На прошлом заседании в суде выступила Нина Масляева — бывший бухгалтер «Седьмой студии» и ключевой свидетель обвинения, чье уголовное дело было выделено в отдельное производство в связи с признанием вины.
Она рассказала, что в 2011 году работала в театре «Модерн» с Юрием Итиным. В театре началась проверка финансово-хозяйственной деятельности, которая «сблизила» их; после «Модерна» Итин позвал Масляеву работать в проект «Платформа» во главе с Кириллом Серебренниковым, который, по его словам, с помощью своей знакомой сотрудницы министерства культуры Софьи Апфельбаум должен был выиграть торги с первоначальным финансированием в 10 млн рублей. В приватной беседе, уверяла свидетель, Итин сказал, что Апфельбаум заинтересована в получении этих денег «Седьмой студией».
Масляева согласилась, Итин устроил ей встречу с Серебренниковым и Алексеем Малобродским, те рассказали, что для проекта понадобится много наличных денег, а расходы на спектакли, которые предстоит ставить по госконтрактам, будут превышать заложенные в смету. На этой же встрече Серебренников якобы объявил: «Все присутствующие смогут хорошо заработать», а Малобродский предложил разработать схему обналичивания через подставных контрагентов и фиктивные договора. Масляева согласилась, потребовав себе зарплату 150 тысяч рублей и право нанимать помощников.
Часть денег снимали со счета через карту «Альфа-банка» — их складывали в сейф в офисе «Седьмой студии». «Черную кассу», говорила Масляева, вела сотрудница кадровой службы Лариса Войкина. При этом, по словам свидетеля, любые операции по обналичиванию в обязательном порядке согласовывались с руководителями: Серебренниковым, Итиным, Малобродским, а впоследствии — продюсером «Седьмой студии» Екатериной Вороновой.
По словам Масляевой, при составлении финансового плана для получения субсидии стоимость проекта указывалась приблизительно, а отчеты, которые сдавались после реализации проекта, были фиктивными и подгонялись под конкретные суммы. Эти финансовые планы согласовывались с Апфельбаум, говорила свидетель.
К обналичиванию денег, рассказала Масляева, были привлечены проходящие по делу свидетелями предприниматели Валерий Синельников и Валерий Педченко. Оба они выводили деньги через свои фирмы за процент. С Педченко Итин и Серебренников, говорила она, были знакомы лично.
В ходе допроса свидетеля прокурором Олегом Лавровым речь зашла о несоответствующих действительности отчетах, которые подавались в Минкультуры. Отвечая на вопрос, знали ли в министерстве о существовании «черной» бухгалтерии, Масляева вспомнила слова Итина о том, что Минкультуры будет оказывать «большую поддержку» по выделению денег в рамках госконтракта — в качестве доказательства этой поддержки бухгалтер вспомнила, как Апфельбаум за счет «Седьмой студии» «возили в Санкт-Петербург», где та «жила в хорошей гостинице».
По словам Масляевой, она понимала, что в случае претензий силовиков руководители «Седьмой студии» переложат всю ответственность на главного бухгалтера. Свидетель делилась подобными опасениями с Итиным, но тот, вспоминала Масляева, убедил ее, что опасности нет, поскольку у организации есть хорошая знакомая в Минкультуры — Апфельбаум.
Адвокаты подсудимых задавали бухгалтеру вопросы в течение трех часов. Допрос Масляевой прервался, когда она со слезами на глазах пожаловалась на диабет, сердце и головную боль.
Судья Аккуратова объявляет заседание открытым — сегодня будет продолжен допрос Масляевой.
Судья говорит, что свидетель может давать показания сидя, но экс-бухгалтер выходит к кафедре. Адвокат Серебренникова Дмитрий Харитонов просит Масляеву рассказать, с какого времени та занималась бухгалтерией в «Седьмой студии», и в чем вообще заключалась ее работа.
Судья уточняет: имеется в виду, когда свидетель фактически приступила к исполнению своих обязанностей.
— Это была осень 2011 года, вместе с этим мы открывали счета в «Альфа-банке» для АНО «Седьмая студия». Потом, после открытия счета — по-моему, со 2 сентября 2011 года — я узнавала, было то ли первое поступление денежных средств, и были какие-то платежки, я занималась перечислением по каким-то договорам в 2011 году. И, по-моему, в октябре месяце — я уже говорила, когда был привлечен ИП Синельников — было перечисление ему, и где-то в начале декабря — то ли 10 декабря, то ли в середине — я подавала отчет по госконтракту акта выполненных работ в Министерство культуры.
Адвокат Харитонов уточняет свой вопрос: какое участие Масляева принимала в подготовке конкурсной документации на заключение госконтракта?
— Государственный контракт был сделан, по-моему, без меня, — отвечает бухгалтер и сетует, что уже не помнит некоторых деталей.
Тогда защитник просит рассказать, как готовились отчеты по госконтракту.
— Видимо, был платеж на какие-то определенные суммы. Ну, как готовит главный бухгалтер отчет? Подбирает какие-то суммы, — отвечает Масляева, вновь повторяя, что уже забыла подробности.
Она замечает: тогда Минкультуры не требовало «подкладывать определенную документацию, они просто договорились в беллетристике, словесно». По ее воспоминаниям, из ведомства присылали образец, шаблон акта.
— Вы сами готовили отчет о выполнении государственного контракта?
— Я вспомнила, на прошлом заседании говорилось о том, что мне что-то присылала [Элеонора] Филимонова на компьютер, вы к этому ведете?
— Я ни к чему не веду.
В конце концов Масляева отвечает, что она заполняла акты для отчета, и Харитонов просит сказать, на основании каких документов она это делала.
— Видимо, там были какие-то документы... Был договор, что Синельникову отправляли…
— Почему вы в 2011 году не вели бухгалтерский учет исполнения государственного контракта?
— Я считаю, что я вела бухгалтерский учет, потому что там были какие-то документы первичные, на основании которых было все заполнено. Сейчас я этого вспомнить не могу.
— Про свойства памяти понятно, но вы говорили: «Я не заполняла», а теперь говорите, что заполняли. Выберите себе какой-то один вариант.
Масляева раздраженно отвечает, что если бы знала, что ей придется выступать в суде, она бы все запомнила.
— Там требовались только акты сделанных работ и отчет по десяти миллионам, мне кажется, так требовало Министерство культуры.
Адвокат Харитонов спрашивает, кому из «Седьмой студии» Минкульт отправлял госконтракт по электронной почте — Масляева говорит, что руководителям: «Может, они мне потом пересылали, я сейчас этого не могу вспомнить».
На уточняющие вопросы Масляева отвечает, что в бухгалтерии у нее хранился бумажный экземпляр госконтракта, она с ним знакомилась, участвовала в подготовке соглашений о субсидиях на каждый календарный год.
— Я отчитывалась в конце года финансовым отчетом.
— Я не про отчет, я про соглашение по субсидиям.
— Там, видимо, надо было… К соглашению были какие-то приложения в виде таблиц, в которых содержалась <…> рублевая составляющая того или иного проекта, надо было подбить или разбить составляющие на этапы, подсчитать математику и отправить.
— Ваша роль какая была в этой подготовке?
— Математическое сложение субсидий и разбитие мероприятий поэтапно.
Затем адвокат спрашивает, как формировался перечень мероприятий, который приводился в соглашениях о субсидиях. Масляева отвечает, что это делали руководители, и стоимость мероприятий определяла не она — на каждое составлялась смета.
— Первый год эти сметы не составлялись, их стали требовать с 2013 года, и они носили чисто номинальный характер. Там был определенный шаблон — взять в аренду инструменты, декорации, в смету должны были входить зарплаты актеров. Конкретные лица там не указывались.
Адвокат Харитонов повторяет вопрос, Масляева еще раз отвечает, что не участвовала в определении стоимости постановок — она получала перечень мероприятий от генпродюсера Алексея Малобродского.
Тот сидит прямо за Масляевой.
