​Первое судебное заседание по делу Владимира Емельянова началось с часовым опозданием, поначалу для всех присутствующих — около пятидесяти человек — не хватило места, однако потом под процесс выделили другой кабинет, в котором все уместились. 

Прокурор Журавлева зачитала обвинительное заключение, затем адвокаты Григорий Червонный и Светлана Байтурина из «Агоры» подали несколько ходатайств, в которых указывали на процессуальные нестыковки: например, отмечали, что бронежилет относится к спецсредствам, а не к форменному обмундированию, как указано в материалах следствия.

Защитники просили вернуть дело в прокуратуру, освободить Емельянова из-под стражи, поскольку он живет с пожилыми бабушкой и прабабушкой, или хотя бы дать ему возможность сидеть не в аквариуме, а на скамейке рядом с адвокатами.

Судья Татьяна Шанина объявила полуторачасовой перерыв, который на самом деле длился три с половиной часа. Вернувшись в зал, она отказала защите во всех ходатайствах и объявила еще один перерыв, на полчаса, но он длился час. Когда по возобновлении заседания один из слушателей возмутился этим обстоятельством, его выгнали.

Адвокаты затем указывали, что в момент, когда Емельянов тянул потерпевшего Максима Косова за бронежилет, то же самое делал коллега бойца Нацгвардии — это видно на видеозаписи, опубликованной вскоре после задержания молодого человека. Сам потерпевший во время допроса признавал, что не видел, кто именно тянул его за бронежилет, он уточнял, что не имеет претензий к Емельянову, и что не хочет, чтобы того строго наказали в случае признания виновным.

Следующим выступил свидетель Олег Антонов, сотрудник службы 2-го оперативного полка ГУ МВД по Москве, который сказал, что в день акции 27 июля он фиксировал происходящее на камеру. Он уверял, что помнил, как именно Емельянов тянул Косова за бронежилет, но не запомнил, тянул ли кто-то еще нацгвардейца, и бил ли его коллега дубинками протестующих.

Неожиданно после исследования письменных материалов заседание завершилось, хотя в суд приехали четверо свидетелей защиты, один из них — из Красноярска. Судья Шанина объяснила, что в зале выключилась система аудиопротоколирования.

У зала суда собралось около 30 слушателей, их начали пускать в зал с более чем полуторачасовым опозданием. В это время возле здания Мещанского суда стоит активист с одиночным пикетом в поддержку Владимира Емельянова.

Перед началом заседания в зал пытается попасть какой-то мужчина по другому делу, ему надо передать секретарю доверенность, но его не пускают. Он возмущается и спрашивает, кто «отвечает за законность», собравшиеся смеются, мужчина жалуется, что ничего не понимает.

Слушателям приходится еще около 15 минут ждать судью, прежде чем заседание наконец начнется.

​Судья объявляет о продолжении заседания, и что сегодня не пришел потерпевший; стороны не против продолжать без него, но адвокат Червонный просит перерыв на 5-10 минут, потому что ему не давали поговорить с подзащитным. Судья разрешает, и Червонный просит заставить конвойных открыть аквариум. Судья не разрешает, тогда адвокат просит вывести всех из зала, чтобы поговорить с Емельяновым конфиденциально. Слушателей выводят и через 5 минут заводят обратно.

Продолжается судебное разбирательство, все согласны на проведение заседания без участия потерпевшего. Судья Татьяна Шанина говорит, что сейчас будет исследоваться содержимое дисков из материалов дела. Она несколько минут молчит, потом говорит: «Невозможно вскрыть, не разрезав», и вскрывает конверты с дисками при помощи ножниц, которые ей приносит секретарь.

Перед просмотром адвокат Светлана Байтурина заранее просит сделать паузы в определенных моментах и говорит, что это нужно для подтверждения позиции защиты — судья соглашается.

На первой записи видно, что оператор идет с силовиками вдоль «Детского мира» по Рождественке к Театральному проезду, параллельно им двигаются протестующие. Периодически слышны аплодисменты, в кадре видны перемещения людей, кто-то поет «Таких не берут в космонавты...», как вдруг силовики начинают бить людей, виден эпизод с участницей акции Ингой Кудрачевой, в полицейских метают мусорный бак, мужчина, которому заломили руку, кричит: «Помогите мне!», на секунду в кадр попадает Емельянов — заметна его яркая малииновая футболка, слышится лай и скулеж собак.

Запись заканчивается сценой задержания молодого человека Кудрачевой, которого силовики несут в автозак, девушка бежит за ними следом.

