом ходатайстве отказали.

Как свидетель в суде выступил полковник Виктор Николюк — командир 92-ой отдельной механизированной бригады ВСУ, в чьем подчинении находился пост возле города Счастье Луганской области, где были задержаны Александров и Ерофеев. По словам Николюка, 16 мая 2015 года он объезжал позиции, когда получил сообщение о перестрелке в районе поста «Фасад». Когда Николюк оказался там, бойцы уже выносили смертельно раненого потерпевшего Пугачева, а в кустах ими был обнаружен капитан Ерофеев, у которого при себе была винтовка «Винторез». У лежавшего неподалеку Александрова был автомат «Вал».

«Я добежал до Александрова, обезоружил, снял разгрузку. На вопрос "Ты кто?" Александров ответил: "Третья бригада спецназа ГРУ, Тольятти»», — вспоминал Николюк.

По словам комбрига, уже в больнице Александров рассказал ему, что второй захваченный вместе с ним человек — это капитан Ерофеев. Тогда Николюк зашел к Ерофееву и сказал, что знает: он — командир группы. Ерофеев ответил: «Солдат, сука, раскололся». После этого Ерофеев и сам подробно рассказал о составе их группы. Кроме того, пленный опасался, что их «порежут на органы».

Как предполагает Николюк, «Вал» Александрова так и не удалось найти, поскольку его могла забрать группа противника — из-за обстрелов поиски начали только на следующий день. «Винторез» же забрали сразу. После задержания Ерофеева и Александрова с Николюком связывался переговорщик из ЛНР с позывным «Коммунист», который предлагал за них «любые деньги».

Следом в суде выступил сотрудник СБУ Кирилл Верес, который 16 мая был в одной машине с Николюком. Он увидел Ерофеева одним из первых: «Он лежал на спине, он был в панамке, был без разгрузки и в темной форме. Он был ранен в правое предплечье и начал левой рукой тянуться к автомату, который был где-то в полуметре от него. Я был уверен, что он начнет в меня стрелять. С криком "Стоять!" я произвел два выстрела рядом с ним — попал в автомат».

«Он сказал, что в левом кармане есть граната, заберите ее, чтобы мы не взорвались», — пересказывал Верес слова раненого. Рассказ Ерофеева в больнице он снимал на камеру Go Pro, запись, по словам Вереса, он нашел только недавно и готов передать ее суду.

По словам свидетеля, Ерофеев был уверен, что его скоро обменяют, и очень беспокоился за свою винтовку, за потерю которой его могли наказать: просил вернуть «Винторез» и предлагал взамен за него другое оружие.

Сам «Винторез» Верес очистил от следов крови и земли, поскольку предполагал, что должен будет везти винтовку президенту, и как офицер не мог ее вручить главнокомандующему в «непрезентабельном виде». По мнению адвоката Юрия Грабовского, таким образом Верес фактически уничтожил вещественное доказательство: теперь невозможно установить, производились ли из «Винтореза» выстрелы.

— 16 мая к нам в больницу был доставлен сначала (потерпевший — МЗ) Пугачев, там были пулевые ранения, насколько я помню. Мои коллеги сказали, что там было шесть пулевых ранений. Потом занесли еще носилки с трехсотым. Он был в сознании, ранение в правое плечо (свидетель показывает на Ерофеева). Перед тем, как сделать рентгеновский снимок, в ноутбук нужно внести данные пациента, это требование компьютерной программы.

Я спросил: «92-я бригада?» Получил ответ: «Спецназ РФ», что меня удивило. Мы думали, что это с 92-й бригады.

Он назвался Ерофеевым, сказал, что спецназ РФ, я спросил, где часть находится. Он сказал, что часть находится в Тольятти, а расквартирована сейчас в Луганске.

Я спросил: «Зачем вы сюда пришли?». Он сказал, что у них была задача выяснить, покинул ли «Айдар» ТЭС.

После был еще один трехсотый с ранением в бедро. Он отвечал то же самое.

— Почему вас удивило, что они назвались спецназовцами? — интересуется прокурор.

— Нам и раньше доставляли россиян. Все предыдущие говорили, что они граждане РФ, но не говорили, что принадлежат к какому-то подразделению. А эти сразу сказали. Они себя оба идентифицировали как российские военнослужащие.

К допросу Максимца приступает адвокат Грабовский. Он интересуется врачебной специальностью свидетеля, тот отвечает, что до войны специализировался на психиатрии и наркологии. Защитник спрашивает, на каком основании Максимец работал в прифронтовой больнице Счастья рентгенологом, проходил ли он переподготовку. Ответ — отрицательный.

Грабовский спрашивает, какую информацию о пациентах заносил в свой ноутбук врач.

— Не мой… — начинает объяснять свидетель.

— Не ваш, а американский, я уже понял, — говорит адвокат.