Защитник интересуется, как стоимость мероприятий согласовывалась с Минкультуры. Бухгалтер отвечает, что кто-то ездил к чиновникам.
— Вам это известно или как вы [предполагаете]?
— Ну, а как мероприятия согласовываются?
Свидетель отвечает, что от Малобродского и Итина узнала: они ходили к Апфельбаум для согласования мероприятия. «Это было наверняка на рабочем месте или в приватных беседах».
— Вы можете как-то точно сформулировать? «Наверняка» — это ваше предположение?
— Итин мне говорил о том, что каждая сумма согласовывалаась с Апфельбаум, это мое предположение.
— Когда?
— Перед каждым соглашением с Министерством культуры. Какого числа, в какое время — мне неизвестно. Когда 23 мая мне огласили приговор, сказали: в неизвестном месте, неизвестно с кем Масляева миллион двести получили, обналичили и положили себе в карман…
Адвокат Итина Юрий Лысенко замечает: приговор еще не был оглашен. Масляева поправляется — когда ей предъявляли обвинение.
— Я не могу вам конкретно сказать, когда это было.
— Вы сказали, что информацию о стоимости мероприятий вы получали от Малобродского, а сейчас говорите, что от Итина, — недоумевает адвокат Харитонов.
Не дожидаясь ответа на свою реплику, он спрашивает свидетеля, готовились ли ежегодные отчеты по субсидиям. Да, готовились, отвечает Масляева, в 2012-2013 годах их делала она сама на основании стандартных финансовых документов.
— Вы помните содержание финансового отчета?
— Да, табличная форма.
— Если помните, какие графы эта форма содержала?
— Я помню, там указывались суммы, договоры, платежные поручения и мероприятия.
— Вы эти сведения брали из бухгалтерского учета?
— Сначала генпродюсер должен был подать творческий отчет, потом составлялся финансовый отчет.
Адвокат просит рассказать, что указывалось в творческом отчете. «Там указывались мероприятия, которые проходили по текущему соглашению», — отвечает Масляева.
Отвечая на последующие вопросы, Масляева рассказывает, что получала от управляющей компании «Винзавода» отчеты о реализации билетов, что затем учитывалось при расчете стоимости аренды на «Винзаводе».
Адвокат просит предъявить Масляевой такой отчет за октябрь 2011 года — «чтобы свидетель ответил на вопросы, как отражалась продажа билетов на бухгалтерском учете». Масляева отвечает, что в тот период бухучет еще не велся.
Тем не менее, ходатайство официально заявляется, и секретарь уходит за нужным томом. Она приносит его судье Аккуратовой, пока та читает, Масляева обращается к ней:
— Ваша честь, можно к вам обратиться? При моем увольнении, я просто сейчас не могу вспомнить, я забыла документацию в «Седьмой студии» как страшный сон…
Она рассказывает, что многие документы были пронумерованы и подшиты, но теперь их «не стало», а больше свидетель ничего не помнит.
Бухгалтера все же подзывают к столу судьи, она смотрит на отчет, адвокат Харитонов опять спрашивает — вела Масляева бухучет или нет. Та отвечает, что «вела документы, но куда они потом делись», она не знает.
— Тогда мы сейчас на полчаса назад вернемся, — предупреждает адвокат и спрашивает, были ли договоры в финансовых отчетах за 2012–2013 годы, и если были, то как они соотносились с мероприятиями.
Бухгалтер отвечает: тогда уже было много мероприятий, работал ИП Синельников, которому переводились деньги для обналичивания.
— Я же не говорю, что все деньги, которые обналичивались и передавались в неофициальную кассу «Седьмой студии», были указаны в финансовых отчетах, — говорит она. — Был платежный документ, по которому перечислялась сумма. <…> Идет мероприятие, по нему перечисляется по банку сумма определенная. Были фирмы, так сказать, для обналичивания, были конкретные — куда перечислялись, реально существующие. И затем указывалась платежка, какое-то число определенное, сумма, акт прикладывался.
Затем Масляева уточняет, что делала это в рамках бухучета. Адвокат спрашивает, помнит ли она спектакль «Сон в летнюю ночь» и просит исследовать план финансирования «Платформы» на 2012–2014 годы, соглашение о предоставлении субсидий на этот период и три отчета.
— Я хотел бы исследовать именно вещественные доказательства и предъявить их Масляевой для выяснения вопроса, каким образом составлялись эти документы, она ли их подписывала. Я попрошу Кирилла Семеновича сказать, стоит ли там его подпись, и самое важное — там будет буквально один вопрос о спектакле «Сон в летнюю ночь», — говорит Харитонов.
Судья удовлетворяет это ходатайство, секретарь идет за томами дела.
Судье Аккуратовой приносят том 234, она читает акт о признании вещественным доказательством от января 2018 года, но читает скорее про себя — бормоча под нос адреса, названия ведомств и перелистывая страницы дела.
В какой-то момент судья просит уточнить, где необходимые документы — адвокат Харитонов говорит, что в 210-м, 211-м, 113-м и 11-м томах, но уточняет: некоторые документы продублированы.
Судья просит назвать конкретные тома и листы, которые адвокат хочет исследовать, тот перечисляет несколько и говорит: «Какие из них — вещественные доказательства, я не знаю».
Наконец Харитонов все же называет номер нужного тома и обещает задать Масляевой вопрос по одному мероприятию. Секретарь приносит очередной том, судья внимательно читает какой-то документ.
— Ваша честь, там без подписи, — замечает Харитонов. — Да их там четыре штуки разных.
Защитник объясняет: у него есть вопросы, касающиеся составления отчетов по спектаклю «Сон в летнюю ночь» в 2012 году. Теперь выясняется, что нужен 67-й том, секретарь приносит судье очередную папку.
— Финансовый отчет, 2012-й год, — говорит Аккуратова, глядя на документ, и отмечает, что он уже исследован.
Харитонов просит показать отчет Апфельбаум и Серебренникову, чтобы они удостоверили свои подписи.
— Ваша честь, это моя подпись, и, как я говорила, это первый вариант отчета, когда зарплаты были в отдельных строках, — отзывается Апфельбаум.
Серебренников говорит, что подпись под отчетом не похожа на его.
— Я понимаю, что вы не помните, что это за договор и как он возник, это вполне очевидно, — язвительно обращается к Масляевой адвокат Харитонов. — Вы это внесли, потому что это было в бухучете, или вы придумали какой-то номер?
— Я не придумывала…
— А вот эти платежные поручения — это тоже бухучет? Сумма 90 тысяч рублей — это тоже бухучет?
— Да.
— А в спектакле были приглашенные артисты, которым надо было гостиницу снимать?
Свидетель не знает, и адвокат говорит, что обратился в торгующую авиабилетами компанию «Моско» с запросом, есть ли у нее платежные поручения, связанные с этим спектаклем. Харитонов просит приобщить и исследовать ответ, который он получил, а также договор, платежные поручения и счета по авиабилетам Браззавиль — Москва —Браззавиль и Амстердам — Москва — Амстердам.
Исследовав эти документы, адвокат обещает продолжить допрос свидетеля. Масляева, впрочем, говорит, что ей понятен вопрос, хотя судья и замечает, что вопроса не было.
Судья молча углубляется в изучение документов, Масляевой она разрешает пока присесть. Несколько минут ничего не происходит, слышится только клацание клавиш и шорох бумаги: судья смотрит материалы дела, а немолодой мужчина на последней скамейке читает газету с фотографией Масляевой.
— Нина Леонидовна, вот у вас в отчете указано, что договор между «Моско» и «Седьмой студией» подписан 2 января, — говорит адвокат Харитонов и замечает: в «Моско» ему сообщили, что у компании этот договор датирован другим днем.
— Я уже говорила, что договоры носили фиктивный характер, — отвечает свидетель.