​На второй записи запечатлено то же событие, но с другой камеры. Когда видео по просьбе адвокатов ставят на паузу, адвокат Емельянова Григорий Червонный отмечает: видно, что напарник держит потерпевшего за форму. Третья запись тоже начинается с мирного шествия, затем следуют крик «Позор!» и избиение протестующих, бросок мусорки, комментарий «Зачем провоцировать-то ***** [блин]? Мирная же акция, ***** [черт возьми]». Когда видео ставят на паузу, адвокат повторяет тезис о том, что потерпевшего держит сослуживец.

После просмотра записей прокурор замечает, что на видео к моменту инкреминируемых Емельянову действий напарник уже отпустил потерпевшего, Червонный возражает. Он подает ходатайство: говорит, что «очень жарко и душно» и просит разрешить Емельянову сидеть рядом с ним.

— В действительности, физическое состояние в аквариуме гораздо хуже, чем у нас, — поддерживает Байтурина, она сомневается, что право подсудимого на защиту будет реализовано в душном аквариуме.

— Подсудимый, как вы себя чувствуете? — спрашивает судья.

— Немножко душно, — отвечает тот.

— Вы способны адекватно оценивать происходящее?

— Я предпочел бы находиться с адвокатами.

— Вам видно все, слышно?

— Немножко приглушенно.

Прокурор возражает, судья отказывает в ходатайстве. 

​По поводу видеозаписей Байтурина говорит, что на них есть несколько человек, которых планируется допросить в качестве свидетелей — записи, по ее словам, доказывают, что они были очевидцами происходившего, и что видео доказывает «обстановку, в которой происходили указанные события: лай собак, девушка кричит, молодой человек, Канторович, просит освободить, помочь каким-то образом, обстановка была нервозная».

Адвокат Червонный добавляет: видео получено в рамках «29-го дела», и при выделении дела Емельянова не говорилось об этих доказательствах, поэтому запись он считает недопустимым доказательствам. Дать оценку записи судья обещает при вынесении решения.

Адвокат Светлана ​Байтурина напоминает, что подавала ходатайство о признании доказательств недопустимыми: видео, протоколы осмотра, протоколы допросов Косова и Емельянова, и повторяет его. Защитник Червонный поддерживает, уточняя, что при предъявлении подсудимого для опознания статисты были другой национальности и совсем не похожи на Емельянова — к такому выводу он пришел из-за их имен а фамилий. Прокурор выступает против, судья говорит, что такое ходатайство уже подавалось, и нет необходимости рассматривать его повторно.

Представитель гособвинения говорит, что ее доказательства кончились. Байтурина собирается оглашать акт осмотра видеозаписи, допросить свидетелей, огласить письменные доказательства, характеристики, акт осмотра адвокатом бронежилета и допросить участников того действа.

Она начинает с акта осмотра бронежилета, судья перебивает: «Это тот бронежилет, который у нас здесь представлен?». Байтурина отвечает, что да. На столе у адвокатов действительно лежит бронежилет. Пока она описывает предмет, ее коллега Червонный тянет за разные ремешки, демонстрирует работу липучек, постукивает по пластинам — это напоминает рекламную презентацию.

Такой же бронежилет, говорит Байтурина, надевал потерпевший 27 июля. Она читает документ, из которого следует, что защита провела что-то вроде следственного эксперимента: один человек надевал бронежилет, а второй тянул его или дергал, и первый отвечал, что не испытывал физической боли — это повторилось шесть раз. Все это снимали и фотографировали, Байтурина просит продемонстрировать видео.

Начинается изучение второго диска, на нем около двадцати видеозаписей. Действие на видео происходит в адвокатском кабинете. К человеку в бронежилете подходит другой человек и дергает его, второй делает пару шагов.

— Больно вам?

— Нет.

Таково содержание всех записей, причем все они повернуты на девяносто градусов, меняются только люди и воздействие. Адвокат Байтурина спрашивает, можно ли будет допросить героев видеозаписи, ей разрешают.

Теперь она говорит про акт осмотра видеозаписи из интернета, которую защитница получила от свидетеля Олега Козловского. На ней, отмечает Байтурина, видно, что потерпевшего одновременно с Емельяновым держал и боец Нацгвардии.

Вскрывается конверт с флэш-картой, Байтурина обещает, что запись небольшая. В четвертый раз за заседание показывают запись потасовки у «Детского мира». На стоп-кадре отчетливо видно, что бойца Нацгвардии одновременно держат его коллега и Емельянов. Дальше, как и раньше, — стоны, «фашисты», собачий лай.

Байтурина просить допросить четверых свидетелей, никто не возражает.

Начинается допрос свидетелей. ​Кто-то из слушателей просит Байтурину говорить погромче. «У меня горло», — оправдывается та. В зал заходит мужчина лет тридцати в очках и болотном пуловере, из-под которого торчит клетчатая рубашка. Сергей Анатольевич Пукалов, корреспондент издания Deutsche Welle, с Емельяновым не знаком.