— Вы выясняли воинское звание, род и место службы пациентов? На основании чего?

— Я просто задавал вопросы, они отвечали.

— Имеет ли право врач задавать такие вопросы?

— Думаю, врач, который работает с пациентом, может задавать любые вопросы, чтоб поддержать, помочь…

— Известно ли вам, что такое клятва Гиппократа?

Авдокат Грабовский обвиняет свидетеля в нарушении врачебной этики.

Грабовский выговаривает свидетелю за незнание закона о врачебной тайне, тот отвечает: я не считаю, что нанес какой-либо вред вашим подзащитным.

Авдокат спрашивает о судьбе других «диверсантов», с которыми сталкивался медик; тот не знает, что стало с пленными.

Допрос начинает защитник Оксана Соколовская.

— Во время рентгена во что были одеты Ерофеев и Александров?

— В военную форму. Идентифицировать не могу. Как правило, на раненых форма выглядит как грязная тряпка.

— Согласно вашим показаниям, Ерофеев сказал, что он капитан спецназа РФ, что подразделение базируется в Тольятти, а в данный момент находятся в Луганске. Вами как-то была зафиксирована эта информация?

— Нет.

Соколовская расспрашивает врача об анальгетиках, которые, возможно, вводили раненым россиянам.

— Вам достоверно известно, что они не были в наркотическими опьянении?

— Анализ мочи им никто не делал. На мой взгляд, был бы очень узкий значок — такого не было, я бы заметил.

— Их допрашивали при вас?

— Нет.

По просьбе прокурора Климовича объявляется перерыв — 20 минут. За это время в суд должен приехать еще один свидетель.

«Парней жаль. Обычные солдаты, кадровые, выполняли приказ. Кинуты своими, стали жертвами моды. Обращение мое было спонтанным. Хотелось им передать слова от Нади. Мне кажется, Надя больше соблюдала законы чести. Попасть на операционный стол и сразу сказать, кто они — Надя держалась бы более мужественно. Надя спрашивала о них, передавала привет», — говорит Вера Савченко.

Вера Савченко. Фото: Ирина Ромалийская / Медиазона

Следующий свидетель — Козачик Богдан Петрович, военнослужащий ВСУ, командир взвода в составе разведроты 92-й бригады, старший лейтенант. Проходит службу в Счастье Луганской области. В мае 2015 года взвод Козачика базировался на ротном опорном пункте «Фасад».

Козачик:

— 16 мая около часа дня мне сообщили, что на блокпост, который находится на неподконтрольной (Украине —МЗ) территории, приехали два КАМАЗа, из них выгрузились 15-20 человек. Расстояние от «Фасада» до этого блок-поста — 2 700-3 000 метров.

Я пошел предупредить о приближении противника на близкое расстояние, встретил автомобиль L-200, в авто были люди, одетые в форму, нехарактерную для украинских военнослужащих. Характерная форма тогда была — пиксельная, а этой формы я никогда не видел: маскхалат «березка» и немецкий «бундесвер». Приехали на ротный опорный пункт (РОП), узнали, что на РОП было совершено нападение. Я вышел на связь с полковником Николюком, доложил о КАМАЗах.

По словам Козачика, в этих грузовиках могло быть и больше людей.

Свидетель рисует схему местности, рассказывает, что получил приказ усилить наблюдательный пункт «Аляска».

Фото: Ирина Ромалийская / Медиазона

Прокурор:

— До 16 мая была информация о прибытии техники на этот блокпост?

— По информации из собственных источников, на территорию Луганска прибыли, как говорят сепаратисты, «спецы». Передвигались на КАМАЗ-«Урал», — отвечает Козачик.

— За две недели до этого вам приходила информация, что такая техника, как эти КАМАЗы, часто приходит на этот блокпост?

— Нет, с начала мая могли максимум приехать одна-две машины. Шесть-семь военнослужащих обычно было.

—А 16 мая было около 15?

— Да.

— Продолжайте. Вы прибыли для укрепления. Что дальше?

— Через 10-20 минут мне дали приказ отправляться сюда с целью захвата ДРГ противника.

По первичной информации, это были 14 человек.

Свидетель: двое раненых было эвакуировано, это мне Николюк сказал. Он

отдал приказ отправляться преследовать ДРГ.

— Задержали? — спрашивает судья.

— По нам был открыт огонь с двух-трех точек, точки мы не заметили, слышали только свист пуль. Я сделал вывод, что в нас стреляли из бесшумного оружия. Я решил, что это могла быть стрельба из «Вала» или «Винтореза». Потом по нам был открыт минометный обстрел, три или четыре мины попали около нас, у нас было трое раненых, мина попала в центр группы.

— С какой стороны минометный огонь?

— С дальнего расстояния, потому что не слышали. Сделали вывод, что из 120-миллиметрового миномета, он был запрещен Минскими соглашениями. Огонь велся с территории, подконтрольной ЛНР.