Масляева объясняет: документы из «Моско» — компании, которая продает авиабилеты — поступали два раза в месяц, так что суммы «просто развивались». На уточняющий вопрос судьи свидетель отвечает, что сумма «суммировалась на несколько мероприятий и потом разбивалась».
— Если сумма не указывалась, на какой конкретно спектакль, видимо, она дробилась между мероприятиями, — рассказывает экс-бухгалтер.
Адвокат все же пытается добиться от нее объяснений относительно расхождения данных в отчете и ответе из «Моско» — другие номер и дата договора, и Масляева снова ссылается на плохую память.
Харитонов приводит пример с покупкой билетов из Браззавиля в Москву и обратно.
— По 267 тысяч выставлен счет, есть накладная, платежка указана в вашем отчете. А в последней графе неожиданно сумма указана всего 97 тысяч рублей. Эта сумма указана в отчете как якобы выплаченная «Моско» за спектакль «Сон в летнюю ночь» по конкретному поручению. Почему так получилось, Нина Леонидовна?
Судья отвечает за Масляеву: если не указывалось конкретное мероприятие, то сумма дробилась между несколькими.
— В этом счете конкретная сумма с конкретными билетами конкретным людям, — уточняет адвокат Малобродского Ксения Карпинская. Харитонов говорит, что это были билеты для танцоров из Конго.
— Указано, что заплатили по этому счету 267 тысяч, а в отчете указано, что заплатили 97 тысяч.
Масляева повторяет — значит, где-то в другом отчете учтена разница:
— Лишь бы они сходились по суммам, как мне было удобно. Была какая-то причина.
Прокурор Олег Лавров вяло возражает и призывает судью сделать Харитонову замечание за то, что тот «делает выводы» из показаний свидетеля и оказывает на Масляеву давление. Адвокат начинает было отвечать, но судья всех прерывает, просит Масляеву посмотреть на документы, касающиеся «Метаморфоз», и указывает на расхождения в суммах.
Бухгалтер повторяет, что суммы дробились, отчеты были фиктивными.
— Надо смотреть полную главную книгу, какие счета проходили в этом году, — говорит она, — сколько вообще счетов поступало от компании «Моско». Финансовый отчет не заполняется в главной книге, это просто бумажный отчет для формирования истраченных денег, которые даны по соглашению. Там мог дублироваться счет или платежка, там мог быть написан от балды…
Адвокат Харитонов просит объяснить, почему расходы на «Метаморфозы» учитывались как расходы на «Сон в летнюю ночь».
— А что, «Метаморфоз» не было? — удивляется Масляева.
Ей отвечают, что спектакль был, и свидетель злится: ей надоело говорить об одном и том же.
— Вопрос сейчас отпадает, — резюмирует она. Кто-то в зале смеется.
— В 2012 году это смеха не вызывало, — сердится Масляева. — Все вопросы задаются главному бухгалтеру. Задавайте их худрукам.
Харитонов пытается выступить с заявлением, судья требует задавать вопросы.
— Спектакль «Метаморфозы» ставился французским режиссером Давидом Бобе. Так же, как и билеты конголезским танцорам, почему вы их не включили в отчет? — спрашивает адвокат.
Масляева отвечает: она уже не может вспомнить, «но если я что-то не вносила, почему мне руководство не указало пальчиком?».
Адвокат спрашивает, кто отвечал за ведение бухгалтерии; Масляева отвечает, что не хочет с ним спорить.
Тогда юрист меняет тему: его интересует, была ли у «Седьмой студии» площадка до начала проекта «Платформа», Масляева не может вспомнить. Адвокат спрашивает, когда же у главбуха появился договор аренды с управляющей компанией «Винзавода» «МВК-Эстейт».
— Я помню, что показывался спетакль в Цеху Белого. Договор я не помню.
Вместо ответа на вопрос о том, был ли договор аренды с «Винзаводом», Масляева жалуется, что недавно уже отвечала на него. Что за помещения арендовались, она не помнит, но по этому договору были платежи.
Далее адвокат интересуется, было ли у «Седьмой студии» оборудование до начала «Платформы» — Масляева говорит, что не может ответить на этот вопрос точно. Имущества на балансе у студии не было.
Следом адвокат Харитонов перечисляет несколько счетов — за влажные салфетки, 1С-бухгалтерию, билеты — и просит уточнить, как они отражались в бухучете.
Масляева говорит: такие счета, как за салфетки, «списывались сразу», а для уборки заключался договор. Тогда Харитонов просит сказать, как эти расчеты отображались в отчете перед Минкультуры — Масляева предполагает, что никак, просто траты указывались как представительские расходы.
— То есть расходы были, а в финансовом отчете вы их не указывали? Понятно. Вы принимали участие в формировании штатного расписания «Седьмой студии»?
Свидетель отвечает утвердительно — «просто составаляла фиктивное штатное расписание, потому что зарплата три миллиона рублей».
— Мы исследовали большое количество платежных поручений, на которых есть подписи. Скажите пожалуйста, кто расписывался в этих ведомостях? — интересуется юрист.
Масляева отвечает:
— Я знаю, что расписывавалась за себя, Войкина — за себя. Зарплату все равно никто не получал.
Теперь адвокат Харитонов просит рассказать, при каких обстоятельствах в штат включили «мертвые души» — Курбанова и Хромова.
Масляева отвечает, что никогда этих людей не видела:
— То ли им дали под отчет деньги, то ли с ними сделали договор займа, я уже не помню, это фиктивные лица.
По ее воспоминаниям, эти люди были «как-то связаны с Педченко».
Защитник интересуется, почему нельзя было списывать деньги на реальных сотрудников «Седьмой студии»; свидетель не помнит.
Отвечая на вопросы адвоката Харитонова, Масляева говорит, что сама она получала зарплату, расписывалась за нее у Войкиной.
Защитник вспоминает слова свидетельницы о том, как она снимала деньги с карты «Альфа-банка». Та отвечает — ей давали указание руководители, она просто снимала деньги, на какие цели, не уточняла, но ей говорили, что на спектакли.
Сколько денег она сняла таким образом в 2011–2014 годах, Масляева не помнит. Харитонов говорит, что в 2011 году эта сумма превысила 10 млн рублей, и спрашивает, все ли деньги Масляева отдала Войкиной — та говорит, что да. В 2012 году с карточки было снято 32 млн рублей — бухгалтер настаивает, что передала Войкиной и эти деньги.
Судья делает замечание адвокату: свидетель не помнит, сколько она сняла денег, а Харитонов за нее называет суммы. После этого юрист просто уточняет, все ли наличные с карты Масляева передавала Войкиной — да, все, отвечает та. Защитник спрашивает, зачем для обналичивания понадобился ИП Синельников.
— АНО «Седьмая студия» надо было создать сеть фирм, через которые бы проходило обналичивание денежных средств. Все знают, что большие суммы нельзя снимать постоянно с банковской карты, поэтому были приглашены Синельников и Педченко, поэтому к ним обратились.
— Вы сняли больше 56 млн. Я хочу узнать, зачем вы обратились к двоим своим друзьям для обналичивания денег?
— Других не было.
— Вопрос — зачем?
— Крупные суммы денег нельзя снимать каждый день по налу, их надо расписывать, — отвечает свидетель. По ее словам, «проще был отправить деньги по безналу какому-то знакомому обнальщику, который занимался в сфере искусства продюсерством, и просто написать назначение денег — "На спектакль"».
Масляева просит перерыв. Судья идет ей навстречу — 15 минут.
Судья вернулась, адвокат Харитонов продолжает допрос Масляевой. На первый же вопрос — о том, где свидетель работала в 2011–2014 годах кроме «Седьмой студии» — она замечает, что уже отвечала на него на прошлом заседании: поначалу в театре «Модерн», а потом только в «Седьмой студии», без совместительства.
Защитник спрашивает, была ли «Седьмая студия» единственным источником дохода свидетеля, Масляева просит уточнить, «в каком году»: в 2012–2013 годах — да, единственным. Когда Харитонов спрашивает, как она познакомилась с Синельниковым, Масляева снова замечает, что уже отвечала на этот вопрос.