Байтурина просит его рассказать о событиях 27 июля, тот вспоминает, что был на месте эпизода с Емельяновым. Мужчина рассказывает, что подходил к углу «Детского мира», он начинает описывать ситуацию в целом, которую все собравшиеся уже видели на записи: началось избиение, неразбериха.

— Увидел я конкретный эпизод, когда Владимир пытался увернуться от удара, но по-моему ему попали дубинкой по спине, — вспоминает свидетель. Он не видел, как Емельянов дергал нацгвардейца, но видел, как били протестующего, еще был эпизод, когда кто-то замахнулся на Владимира, но удара, вроде бы, не было.

На вопросы адвоката Червонного он отвечает, что не слышал, как в тот момент силовики кого-то о чем-то предупреждали, на проезжую часть протестующие не выходили.

Байтурина просит свидетеля описать его психоэмоциональное состояние в тот момент.

— Мне показалось, что когда Росгвардейцы начали бить дубинками, причем они делали это направо и налево, люди стали испытывать возмущение. Я тоже это чувство испытал.

По ​громкой связи объявляется эвакуация.

Судья:

— Приставы, у нас опять что ли?

— Пока нет информации, ваша честь.

В зал заходит пресс-секретарь, она шепотом что-то говорит судье.

Судья объявляет перерыв до 15 часов в связи с эвакуацией.

​Спустя два с половиной часа заседание возобновляется. Во время перерыва в качестве слушателя в суд пришел бывший фигурант «московского дела» Сергей Абаничев.

Продолжается допрос журналиста. Теперь какое-то устройство в зале издает треск или гул. Пукалов рассказывает, что протестующих возмутило избиение людей, он вспоминает эпизод с метанием урны. После этого свидетеля отпускают.

​Следующий свидетель — Инга Кудрачева. Она рассказывает, что в день акции полицейские конвоировали задержанного в автозак и врезались в толпу, началась потасовка, стали бить ее молодого человека Бориса Канторовича, она начала кричать и звать на помощь, а где-то через минуту силовики «стали избивать вообще всех подряд».

— Борис был зафиксирован и его продолжали бить, — вспоминает Кудрачева и уточняет, что ее тоже били, казалось, что «могут убить».

Светлана Байтурина поясняет, что Кудрачева на видео — девушка в красной юбке, которая громко звала на помощь, а Канторович — лежащий на земле молодой человек. Кудрачева продолжает: она не понимает, почему началась драка, протестующие ничего не делали.

— Вы зачем звали на поомщь, вы думали произойдет что? — интересуется защитница.

— Мне казалось, что моего молодого человека могут убить, если кто угодно не помешает этому, — отвечает свидетель.

Кудрачева говорит о страхе и панике, и что несколько человек бросились к ним на помощь, но быстро число силовиков увеличилось, и Канторовича все-таки унесли в автозак. Емельянова она видела «минуты за три» до происшествия; она не заметила, чтобы силовики применяли к Емельянову силу, или чтобы он кому-то помешал.

После задержания Канторовича госпитализировали на три дня, ему диагностировали ушиб легких. На вопросы адвоката Григория Червонного свидетель отмечает, что Бориса били дубинками.

Прокурор спрашивает, знала ли Кудрачева, что это была за акция — да, она была в поддержку незарегистрированных кандидатов.

— А вы знали, что она несогласованна? — продолжает прокурор.

Адвокат Байтурина требует снять вопрос, судья против, и Кудрачева рассказывает, что знала, но в момент избиения Канторовича люди «просто стояли».

Теперь допрос третьего свидетеля — девушка лет 25, ее зовут Элизабетта Корси, она отмечает, что у нее нет отчества. В день акции она была в джинсах и цветастой футболке. Находясь на Рождественке, она услышала, что что-то происходит и побежала к Театральному проезду, увидела, что «очень много молодых людей вступили в потасовку с полицией», при этом, по ее словам, агрессии к полицейским не было, но силовики били протестующих дубинками: она увидела лежащими на асфальте своих друзей Канторовича и Кудрачеву и подбежала к ним, но ее каждый раз оттесняли от них: заламывали руку или отталкивали.

— Последствия какие были? — спрашивает адвокат Байтурина.

— Ушибы.

— Вы падали?

— Падала.

Защитница говорит, что на записи видно, как Корси хотела помочь друзьям, но потерпевший отталкивал ее так грубо, что девушка падала.

Девушка вспоминает, что были неравнодушные люди, которые, как и она, пытались помочь лежащим на земле, но те были «в очень жестком оцеплении».

Корси после тех событий не задержали, потому что «немножко утихла атмосфера», но были задержаны «почти все», кто пытался помочь Кудрачевой и Канторовичу. Она считает, что «слова в тот момент сотрудники полиции не слышали», так что вербально помешать избиению никто не мог.