Козачик:

— После разрыва мины у нас трое раненых. Я и Николюк стали оказывать помощь потерпевшему Ольховичу. Решили, что дальше преследовать диверсантов не можем, было принято решение было отступить, эвакуировали раненных на «Трубу», оттуда — в Счастье.

Свидетель рассказывает, как осмотрел телефон одного из задержанных, по фотографиям определил направление, с которого они пришли. На одной из фотографий задержанный сидел на МТЛБ с «Винторезом» в руках. Козачик размышляет, какие могли быть задания у группы — разведка местности или захват опорного пункта.

Судья уточняет:

— Это ваши предположения?

— Да, моя специальность такая же, как и у группы, которая работала.

Прокурор:

— Вы можете отличить выстрел из АК и «Винтореза»?

Адвокат Грабовский просит снять вопрос, судья соглашается: свидетель рассказывает об обстоятельствах дела, а не выступает как специалист-эксперт. «Вызывайте его как специалиста».

Прокурор Климович уточняет, кем были информаторы Козачика, кто эти люди — местные, военные.

Судья снимает вопрос.

Адвокат Грабовский просит обратить внимание на одну деталь в рассказе свидетеля: на борту МТЛБ, фотографию которого он видел в телефоне задержанного, была надпись «ЛНР».

Защитник заявляет ходатайство: так как свидетель ссылается на информацию от третьих лиц, просим назвать их фамилии и вызвать их как свидетелей.

Судья: я не могу обязать свидетеля дать те или иные показания!

Адвокат Соколовская уточняет, где проходит линия размежевания, установленная Минскими соглашениями, Козачик показывает на схеме — по речке Северский Донец.

— Как вы видели «Уралы»-КАМАЗы?

— Я могу сказать, но считаю, что это может рассекретить позиции ВСУ.

— Вы обязаны документально фиксировать информацию от наблюдателей своих?

— В журналах наблюдения, да.

— Они содержат военную тайну?

— Да.

— Вы считаете или уверены?

— Уверен.

— Вы говорили, что с неподконтрольной территории был открыт минометный обстрел, в ответ открывали?

— Нет.

— Уверены?

— Уверен.

— Сколько ДРГ вы видели 16 мая?

— Я видел одну, о количестве не знаю.

— Когда узнали про нападение на «Фасад»?

— Узнал, когда прибыл, наверное, между 14:00 и 15:00.

Грабовский:

— В ваших свободных показаниях вы говорили, что видели ДРГ на КАМАЗах.

— Я не говорил, что это ДРГ.

— Вы говорили, что видели противника до нападения?

— Видели их мои наблюдатели.

— Через какое время после боестолконовения вы прибыли в район «Аляски»?

— Я прибыл после первого столкновения и принимал участие в преследовании.

Раненный Пугачев, говорит свидетель, шел в направлении «Аляски».

— Вы видел, как он шел?

— Нет.

Судья просит Козачика говорить только о том, что свидетель видел лично, а не со слов третьих лиц.

— Вы были до этого участником столкновений, где применялись «Винторез» и «Вал»?

Судья снимает вопрос Грабовского, потому что он не касается событий 16 мая.

— Вы видели Александрова и Ерофеева?

— Нет, поскольку они были эвакуированы.

— Отличаются ли по звуку стрельбы украинские снаряды от снарядов тех, кого вы называете противником?

— Нет.

— О телефоне Александрова. Вы владеете специальными знаниями?

Прокурор вставляет реплику: разведчик должен все знать! Судья просит не превращать процесс в шоу.

Свидетель уточняет, что фото с телефона смотрел на ноутбуке, доступ к файлам был свободный.

— Можно было скопировать? Удалить? Изменить?

— Да, возможно.

— Вы фиксировали документально свои действия?

— Нет.

— Были свидетели?

— Да.

— Фамилии?

— Николюк, третий свидетель — гостайна.

— Кому передали телефон?

— Я передал Вересу.

Соколовская: учитывая, что все показания Козачика не касались событий 16 мая...

Судья: не все, а только те, которые касались сведений, полученных от информаторов!

Соколовская: 16 мая свидетель ничего не видел и не слышал, а про КАМАЗы — это он от других узнал! Просим эти доказательства признать недопустимыми.

Прокурор возражает: информация, полученная со слов третьих лиц — важные доказательства!

Судья говорит, что оценка показаниям Козачика будет дана в совещательной комнате.

Следующее заседание начнется в среду в 11:30 мск.

Прокурор говорит, что сторонам предстоит допросить пятерых свидетелей, Соколовская просит назвать их фамилии.

— Согласно реестру, — отвечает прокурор.

Судья говорит, что обвиняемые прошли медобследование, а разрешение на встречу с консулом — получено. Ерофееву нужна компьютерная томография — судья получил запрос от медиков, которые просят разрешить дополнительное обследование.