Тем не менее, она говорит, что познакомилась с Синельниковым в Брянске, отношения — «личные, дружеские и профессиональные».
— Передавали ли вы Синельникову в дар денежные средства?
Адвокат Масляевой возражает против этого вопроса — его задавали на прошлом заседании. В зале повисает молчание.
Спустя пять минут Масляева все же отвечает: да, она давала Синельникову в долг на покупку машины из своих личных средств.
— Какую сумму?
— Это к делу не имеет отношения.
— Вы не помните? — спрашивает судья.
— Не помню.
Сам Синельников в суде говорил, что Масляева «по дружбе» дала ему на машину миллион рублей.
Затем адвокат Харитонов интересуется, когда свидетельница прекратила работать бухгалтером в «Седьмой студии» (в октябре 2014 года) и когда там прошел аудит («то ли в мае, то ли в апреле»).
Масляева говорит, что к октябрю 2014-го она де-факто уже не исполняла обязанностей главбуха. Тогда Хариотнов спрашивает, почему она перед увольнением направила Синельникову 660 тысяч рублей.
«Расчетным счетом с моей фамилией пользовалась "Седьмая студия" до декабря 2014 года. Когда я об этом узнала, я позвонила Вороновой и сказала: "Не хотите заплатить мне деньги за то, что вы на платежках шлепаете мою фамилию?". На что мне был дан ответ, что нет», — отвечает свидетель.
Адвокат Харитонов интересуется, был ли у Масляевой совместный бизнес с Валерием Педченко, и сколько она вложила в компанию «Намастэ».
— Сумму конкретно не могу назвать, но я знаю конкретно, что я собирала на квартиру, и снимала со своего счета, — отвечает Масляева. — Он уговорил меня открыть фирму в 2012 году, но она долго не просуществовала, и благодаря Педченко все там и закрылось. Я по сути участия не принимала.
Кто был гендиректором этой компании, свидетель не помнит, но Педченко оформлял все документы, наверное, он и числился руководителем организации, рассуждает Масляева, а бухучет фирмы вела его дочь.
В «Седьмой студии», продолжает экс-бухгалтер, Педченко не получал зарплату:
— Официальную зарплату получали все, кто по ведомости — так называвемая белая бухгалтерия. Но вознаграждение в конверте получали и все остальные работники «Седьмой студии», Педченко же получал проценты из обналиченных денег.
— Вы выплачивали Педченко 100 тысяч рублей, чтобы он закрыл имеющийся у его жены автокредит?
— Понятия не имею, может, я какие-то деньги давала ему в долг, не помню, это было давно.
— Можете указать источник средств?
— Я не помню. Кому давала в долг, всем — из собственных средств.
— А в какой сумме вы оплатили его отдых с семьей в Сочи?
— Я не говорила, что я оплачивала. Педченко мне не муж и не любовник, не брат, чтобы я ему что-то оплачивала.
— В театре «Модерн» Педченко для вас обналичивал денежные средсва?
— В театре «Модерн» для меня никакие денежные средства не обналичивались. Ваша честь, можно сказать? — обращается Масляева к судье. — Вы можете этот вопрос перевести Итину? Он в то время работал…
— Вы почему именно к Педченко обратились по вопросу обналичивания денежных средств? — продолжает Харитонов.
— Отвечать, ваша честь? Я к Педченко не обращалась.
— Тогда почему Педченко к вам обратился?
— Видимо, Педченко знал, что в «Седьмой студии» идет обнал денежных средств и хотел заработать, потому и обратился.
— А кто сообщил Педченко, что в «Седьмой студии» идет обналичивание?
— Вопрос мне неизвестен.
— Каким образом Педченко предоставлял информацию о компаниях, через которые будут обналичиваться средства, и каким образом составлялись договоры на проведение мероприятий, через которые обналичивались средства? Каким образом предоставлялись реквизиты и составлялись договоры?
— Все свои договоры по обналичиванию и их реквизиты Педченко сообщал Филимоновой, мне он ничего не передавал, просто говорил: «Все реквизиты я передал Филимоновой». Педченко мог передать [договоры] Войкиной, Вороновой, Филимоновой… Мне они были ни к чему.
— А печати этих компаний, вам известно, передавал он вам или кому-то еще?
— Отвечать? Все эти договоры были уже с печатями.
— Мы сегодня обсуждали вопрос снятия средств с помощью карты. Как в бухгалтерском учете вы отражали получение денежных средств и их использование?
— На прошлом заседании я рассказывала, что в официальной кассе и банке существовали такие проводки.
На следующий вопрос Масляева отвечает, что авансовые отчеты готовила не она, а те, кто тратил деньги. Главный бухгалтер, отмечает свидетель, только подписывал такие документы. Тогда адвокат Харитонов вспоминает, что один авансовый отчет в суде уже исследовался: это неподписанная бумага, согласно которой Итину выдали 300 тысяч рублей. Юрист просит уточнить, реальный ли это документ.
— Я уже говорила, что, по-моему, в 2011 году не велся учет главных книг. Я не знаю.
Тогда адвокат просит предъявить Масляевой еще несколько авансовых отчетов на суммы по 100 тысяч рублей. Прокурор возражает — свидетель уже сказала, что не сможет ничего пояснить по этим бумагам.
Тем не менее, судья показывает свидетелю документы. Масляева подходит к столу, смотрит и что-то очень тихо говорит Аккуратовой, а потом возвращается на место.
— Приходные кассы «Маркет-групп» — это не вы делали? — спрашивает адвокат.
— Но это квитанция, — возражает судья.
— Хорошо, квитанция к приходному ордеру, — соглашается юрист.
— Это обнальная фирма, у меня она не состояла… Я не знаю, это не я делала, — отвечает свидетель.
— Известно вам ООО «Премиум»?
— По-моему, это тоже обнальная фирма, а чья она, я не знаю. Я сказала, какие фирмы мне известны, остальные — неизвестны.
Адвокат Харитонов просит уточнить, с какого времени Филимонова стала вести бухгалтерию «Седьмой студии».
— Филимонова, по-моему, приходила и раньше, когда был большой офис, и еще при Алексее Аркадьевиче. Но у каждого главного бухгалтера, я говорила, есть помощники. Мне было обещано руководством, что я смогу набирать надежных людей.
Масляева говорит, что познакомилась с Филимоновой еще в 2010 или 2011 году, когда та приходила устраиваться в театр «Модерн», но не получила работы.
— Она искала работу, позвонила мне, у нее не было денег. Я знала, что она хороший аудитор, — вспоминает свидетель.
— Вы определили ей должностные обязанности? Что она должна была делать? — интересуется юрист.
Масляева отвечает — она уже говорила об этом на прошлом заседании. На вопрос о зарплате Филимоновой вдруг отвечает прокурор: сначала 50, потом — 100 тысяч рублей. Масляева соглашается и уточняет: Филимонова получала зарплату из обналиченных денег.
Допрос свидетеля продолжается. Адвокат Харитонов спрашивает, участвовала ли Филимонова в подготовке смет к спектаклям — по словам Масляевой, нет. На вопрос об участии Филимоновой в подготовке финансовых планов свидетель отвечает вопросом — просит уточнить, что за финансовые планы имеются в виду.
— Финансовый план, имеется в виду — таблицу расчертить? Может, и чертила таблицу, я не помню.
Затем Масляева рассказывает, что Филимонова все же занималась вместе с ней заполнением финансовых отчетов.
Харитонов опять интересуется, знакома ли Масляева с Педченко, и какие между ними были отношения — рабочие, снова отвечает та.
— Помогали ли вы Филимоновой заниматься обналичиванием денежных средств?
— У Филимоновой была фирма. Она сама ее предложила.
На вопрос, сколько денег обналичили через эту фирму, Масляева отвечает, что не помнит.
— Под контролем генпродюсера, — замечает бывший главбух. Ее реплика вызывает оживление на скамье подсудимых.