​Корси видела, что полицейские применяли силу к Емельянову: «я видела то скопление людей, где он находился, и там очень жестко применяли силу». Позже, по словам свидетельницы, она еще раз посмотрела этот эпизод на видеозаписи.

Подсудимого, по ее воспоминаниям, били по спине, ему удалось увернуться от одного удара.

— А их задерживали за что все-таки? — спрашивает адвокат Светлана Байтурина.

— Не знаю, для меня по сей день остается загадкой, что могло стать причиной такой агрессии, — признается Корси, отмечая, что атмосфера до этого была «очень спокойной».

По ее мнению, стычку инициировали силовики или какие-то провокаторы, но не протестующие. Свидетельница не помнит, чтобы полиция предъявляла какие-то требования. Защитник Червонный интересуется последствиями для Кудрачевой и Канторовича, прокурор просит снять вопрос, но судья отказывает — девушка рассказывает, что Канторовича задержали, а у нее самой остался синяк: ее раза три-четыре толкали, пару раз она падала на асфальт.

Вопросов к ней больше нет, свидетельницу отпускают. Следующие свидетели будут готовы выступить минут через 15, обещает Байтурина, так что защита пока подаст ходатайство.

​Адвокат Червонный говорит, что на видео был молодой человек в черной футболке, который разбежался и корпусом врезался в полицейского: как выяснили адвокаты, это Андрей Баршай, арестованный сейчас по «московскому делу», который застал те события, он просит обеспечить личное участие молодого человека в заседании для допроса в качестве свидетеля.

Байтурина комментирует ходатайство коллеги: по ее мнению, было что-то вроде цепной реакции, потому что Емельянов вступился за Канторовича, а Баршай — за Емельянова, когда того, лежащего, избивали резиновыми дубинками.

Прокурор оставляет этот вопрос на усмотрение суда, а судья отказывает: она говорит, что никаких новых сведений свидетель не сообщит. На этом Байтурина говорит, что приехали двое свидетелей, которые участвовали в акте осмотра бронежилета, чуть позже приедет еще один очевидец инцидента на Рождественке.

Вызывают следующего свидетеля. ​В зал заходит высокий молодой человек в костюме, Дмитрий Висютов. По просьбе Байтуриной он рассказывает, что 24 ноября в коллегии адвокатов участвовал в описанном уже действе с бронежилетом.

Висютов описывает, как проходил эксперимент: сначала все посмотрели несколько видео с нацгвардейцем и Емельяновым, а потом попытались воспроизвести ту ситуацию. «Некая ролевая игра была, — говорит он. — У меня было две роли: я был самим росгвардейцем, надел бронежилет и меня тянули за него, вторая роль — я был Владимиром и я тянул за него».

Для себя свидетель сделал вывод, что, когда он изображал нацгвардейца, то бронежилет защищал его от ощущения боли, но он делал пару шагов назад. Вопросов к нему больше нет.

Еще один свидетель — тоже мужчина в костюме, в нем угадывается юрист. Это Александр Двуреченский. Он рассказывает то же самое, что и его предшественник: участвовал в эксперименте, изображая нацгвардейца, не чувствовал боли, не испытывал дискомфорта. 

Испытал он «[что-то] вроде тех ощущений, что испытываешь в час пик в общественном транспорте, когда тобой немного управляет толпа», — говорит свидетель. Он считает, что воссозданные в рамках эксперимента условия «были очень близки» к тому, что происходило на Рождественке. Больше к нему вопросов нет, свидетеля отпускают.

Следующий свидетель — член «Яблока» Валерий Игоревич Костенок. На вопрос, участвовал ли Костенок в акции 27 июля, он отвечает: «Я был в центре Москвы». Он говорит, что на Рождественке полицейские пытались «пресечь скопление», протестующие не перекрывали дорог, и бойцы Нацгвардии без предупреждения избивали людей или просто заводили их в автозаки.

— В связи с чем было связано избиение? — уточняет Байтурина

— Не знаю, они никому не представлялись и ничего не говорили, — отвечает Костенок.

Свидетель настаивает, что участники акции никого не провоцировали. Костенок стал очевидцем избиения и задержания Канторовича: «обстоятельства были такие: девушка лежала на земле и не давала задержать своего парня», а силовики стали избивать «всех, кто под руку попадался».

Рядом с бойцами Нацгвардии стояло много людей, кто-то снимал инцидент на телефон, Костенок стоял метрах в десяти.

— Я такого никогда в своей жизни не видел, для меня это был шок, — вспоминает он. — Избиение людей, которые просят их отпустить.

Емельянова он не помнит, чтобы кто-то отбивал у силовиков задержанных — тоже. Костенка отпускают.

​Байтурина подает ходатайство, она говорит, что, в связи с допросами очевидцев и просмотром записей, понятно, что «чрезмерно активно пресекалась» акция и применялись сила и спецсредства к протестующим. 

Адвокат считает, что нужно установить, что интересы ее подзащитного и других мирных граждан нарушались, что правомерность действий Нацгвардии никто не проверил, и что на записи видно, как потерпевший Косов пытался ударить Емельянова дубинкой по голове.

— Почему мой подзащитный сидит здесь, а Корсов, который бил… Кто должен нести за это ответственность? — недоумевает она.

Защитница просит выяснить обстоятельства возможного превышения должностных полномочий силовиками на акции 27 июля вообще и непосредственно потерпевшим Косовым.

​Адвокат Геннадий Червонный поддерживает свою коллегу в этом ходатайстве: он считает, что продемонстрированы «очевидная и явная жестокость» силовиков, которые немотивированно избивали протестующих.

— По итогам этого лета тысячи административок, десятки эпизодов, — напоминает он и указывает, что никто из силовиков не привлечен к ответственности, что, по мнению защитника, привело к созданию квазинормы: мирные граждане могут быть привлечены к ответственности за прикосновение к силовикам, а те не несут никакой ответственности.

Прокурор возражает: она говорит, что действия Косова были направлены на обеспечение общественного порядка. Судья отказывает в удовлетворении ходатайства и говорит, что эти обстоятельства не входят в предмет доказывания, и что суд не выступает на стороне обвинения или защиты, но адвокаты могут обратиться в правоохранительные органы.

​На этом адвокат Байтурина подает ходатайство о возвращении дела в прокуратуру. Она говорит, что потерпевшего Косова допросили, но не идентифицировали «как лицо, которое кто-либо дернул за бронежилет».

На записях не видно лица человека, которого потянули за бронежилет — он был в подшлемнике, «возникают большие сомнения, а является ли потерпевший, который у нас здесь выступал, лицом, которое у нас на видео имеет место быть», говорит Байтурина.

На видео заметно лицо напарника, который стоял рядом, но его не допросили ни на предварительном следствии, ни в суде.

Судья просит сразу подать ходатайства, требующие удаления в совещательную комнату — Байтурина начинает говорить о еще одном ходатайстве. Она напоминает: не был установлен и человек, который одновременно с Емельяновым держался за бойца Нацгвардии — в связи с этим она также просит вернуть дело в прокуратуру. Третье аналогичное ходатайство подается из-за того, что дело Емельянова было выделено из основного уже после проведения многих следственных действий.

— Было основное дело, 29-е, по нему совершались действия, были сформированы доказательства, потом было возбуждено дело в отношении моего подзащитного, эти дела соединились, ему присвоили тот же номер, и якобы это все было законно, потому что ему тот же номер присвоили, — возмущается Байтурина. Затем, говорит она, дело было опять выделено, но для таких процессуальных действий есть условия, а в случае Емельянова они не были соблюдены.

Адвокат Червонный поддерживает ходатайства коллеги, как и подсудимый. Прокурор выступает против, она возражает: потерпевший допрошен, оснований не доверять ему нет, он дал показания против Емельянова. Что касается его коллеги, то тот факт, что его не допрашивали, ничему не препятствует. Относительно соединения дел прокурор говорит, что право на защиту Емельянова не нарушалось. Судья уходит в совещательную комнату.

Объявляется перерыв около часа.

Во время перерыва ​в коридоре слушатели подписывают личные поручительства за фигурантов дела «Нового величия» Руслана Костыленкова и Дмитрия Полетаева.

​Проходит еще полтора часа, прежде чем заседание возобновляется. Судья Шанина зачитывает ходатайства защиты и объвляет, что не находит оснований для их удовлетворения. Судья поясняет, что для возвращения материалов в прокуратуру необходимо, чтобы были нарушения, препятствующие постановлению приговора, а в этом случае такого нет.

По просьбе адвоката Червонного исследуются некоторые документы из дела: характеризующие материалы и протокол опроса правозащитника Олега Козловского, который находится в командировке, а также бабушки и прабабушки Емельянова. 

По месту жительства Емельянов характеризуется положительно, есть диплом Московской финансово-промышленной академии о среднем профессиональном образовании, квалификация «менеджер».

Дальше следует протокол опроса Козловского, который работает исследователем в Amnesty International; тот сказал, что 27 июля около 18:00 шел по Театральному проезду, остановился на перекрестке с Рождественкой, рядом остановился автобус полиции, силовики бросились к людям и стали их избивать дубинками, хотя те не сопротивлялись и кричали о помощи, кто-то пытался им помешать.