Обналиченные деньги, говорит она, отдавали сначала Малобродскому, а потом — Вороновой, принимала деньги неофициальный кассир Войкина.
Впрочем, замечает Масляева, таким же путем поступали деньги, которые обналичивал Синельников — здесь адвокат замечает, что раньше Масляева говорила, будто бы Синельников сам привозил деньги из Петербурга.
— Я не противоречу сама себе, — отрезает Масляева.
Тогда адвокат интересуется, как Масляева познакомилась с Войкиной, и какие между ними были отношения. Судья замечает, что этот вопрос уже задавали, и ей непонятно, в связи с чем Харитонов так настойчиво хочет это узнать.
— В связи с тем, что там все — друзья и любовники! — отвечает адвокат.
Масляева возмущена: она говорит, что этот аспект человеческих отношений ее не интересует.
— Вы оказывали Войкиной помощь при устройстве на работу в «Модерн»?
— Да.
— В связи с чем?
— В связи с тем, что мы находились в дружеских отношениях. Она позвонила и попросила устроить ее куда-нибудь на работу.
В «Седьмой студии», говорит Масляева, Войкина «заведовала кадрами, подчинялась генпродюсеру и вела неофициальную кассу».
Теперь защитник Харитонов просит объяснить, почему в разных документах указаны разные суммы зарплаты Войкиной.
— Войкина получала неофициальную заработную плату из наличных?
— Все в «Седьмой студии» — даже если можно сказать, что это не неофициальная зарплата, а возраграждение — все получали из наличных денежных средств.
— Вы вчера говорили, что все наличные, которые вы получали по карте, вы передавали Войкиной. Она вам выдавала какой-то документ?
— Когда Войкина стала работать и ей стали передаваться средства по карте, в начале денежные средства, обналиченные по карте, передавались генпродюсеру — это был Малобродский. Потом деньги стали передаваться Войкиной, потому что она стала вести кадры, и неофициально быть кассиром.
— Бумажку-то получали?
— Естественно. Бумажки, я уже сказала, я не храню.
— Каким образом оформлялась выдача денежных средств из кассы АНО «Седьмая студия»?
— Этот вопрос уже был. Я не знаю.
Теперь Масляева говорит, что видела документ, который называется «реестр подотчетных выплат АНО "Седьмая студия"». Харитонова интересует, кто составлял этот документ, Масляева отвечает — она уже говорила, что официально касса велась, и все суммы, которые выдавались, были «подшиты и прошнурованы».
— Где эти документы сейчас, мне неизвеестно, — уверяет она.
Потом свидетель опять рассказывает, что в договоре с Педченко были только названия спектаклей. «Воронова говорила: надо перечислить деньги. В этот момент шел спектакль, генеральный продюсер говорил: надо нам три миллиона рублей, чтобы АНО "Седьмая студия" работала бесперебойно, купить то-то и то-то. Филимонова называла фирмы, или Ворнова ей говорила, в какие фирмы надо перечислить деньги, все».
Адвокат спрашивает, занимала ли Масляева деньги у «Седьмой студии», и Масляева рассказывает — она уже после возбуждения уголовного дела увидела договоры займа на свое имя. Защитник хочет предъявить экс-бухгалтеру эти договоры, но прокурор возражает, поскольку свидетель уже все объяснила.
Тем не менее, секретарь приносит судье очередной том дела с копией договора беспроцентного займа, и Масляева смотрит на документ.
— Подпись очень похожа на мою, но четыре с половиной миллиона мне никто 25 декабря… Подпись похожа, но не знаю. Я знаю, что делали займы — например, в конце года нужно было перечислить какую-то сумму тому или иному поставщику, и на расчетный счет были нужны деньги. Из обналиченных денег, которые были, выдавался займ, чтобы его потом вернуть, я только так могу пояснить. Но подпись очень похожа, — говорит она.
Харитонов спрашивает, получала ли «Седьмая студия» кредит в Банке реконструкции и раазвития. «Я знаю, что получали какой-то кредит, я туда вместе с Вороновой ездила. В центре где-то? На Садовом кольце…»
— Ну, вы главный бухгалтер все-таки, — язвительно напоминает Харитоновв.
Тогда свидетель вспоминает, что возила платежки для погашения кредита, и адвокат просит предъявить ей новые платежные документы, «чтобы понять, как были использованы денежные средства, полученные в Банке реконструкции и развития».
Прокурор дежурно возражает: свидетель уже сказала, что ничего не помнит. После реплики судьи о том, что из документов нельзя понять, как расходовались средства, адвокат называет другие листы.
— Здесь банк БРР, наименование клиента — «Седьмая студия», номер счета, кредит — пять миллионов рублей, — говорит Харитонов.
Он перечисляет несколько авансовых договоров на обслуживание концертов и спектаклей общей стоимостью 4,8 млн рублей. Судья очень тихо отказывает в ходатайстве, и адвокат Харитонов продолжает задавать вопросы Масляевой — он просит сказать, кто проводил внутренний аудит бухгалтерии «Седьмой студии» в 2014 году.
— Спросите у Вороновой, — отвечает свидетель.
Харитонов просит сказать, какие нарушения выявил аудит.
— Ваша честь, мне акт никто не давал, — отвечает Масляева.
— А вы с ней (аудитором — МЗ) не общались?
— Мы общались один раз за круглым столом, когда она попросила 800 тысяч рублей и сказала, что приведет бухгалтерский учет в порядок.
Масляева снова говорит, что «не несет ответственность».
— Нина Леонидовна, какая ответственность? Вы нас два дня пытаетесь убедить, что ничего не делали, — шутит Харитонов.
Когда свидетель говорит, что не получала никаких документов об аудите, адвокат признает, что у него больше не осталось вопросов.
На этом судья объявляет 40-минутный перерыв.
Участники процесса возвращаются в зал.
После перерыва к допросу Масляевой приступает адвокат Ксения Карпинская, которая представляет интересы Алексея Малобродского. Она спрашивает, почему дома у бухгалтера хранился договор, заключенный между Синельниковым и Малобродским и датированный 1 сентября 2011 года, а после замечания судьи спрашивает, был ли вообще такой договор.
— Я не помню, может быть, это черновик был какой-то, — отвечает свидетель.
Карпинская на это говорит, что такой договор указан в протоколе осмотра, и просит его огласить и предъявить Масляевой. Она замечает, что в том же протоколе есть приходно-кассовые ордера.
У стороны обвинения нет возражений, и пока судья смотрит том дела, Масляева говорит: «Ваша честь, можно не искать, я вспомнила, откуда у меня дома эти приходно-кассовые ордера». На нее никто не реагирует, судья изучает том, а потом говорит — в протоколе не говорится, откуда изъяты ордера, о которых говорила Карпинская.
Адвокат спрашивает, проводился ли у Масляевой обыск и изымались ли документы — та отвечает утвердительно.
— Перед тем, как было это число трагическое... 23 мая, по-моему, когда закончилась эта деятельность… В общем, эти приходные ордера мне передала Филимонова, — говорит свидетель.
Карпинская просит предъявить Масляевой ордера и договор между Синельниковым и Малобродским.
Тут адвокаты замечают: в протоколе осмотра все же говорится, что предметы изъяты в ходе обыска дома у Масляевой. Судья Аккуратова отвечает, что в документе нет отдельных записей о месте изъятия каждого предмета. «Ну, это так следствие осматривало», — сетуют представители защиты. Секретарь все же приносит очередной том, и судья начинает исследовать протоколы обыска и осмотра.
Аккуратова тихонько читает протокол, в нем длинный список предметов — книжка с рукописными записями, папка с бухгалтерскими документами, квитанции к приходно-кассовым ордерам, два ноутбука, карта памяти.
Судья зачитывает несколько найденных дома у Масляевой договоров об оказании продюсерских услуг с ИП Синельников. Один из них — на постановку концерта «Арии» — датирован 1 сентября 2011 года, вознаграждение — 1,6 млн рублей, подписи Малобродского на договоре нет.