По мнению Козловского, причиной стычки стало немотивированное избиение со стороны силовиков. Правозащитник говорит, что Емельянов попытался оттянуть бойца Нацгвардии от Канторовича, а потом, когда на него напали, попытался защитить голову руками от ударов, и за него вступился Андрей Баршай.

Далее зачитывается опрос бабушки Емельянова. В нем говорится, что Владимир рано лишился матери, живет с ней и с прабабушкой в Мытищах, работает мерчендайзером, помогает им по дому, ведет здоровый образ жизни, большую часть свободного времени проводит дома. Прабабушка, 1928 года рождения, тоже в опросе сказала, что Емельянов имеет крепкие семейные связи и т.д.

По месту работы в «Профмедиагрупп» Емельянов проявил себя как грамотный, профессиональный и ответственный сотрудник, неконфликтен, с коллегами находится в доброжелательных отношениях, инициативный специалист, пунктуальный.

Письменые доказательства на этом заканчиваются, но адвокат Байтурина уточняет, что оглашались протоколы опросов родных подсудимого, потому что пожилые бабушки по состоянию здоровья не могут лично приехать в суд.

Начинается допрос подсудимого. ​Емельянов говорит из аквариума достаточно тихо. Он вспоминает, что 27 июля дошел до перекрестка, люди шли мирно.

— Обернувшись я заметил, что некоторые сотрудники Росгвардии набрасываются на отдельных граждан, применяют к ним излишнюю физическую силу и спецсредства. Естественно, это вызвало у людей волну негодования, все кричали, просили остановиться и прекратить бить людей, [слышались] крики «фашисты». Увидев, как одного из граждан пытаются силой заломать и применить к нему спецсредства, дубинку, я из добрых побуждений, не желая причинить сотрдунику Росгвардии какой-то физический вред, оттащил его. На самом деле я хотел помочь человеку. После этого я закрыл голову руками, поэтому удары пришлись по руке, по шее и по спине. После этого сотрудники не стали [меня] задерживать и я собственно ушел, — говорит он.

У адвокатов нет вопросов к Емельянову. На вопросы прокурора он отвечает, что вышел «погулять, проявить солидарность» — это произошло стихийно.

— В громкоговоритель объявляли что-либо? Вы слышали, что данный митинг несогласован с правительством?

— На тот момент, когда люди шли по тем улицам, не предъявляли никаких требований, ничего не было.

​Емельянов уточняет, что не ставил себе цели сделать больно сотрудунику Нацгвардии, схватил его за верхнюю часть бронежилета, как показано на видео. Сам боец, по мнению Емельянова, в тот момент применял «чрезмерную физическую силу».

Больше Емельянову нечего сообщить. На вопрос Байтуриной о семейном положении и быте он отвечает:

— Я регулярно хожу в магаазин, поскольку бабушки уже пенсионерки, инвалиды, я был выращен ими, воспитан, помогаю с уборкой домой, оплата коммунальных услуг.

С техникой бабушки «не дружат», так что он помогает им и с этим.

— Как уже было сказано, характеризуюсь я среди жильцов своего дома положительно, ни с кем не вступаю в конфликты, — отмечает он.

Дальше Емельянов говорит, что помогает стирать белье, пылесосить, мыть посуду.

— Моя мать была не совсем ответственным человеком, поэтому отдала меня на попечение бабушкам и ушла к другому человеку, — продолжает он.

— А сейчас у вас мама имеется? — спрашивает адвокат Байтурина.

— К сожалению, ее уже нет с нами, она умерла.

Владимир уточняет, что ему тогда было 23 года, но они и до этого не общались — он ей не интересовался.

​Емельянов объясняет, что пенсий бабушек не хватает: они получают по 10 тысяч рублей, и из-за его отсутствия родственницы нервничают, не могут сами ходить в магазин.

— Извините за такой нескромный вопрос, у вас бабушки помыться сами могут? — уточняет Байтурина.

— Бабушка может, да, но прабабушка, иногда давление… приходится помогать дойти до ванной, посадить, — отвечает Емельянов.

Прокурор интересуется:

— Вы когда схватили сотрудника Росгвардии, вы его как схватили — одной рукой или двумя?.

— Схватил бы я его одной рукой — я бы не смог его сдвинуть, — отвечает Емельянов.

— Вы понимали, что переед вами — представитель власти?

— Учитывая обстоятельства, которые возникли, я посчитал своим долгом гражданским защитить гражданина от причинения вреда здоровью.

— А у вас со здоровьем все в порядке?

— У меня с детства астма, но кашля в данный момент нет

— Потерпевший Косов вам удары наносил? — спрашивает Байтурина.

— Один из ударов нанес другой полицейский, но два, по-моему — от него. В область головы, но я защитил ее, и он попал мне по шее.

Емельянов вспоминает, что нападавший весит много больше него, и он испытал от удара шок, «ощутил себя на мгновение не в своей тарелке, сокрушительный удар».

​Дальше вопросы начинают повторяться: Емельянов пытался помешать бойцу Нацгвардии нанести повреждения Канторовичу, все вокруг кричали и просили о помощи.

Стороны не возражают против окончания судебного следствия, оно окончено, суд переходит к прениям.

Прокурор говорит, что вина Емельянова установлена доказательствами, юридическая квалификация — правильная, Владимир применил насилие в отношение представителя власти в связи с исполнением им должностных обязанностей, достоверно зная, что перед ним — боец ОМОН, схватил того за форменное обмундирование.

Представитель гособвинения пересказывает доказательства: допрос потерпевшего Косова, допрос свидетеля Антонова, инспектора службы второго оперативного полка полиции ГУВД по Москве, осмотр компакт-дисков.

Прокурор утверждает, что, когда Емельянов схватил потерпевшего, напарник того отпустил. Пересказывает письменные доказательства: рапорт ОРМ, заключение медико-судебно-криминалистической экспертизы о том, что на видео — Емельянов.

К показании подсудимого о том, что умысла на применение насилия не было, обвинение относится критически. Просит учесть все данные о личности подсудимого и приговорить к лишению свободы на срок 4 года колонии общего режима.

​— Подсудимый, в судебных прениях участвовать будете или в последнем слове все скажете? — спрашивает судья.

Емельянов слегка помедлив обещает выступить в последнем слове. Адвокат Байтурина говорит, что к участию в прениях не готова и просит предоставить ей «разумный срок» для подготовки — до «хотя бы завтрашнего дня».

Адвокат Червонный тоже к прениям не готов, разумным считает срок до пятницы — завтра он участвует в другом процессе. Судья «с учетом объема материалов дела и того, что адвокат Червонный завтра участвует в другом процессе» объявляет перерыв полчаса.

​Во время перерыва адвокаты вышли из зала суда, но не смогли попасть обратно, чтобы продолжить готовиться к прениям, так как их не пустили приставы. Собравшиеся рядом утверджают, что это по распоряжению помощника судьи.

Через некоторое время пришел помощник судьи.

— Пристав сказал, что вы запретили пускать адвокатов, — спрашивают его собравшиеся.

— Адвокатов? Не-е-е, — отвечает тот и пускает их все-таки в зал.

Один пристав говорит другому: «сейчас этого гражданина...» и кивает на корреспондента Дождя Василия Полонского, который читал правила Мещанского суда вслух.

За Полонского вступаются все собравшиеся: «а что вы этого гражданина?!». Пристав делает Полонскому замечание.

Спустя час заседание продолжается.

​— Защита, к прениям готовы? — спрашивает судья.

Байтурина улыбается, она первым делом говорит, что действия Емельянова были направлены не на причинение вреда, а на предотвращение таких последствий. «Мотив, а также цель не являются обязательным признаком состава, однако я считаю, что в данном случае они являются важными, потому что цель происходила исходя из субъективного представления моего подзащитного на тот момент», — говорит она.

Действия Емельянова не были общественно опасными, настаивает защитница. При исследовании доказательств были обнаружены обстоятельства, требовавшие выяснения, например, вероятно чрезмерно жестокие действия потерпевшего Косова, который, предположительно, бил мирных протестующих дубинкой; но эти обстоятельства не были уточнены судом.

— Чрезмерные методы реагирования со стороны потерпевшего имели место и именно указанные обстоятельства повлекли за собой действия моего подзащитного, — настаивает адвокат. — Мой подзащитный хотел помочь.

​Кроме того, отмечает Байтурина, она заявляла ходатайство о признании недопустимыми практически всех доказательств — они не соответствуют уголовно-процессуальному законодательству, это свидетельствует о неуважении суду.

— Я считаю, что в первую очередь привлечение моего подзащитного к ответственности не имело никаких законом предусмотренных оснований, поскольку происходило при полном и тотальном нарушении норм УПК», — подчеркивает адвокат.

Защитница напоминает о статье 7 Конвенции, согласно которой никто не может быть наказан за нарушение закона, если на момент совершения действий это не было предусмотрено законом. Под «насилием, неопасным для жизни или здоровья», продолжает она, понимаются побои или лишение свободы, такое легальное определение дается в одном из документов, касающихся грабежа — здесь адвокат вообще рассуждает о части 1 статьи 318 УК, по которой судят ее подзащитного.

— Данный состав является ни чем иным, как лжесоставом, — считает Байтурина. По ее мнению, все дело Емельянова — произвольное толкование законодательства.