Аккуратова приглашает свидетельницу посмотреть на документы.
— Это просто какие-то черновики, которые нашли у меня дома, потому что Синельников всегда, когда делал договора, делал их на черновую, поэтому они и остались у меня дома — я даже не придаю им значения, — объясняет Масляева.
Тогда адвокат Карпинская спрашивает, как получилось, что на договоре стоит дата 1 сентября, если, по словам экс-бухгалтера, Синельников на тот момент еще не был знаком с сотрудниками «Седьмой студии».
— Вы что, заранее знали, что Синельникова будете использовать в ваших схемах обналичивания? — уточняет Карпинская.
Масляева отвечает: еще до открытия АНО его руководителями «выдвигался вопрос в приватной беседе, что нужны будут хорошо знакомые люди, через которых можно будет обналичивать, там же 2 сентября уже были первые поступления…»
— Вы это сами решили до того, как Синельников познакомился [с руководством]? Если бы Итин не одобрил, вы бы все равно продолжали? Стоит оригинальная печать «Седьмой студии», — говорит Карпинская и вспоминает показания свидетеля, согласно которым Синельников познакомился с Итиным и Малобродским только 7 октября 2011 года.
— Договоренность, может быть, была и в октябре по обналичиванию денег с конкретным лицом Синельниковым, но разговор об этом был раньше, поэтому договора иногда делались задним числом. Это был даже не сам договор, а его болванка, — отвечает Масляева, добавляя, что «сейчас может ответить только так».
На это адвокат замечает, что на одной из квитанций к приходно-кассовому ордеру говорится, что 8 декабря 2011 года Малобродский вернул полмиллиона подотчетных средств, и просит пояснить, что это значит. Бывший бухгалтер говорит: полагаю, что это значит, что деньги надо было вернуть.
На вопрос, зачем возвращать обналиченные деньги, Масляева ответить не может. На следующий вопрос — как она сняла 500 тысяч рублей — свидетель рассказывает, что деньги можно было снять «по чеку», на такие операции в банке не было установленного лимита, но была комиссия, какая — Масляева не помнит.
— Я хочу заявление от своего имени вам подать устно, — обращается она к судье. — Господа адвокаты стараются сейчас, я даже не знаю, как это правильно выразиться... Может, у кого-то в зале сложились другие понятия, но существовали руководители и чуть-чуть другая иерархия. Был художественный руководитель, которому подчинялся генеральный директор. Главный бухгалтер выполнял указания генеральных продюсеров, и самостоятельно я не выписывала деньги по чеку и не снимала их по карте.
Адвокат Карпинская читает письмо Малобродского от 2012 года, в котором генпродюсер возмущается тем, что бухгалтер не выполняет его указания.
— Если он вами руководил, то почему вы не выполняли? — спрашивает адвокат.
— Вы прочитали письмо, и что? — переспрашивает судья Аккуратова.
Тут встает Малобродский: он недоволен тем, что судья, по его мнению, подыгрывает Масляевой.
— Почему четыре человека выступают адвокатами Масляевой? Я прошу занести в протокол мое заявление, что происходит тенденциозное ведение процесса, — негодует подсудимый.
Наконец, Карпинская спрашивает, переписывалась ли Масляева с Малобродским в 2011–2012 годах (ответ: да) и получала ли она от него письма с просьбами оплатить услуги подрядчиков «Седьмой студии» («Малобродский постоянно писал какие-то письма»; бухгалтер говорит, что всегда подчинялась ему).
Адвокат просит уточнить, как получилось, что Малобродский жаловался на Масляеву. Свидетель не успевает ответить: слово берет прокурор, который требует цитировать материалы только с аутентичных носителей.
Стороны начинают препираться по поводу источников материалов, и Карпинская, в конце концов, просит принести в зал распечатки с компьютера Малобродского, признанного вещественным доказательством, чтобы показать Масляевой переписку.
Прокурор Надежда Игнатова отмечает, что не понимает, зачем приобщать уже приобщенные документы.
— Может, они и были, я просто сейчас не помню, — говорит Масляева о распечатанных письмах с компьютера Малобродского, прочитав предъявленную ей переписку.
Адвокат Карпинская задает следующий вопрос: свидетель говорила, что Филимонова помогала ей с лета 2012 года, но она появляется в рабочей переписке раньше — в июле 2011 года.
— Значит, она вела раньше, я не помню, — отвечает Масляева.
Следующий вопрос: расходы по состоянию на октябрь 2011 года составляли 27 млн рублей, а финансирование — 10 млн рублей. Карпинская просит пояснить, откуда же взялись «лишние» 17 млн рублей. Экс-бухгалтер предполагает, что, вероятно, это был какой-то кредит.
Теперь адвокат Карпинская говорит, что на компьютере Малобродского она нашла составленный Войкиной отчет за 2013 год об инвентаризации материальных ценностей на сумму 9 млн рублей, и спрашивает, проходили ли такие мероприятия, и какова судьба упомянутых ценностей. Масляева говорит, что инвентаризации проводились, а куда подевались ценности, она не знает.
Карпинская упоминает отчет по зарплате примерно десяти сотрудников, и подчеркивает: раньше свидетель говорила, что в штате было всего пять человек. Адвокат спрашивает, почему дочь Масляевой числилась сотрудником организации.
Прокурор возражает против этого вопроса, говорит, что он носит предположительный характер. Масляева отвечает: ведомости были фиктивными, зарплаты все равно никто не получал официально, всем выдавали деньги в конверте.
— А зачем были люди, которые вообще не получали денежные средства? — спрашивает Карпинская.
Свидетель молчит, и адвокат задает следующий вопрос — выплачивала ли Масляева зарплаты. Свидетель отвечает — выплачивала кассир, а она — нет.
Адвокат Карпинская — Масляевой:
— Вы сказали, что когда на работу пришла Филимонова, она часто писала письма с вашей почты. Как получается, что на почте Малобродского всегда есть письма Филимоновой вам, а потом от вас [форвард] — Малобродскому?
Адвокат спрашивает, неужели Филимонова сама дублировала письма.
— Да, это ее желание, — отвечает Масляева.
— Вы сказали на вопросы моих коллег, что вы снимали деньги по банковской карте, более крупные — по чеку. Таким образом вы сняли 10,8 млн рублей при том, что финансирование составвляло всего 10 млн. В это же время вы в октябре 2011 года совершили два платежа на счет Синельникова по 800 тысяч рублей. Скажите, пожалуйста, а что вам мешало эти 1,6 млн тоже снять по карте или чеку?
— Не мне было решать. Надо было перечислить — я их перечислила, — ухмыляясь, отвечает Масляева.
— Зачем руководству «Седьмой студии» отдавать эти деньги Синельникову, когда эти деньги могут пойти на «Седьмую студию»? При этом договор заключен раньше, чем руководство познакомилось с Синельниковым? — недоумевает Карпинская.
— Значит, деньги понадобились раньше, — отвечает свидетель. — Что вы меня ловите здесь?
Она предлагает адвокату задать все те же вопросы руководству «Седьмой студии».
— То есть руководство «Седьмой студии» — такие ненормальные люди, которые хотят отдать 12% Серебренникову?
Все смеются: адвокат оговорилась — разумеется, она имела в виду Синельникова.
Теперь вопросы Масляевой начинает задавать судья Аккуратова. Свидетель говорит, что она содержала первичные документы в порядке, нумеровала их и подшивала. На вопрос о том, все ли мероприятия по госконтракту в 2011 году проводились, Масляева отвечает, что ей известно только об одном спектакле — «Ариях».
— Если было обналичивание через Синельникова, то не все было выполнено, — замечает бывший главбух. О мероприятиях других лет она говорит, что не может отвечать за творческую составляющую проекта.
— То, что было указано в отчете — вам известно, все были проведены?