​— Исходя даже из логики нашего доблестного следствия, которое считает, что достаточно слов потерпевшего о том, что он почувствовал боль, потерпевший определенно говорил, что в указанный день его не единожды хватали за бронежилет, сковывали, ограничивали движения, и он от этих действий испытывал боль. Он перечисляет все действия, на прямой вопрос защиты потерпевший однозначно ответил, что он не помнит, что испытывал боль от действий моего подзащитного, — продолжает защитница Байтурина.

Тезис о том, что Емельянов лишил потерпевшего свободы передвижения, по мнению адвоката, тоже неприменим в деле: это другая статья, незаконное ограничение свободы, а такое обвинение ее подзащитному никогда не предъявлялось, это должно было быть связывание рук или надевание наручников.

Защитница напоминает: потерпевшего неоднократно сбивали с ног, толкали, в суде он сказал: «Не могу гарантировать, [что испытал физическую боль], я так полагаю».

​С такими основаниями, настаивает Байтурина, нельзя привлекать ее подзащитного к ответственности, «потерпевший, исходя из его показаний, ничего не потерпел».

— Действия моего подзащитного имели место, обвинение видит, что якобы сначала он его держал, а потом отпустил и другой дернул. А я, например, этого не вижу», — продолжает она.

Защитница напоминает, что потерпевшего одновременно хватали минимум два человека: его коллега и Емельянов.

В действиях Владимира, считает она, нет состава преступления, более того, напарник постоянно держал потерпевшего в соответствии с должностной инструкцией.

Байтурина продолжает: в случае Емельянова есть все основания для изменения категории преступления на менее тяжкую: у него есть смягчающие, но не отягчающие обстоятельства, да и Косов на допросе говорил, что претензий не имеет, и просил не наказывать Владимира по всей строгости. Дальше она говорит о личности подзащитного и его пожилых родственницах.

— Думаю, их здоровье не позволит физически с данным обстоятельством справиться, — говорит она о том, что будет, если Владимира приговорят к лишению свободы. На этом у нее все, но Байтурина обещает дополнить после своего коллеги Георгия Червонного.

Червонный благодарит коллегу за «тщательный анализ недостатков этого дела» и обещает сконцентрироваться на личности Емельянова.

— Я попросил дать мне контакты кого-то из близких людей, кто мог бы помогать ему, на что получил ответ, что у Владимира никого нет — только бабушка и прабабушка, которые проживают в Мытищах и за которыми он ухаживал. После того, как он был задержан, бабушка видела его один раз в Басманном суде на мере пресечения, где ей не дали высказаться, как она характеризует своего внука — при этом у нее инвалидность, болезнь ноги. Прабабушка находится в преклонном возрасте, преклонный — мягко сказано, 92 года — требует особого внимания. Она смогла с разрешения следователя посетить Владимира в СИЗО «Водник». Следователь выдал разрешение на час , но оно продлилось 15 минут. Когда бабушка увидела Владимира не с длинными волосами, как привыкла, а обритым, очень плохо себя почувствовала и свидание пришлось прекратить. Я бы назвал это пыткой: не понимаю, какую общественно полезную цель может преследовать содержание под стражей человека, который ухаживает за своими родственниками.

Адвокат рассказывает, как ездил в Мытищи к родным Емельянова в бедно обставленную квартиру, прабабушка, заслышав его шаги, кричала «Володя, Володя вернулся» — позже выяснилось, она думала, что срок ареста она приняла за срок всего лишения свободы.

— Владимир делал все, чтобы эти два человека встретили достойную старость, теперь они обречены на неизвестность — встретят ли они его когда-нибудь? — продолжает Червонный. — Каждый раз разговор заканчивается в слезах: он же не убийца, почему он должен сидеть в тюрьме?

— Для публики становится очевидным: нет общечеловеческих ценностей, которые следствие бы уважало, — заключает он.

​У прокурора реплик нет, но есть у защитницы Светланы Байтуриной, она открывает какой-то кодекс и просит обратить внимание, есть ли основания для снижения категории преступления или назначения наказания, не связанного с лишением свободы. Но она все же настаивает, что само дело против Емельянова должно быть прекращено.

С последним словом выступает Емельянов. Первым делом он благодарит всех, кто пришел и своих адвокатов, затем просит объективно оценить его действия: «любые действия, особенно — просьба девушки, вызвала во мне машинальную реакцию».

— Как говорится в известной поговорке, благими намерениями выстлана дорога в ад, — продолжает он.

В заключение он говорит, что, даже если за бабушками будут ухаживать волонтеры, они не заменят им внука и правнука: прабабушку он боится не увидеть.

— Она не могла говорить и смотреть, я попросил ее увести. Мне было непросто разговаривать, я не могу позволить ей приезжать сюда. Это все. Прошу оценить мои действия объективно, — заключает он.

На этом заседание заканчивается, приговор будет объявлен 6 декабря в 12:00.