— Финансовый отчет составлялся на основе творческого отчета. Я четко не могу сказать, я этого не помню.
Отвечая на следующие вопросы судьи, Масляева говорит, что могла по названию проверить, проводился ли спектакль, указанный в отчете.
— В одном году была замена спектакля или проекта или вообще не состоялось… И сумма... Мы подавали соглашение в Минкультуры, мы подавали соглашение о замене, и потом Министерство договорилось, что финансирование будет тогда запаздывать, и поэтому делайте планы одинаковыми, — рассказывает Масляева.
Судья удивленно спрашивает: кто же так сказал?
— Куда подавался отчет, — отвечает свидетель.
Теперь Масляева рассказывает, что свою зарплату она получала из обналиченных денег.
Допрос Масляевой продолжается. По ее словам, в «Альфа-банке» было открыто два счета: рублевый и валютный. На следующий вопрос — знает ли свидетель, что Серебренников просил у Вороновой деньги на недвижимость, она отвечает, что Воронова как-то относила режиссеру 300 тысяч рублей.
— Мы вместе приехали с ней на машине и сдавали их Войкиной. Позвонил Серебренников и попросил деньги. Откуда знаю — она вслух сказала, что Серебренников попросил 300 тысяч рублей, — говорит Масляева, утверждая, что видела, как деньги забирали из кассы.
На что были нужны эти деньги, свидетель не знает. На вопрос судьи, видела ли она какие-либо документальные подтверждения тому, что мероприятия действительно проводились, Масляева говорит, что ей на глаза попадались акты о продаже билетов.
— А если отчета не было о приобретении билетов?
— Я не могла узнать.
— Вы сами задавались этим вопросом [проводились ли в реальности мероприятия] или вам это было безразлично?
— Мне было безразлично. Меня брали на работу, чтобы я вела учет и составляла отчеты и проводила платежи, зная, что будет обналичивание денег.
Судья Аккуратова интересуется работой Екатерины Вороновой. Свидетель говорит, что Воронова «была всегда», но не помнит, когда та стала генеральным продюсером. Судью интересует, чем после назначения Вороновой на эту должность занимался Малобродский. Масляева отвечает, что, наверное, первое время, пока та училась, Малобродский еще выполнял какие-то обязанности — но точно она этого не знает.
Тогда судья спрашивает, взаимодействовал ли Малобродский с «Седьмой студией» после назначения Вороновой. Масляева думает, что да, потому что новый генпродюсер была постоянно на связи с Малобродским, ходила к нему в «Гоголь-центр» и советовалась по каждому вопросу.
Теперь свидетель еще раз (и в тех же самых выражениях) объясняет, что в Минкультуры подавался творческий отчет, на основании которого составлялся финансовый. Если первый подписывал творческий руководитель, то второй — она, главбух Масляева.
Вдруг вопрос задает прокурор Олег Лавров. Он спрашивает, были ли у Итина знакомые в Минкульте кроме Апфельбаум.
— Наверное, да: когда мы с ним ходили по министерству, с ним все здоровались. Шли по коридору, и с ним здоровались, обнимались много человек, — отвечает Масляева.
Вопросы начинает задавать Софья Апфельбаум. Сначала она спрашивает, как Масляева могла составлять отчеты с упоминанием фирм, о которых она, если верить сказанному ею в суде, не знала.
— Я знала, что их несколько. Потом, когда стала смотреть уже материалы дела, я посмотрела, что фирмы, которые прислала налоговая инспекция, которые реально существуют, и нереально существуют... Получилось, что это — фирмы обнальные, — невразумительно отвечает Масляева.
Апфельбаум продолжает задавать вопросы:
— Вы сказали, что руководство «Седьмой студии» начало разговор об аудите, но руководство не могло это делать формально и официально. Что вы имели в виду?
— Со мной не в первый раз проводился аудит. Есть приказ, согласнно которому при аудите садится с главным бухгалтером аудитор и выясняются все ошибки, — отвечает Масляева. По ее словам, в «Седьмой студии» такого не было.
Подсудимая интересуется, читала ли Масляева устав «Седьмой студии».
— Я читала очень много уставов, — отвечает свидетель. Апфельбаум говорит ей, что, по уставу, АНО могла сама назначать аудит.
Апфельбаум спрашивает, перечислялись ли в отчете, который сдавался в Минкульт, сотрудники «Седьмой студии».
— Там не было показано фамилий людей, просто строчка шла — заработная плата, — отвечает Масляева и говорит, что не помнит, откуда при составлении отчета брались эти суммы.
— Сложно, конечно, так. Я плохо понимаю в бухгалтерии — вернее, к пяти вечера совсем не понимаю, — шутит Апфельбаум. — Самый главный вопрос: вы на прошлом заседании сказали, что Минкультуры протестовало против любых изменений в документации, и поэтому вы вынуждены были фальсифицировать отчеты, чтобы все совпадало. Сегодня вы судье сказали, что можно было менять, но все это было долго. Скажите, пожалуйста, а как появилось допсоглашение?
Масляева отвечает — кто-то из «клерков» предупредил ее о задержках финансирования; если одно мероприятие заменяли другим, генпродюсер должен был уведомлять об этом Минкультуры, объясняет она.
Апфельбаум хочет задать свидетелю вопрос по поводу отчета за 2012-й год — секретарь несет соответствующий том дела.
Масляева идет к судейскому столу и читает документ, который ей показывают. Судья предлагает ей присесть, потом спрашивает, много ли по отчету вопросов. Объявляется 10-минутный перерыв.
Судья вернулась. Апфельбаум говорит, что по дополнительному соглашению была изменена стоимость «Метаморфоз» и название спектакля «Харакири».
Кроме того, еще два мероприятия объединили в одно, в результате чего стоимость работ оказалась ниже, чем если бы два мероприятия проводились по отдельности.
Стоимость еще одного мероприятия увеличилась примерно на полмиллиона рублей.
Также, замечает бывшая чиновница, были изменены названия двух выставок. Всего сумма финансирования по допсоглашениям увеличилась на 2,1 млн рублей.
В отчете Масляевой, продолжает Апфельбаум, «Метаморфозы» указаны без учета дополнительного соглашения, а стоимость спектакля «Сон в летнюю ночь» в отчете увеличена почти на миллион рублей. Подсудимая спрашивает, что же Масляева «подгоняла» в своих отчетах и кто ее просил это делать.
— Я могу ответить только вопросом на вопрос. Если финансовый отчет был сдан и был принят Министерством культуры, почему он был принят? — спрашивает свидетельница, но Апфельбаум настаивает, что в отчете главбуха было много изменений. Она спрашивает, задавал ли следователь Масляевой эти вопросы — та советует читать протоколы своих допросов.
Этих вопросов, как говорит Апфельбаум, в протоколах нет. Потом подсудимая просит уточнить, что за «клерки» говорили Масляевой об изменениях в отчетах — та называет фамилию Балашова и вспоминает некую девушку, которая потом ушла в декрет.
На этом вопросы у Апфельбаум заканчиваются, свои вопросы свидетелю теперь задает Малобродский. Его интересует, кто пронумеровывал и шнуровал первичные документы — Масляева отвечает, что это делали она, Филимонова и Войкина. Документы хранились в шкафу «Седьмой студии», «рядом со столом Вороновой».
— Когда вы увольнялись, и вы сказали, что передали эти документы по описи, по акту… Кем был подписан этот акт?
— Вороновой и был подписан. Плохо, что я не оставила себе второй экземпляр.
— Да, я тоже жалею очень. Вы в своих показаниях все время ссылаетесь на некое руководство АНО «Седьмая студия». Что вы подразумеваете под этим термином, руководство — это кто?
— У меня было три руководителя: худрук, гендиректор, генпродюсер.
— А кто вам представил генпродюсера как руководителя?
— Вы сами же себя и представляли.
— Я сказал: Нина Леонидовна, я буду вами руководить, да?
— Да.
Следом подсудимый просит уточнить, в какой период времени Масляева получала от него перечни мероприятий.
— Когда мы работали с вами в большом офисе, вы рисовали схему: вот сейчас будет проводиться мероприятие, нужно столько-то денег, когда вы сможете их снять?
Малобродский просит уточнить, какие именно указания он давал Масляевой — та отвечает: об оплате услуг ЧОП, уборки, офисного оборудования, размещения в гостиницах, проезда, программного обеспечения.
Отвечая на последующие вопросы Малобродского, Масляева говорит, что генпродюсер занимался творческой составляющей, получал указания от гендиректора, а Воронова к тому же руководила технической дирекцией.
— Вы сказали, что помимо молодых артистов «Седьмой студии», которые постоянно работали на «Платформе», также было много приглашенных артистов, — замечает Малобродский. — И что, насколько вы помните, с ними заключались договоры. Вы можете пояснить суду, кто эти договоры готовил?
— Нет, я не могу.
— Не помните, что в период моей работы это делал я?
— Наверняка это делали вы.
— Вы сказали, что за время вашей работы в АНО «Седьмая студия» вы видели на «Платформе» всего три мероприятия. Но, может быть, вам известно, как часто проходили мероприятия на «Платформе»?
— Наверняка они проходили часто, потому что поступали акты, по которым я сужу о мероприятиях.
— Вы можете хотя бы приблизительно сказать, сколько раз в неделю, в месяц?
— Цифру я не могу назвать, потому что я не помню.
— Может, вы такое обстоятельство помните... Вот эти мероприятия иногда повторялись. Может, вы можете вспомнить, сколько новых постановок выпускалось каждый месяц на проекте?
— Я конкретно сказать не могу, сколько — наверное, сколько указывалось в соглашении.
— Ну вот вы театральный человек с опытом работы, вы, наверное, представляете себе уровень и объем работы. Вот в обычном стационарном [театре] сколько новых постановок в год?
— Две.
— Можно как-то сопоставить объем и темп работы такого профессионального театра и того, что происходило на «Платформе»?
— Я этим не занималась и не задумывалась над этим вопросом.
— Известно ли вам, какими силами административных, технических сотрудников обычно выпускается и обслуживается спектакль? Ну, например, в Брянском театре.
— Театр — это завод, есть несколько цехов.
Малобродский просит припомнить, как был устроен зрительный зал в Цеху Белого, были ли там стационарные кресла (Масляевой кажется, что да) и стационарное оборудование — свидетель отвечает, что вопрос уже задавался, она в этом не разбирается.
Тогда подсудимый напоминает о мероприятии «Сон», но Масляева на нем не была и не помнит, какое оборудование и реквизит в нем задействовано. Она помнит только «Арии», но и то — без подробностей.
Теперь Малобродский просит припомнить, как была организована продажа билетов. Масляева помнит только имя главного организатора — Лейла. Потом он интересуется устройством гардероба и спрашивает — входило ли все это в зону ответственности генпродюсера? Свидетель полагает, что да.
Наконец, подсудимый уточняет: вы в то же время утверждаете, что генеральные продюсеры вместе с худруком вели учет наличного оборудования?
— Да, — отвечает Масляева. Кто-то в зале смеется.
Малобродский уточняет: Масляева считает, что средства, которые Серебренников получал на «Платформу», он использовал для выпуска спектаклей в «Гоголь-центре».
— Не так сказала! — уточняет свидетель.
Малобродский рассуждает: раз у Масляевой был доступ к онлайн-банку и 1С-бухгалтерии, то десятки договоров между «Седьмой студией» и Театром имени Гоголя должны были попададаться ей на глаза. Попадались или нет? — спрашивает он. Масляева отвечает, что не попадались.
Когда Малобродский говорит, что эти договоры есть в материалах дела, его прерывает судья: она требует задавать вопросы, а не подсказывать. Тогда подсудимый просит разъяснить противоречие: Масляева, с одной стороны, утверждает, что вела учет с февраля 2012 года, с другой — что в ее полномочия задолго до этого входило общение с банком.
— Где противоречие-то? — недоумевает судья. Малобродский объясняет: противоречие — в сроках, поскольку документы, которыми Масляева уполномочена вести бухучет, датированы летом 2011 года.
— В то же время Нина Леонидовна утверждает, что она занималась учетом только с февраля 2012 года.
Масляева отвечает: до февраля 2012 года она вела бухучет неофициально.
— Вы совмещали работу, вам помогала опытный бухгалтер Филимонова, с какого-то момента Войкина работала в театре <…> Вы были приглашены для выполнения какой-то узкой функции. Можете пояснить, почему за столь незначительную по объему и ответственности, как теперь выясняется, работу генеральный директор вам назначил зарплату в 150 тысяч?
— Вопросы генеральному директору.
Малобродский просит свидетеля вспомнить, кто еще участвовал в тех встречах, где присутствовал Серебренников. Та отвечает: были Воронова, Итин, однажды была жена Итина, [аудитор] Лунина, Филимонова. Малобродского она на этих встречах не помнит.
Больше у Малобродского нет вопросов, но к допросу возвращается адвокат Харитонов. Он интересуется, запрашивали ли у Масляевой документы при проведенеии аудита.
— Когда мне сообщила Воронова, что будет проводиться аудит — по-моему, это было за круглым столом с Серебренниковым, выступала Лунина, сказала, что бухучет она видит с другой точки зрения, и что она его проведет. Документы у меня Лунина не требовала. Потом она говорила о каких-то договорах, и Филимонова ей их прислала.
— Аудит начался летом. У вас запрашивали документы? — спрашивает Харитонов
— Аудит начался осенью, — поправляет адвоката Масляева.
Адвокат Харитонов просит ответить, зачем Масляева обналичила деньги «Седьмой студии», полученные в качестве кредита в банке.
— Значит, надо было, — отвечает свидетель. Она объясняет, что на снятие по карте был установлен лимит в 500 тысяч рублей. Адвокат отмечает, что таким образом за 240 рабочих дней можно было легально снять больше 130 млн рублей, и непонятно, зачем при этом нужно было привлекать Синельникова. Этот вопрос снимает судья.
Теперь адвокат Юрий Лысенко спрашивает, как была определена зарплата Масляевой.
— Я уже ответила на этот вопрос и отвечать не буду, — говорит она сначала, но потом уточняет, что просила зарплату «как в "Модерне"».
К допросу снова подключается Карпинская. Она вспоминает рассказ бухгалтера о ее судимости: Масляева на прошлом заседании утверждала, что ее привлекли к ответственности незаконно, но дело рассматривалось в особом порядке, и она полностью признала вину.
— Вы всегда обвиняете руководство? — спрашивает защитник. Вопрос снимается.
Теперь судья спрашивает, называла ли Масляева на следствии организации, через которые происходило обналичивание — та говорит, что не называла, потому что не помнила.
Следующий вопрос касается отношений Масляевой с Вороновой; свидетель отвечает, что отношения поначалу были «рабочие», а потом — не очень хорошие.
— Когда она стала генпродюсером, у нас с ней просто не сложились отношения на почве обналичивания денежных средств, потому что она стала выяснять, куда они делись в 2014 году, — говорит Масляева. — Она с диким нравом, характером, у нее, по-моему, со всеми не сложились отношения.
Больше у защиты вопросов нет, судья предлагает отпустить свидетеля Масляеву. Адвокат Карпинская говорит: у защитников есть консолидированная позиция, они просят оставить Масляеву до конца процесса, чтобы ей можно было задавать вопросы по еще не оглашенным документам или в связи с противоречиями в показаниях других свидетелей.
Прокуроры считают, что оснований для удовлетворения этого ходатайства нет. Судья его отклоняет, но уточняет, что защита сможет ходатайствовать о новом допросе бывшего главбуха. На этом заседание закончено, процесс по делу «Седьмой студии» продолжится завтра, 29 января в 9:30.
Оформите регулярное пожертвование Медиазоне!
Мы работаем благодаря вашей поддержке