Орлова обвиняют в дискредитации армии за пост в фейсбуке, который он написал в ноябре прошлого года.

Лингвистическое заключение готовили постоянные эксперты обвинения — Наталья Крюкова и Александр Тарасов. Крюкова назвала правозащитную деятельность Орлова в «Мемориале» «антироссийской», а Тарасов посчитал правозащитников «маргинальными авторами».

В противовес им защита допрашивала людей, пытавшихся остановить штурм Грозного — Орлов был одним из тех, кто предложил себя в обмен на заложников, взятых Шамилем Басаевым.

На прошлом заседании допросили самого Орлова. Он подтвердил, что участвовал в антивоенных пикетах и писал антивоенные статьи, поскольку ему было важно «сказать о тьме, в которую наша страна опускалась, и дать название этой тьме». «Критика не может быть дискредитацией. Сама эта статья [о дискредитации] сформулирована так, что понять ничего невозможно», — сказал Олег Орлов про обвинение в свой адрес.

Перед началом заседания в зал заходит пресса, в том числе корреспонденты НТВ. У них случается перепалка с защитником Орлова, главредом «Новой газеты» Дмитрием Муратовым. «Я считаю, что НТВ — это не журналисты!» — пытается он перекричать затворы фотографов. «А что, девушка из Иваново у вас еще работает?» — добавляет он вслед.

Судья Кристина Кострюкова объявляет заседание открытым. Гособвинитель Светлана Кильдишева до начала прений, «проанализировав поведение Орлова» на данном процессе и при рассмотрении других уголовных дел, возбужденных в отношении него, просит назначить судебно-психиатрическую экспертизу. В качестве претензий Орлову она выдвигает «обостренное чувство справедливости, полное отсутствие инстинкта самосохранения, постоянное позерство».

Прокурор продолжает и начинает рассуждать, что на психическом здоровье Орлова мог сказаться его возраст. «Первый раз Орлов вышел в 1980 году с плакатом против войны в Афганистане… В те времена все время людей, которые вели правозащитную деятельность, направляли в психиатрические больницы. К сожалению, у следствия этих данных нет, но проанализировав поведение…» — завершает Кильдишева свою речь.

Адвокат Орлова Катерина Тертухина просит перерыв на обсуждение ходатайства. Судья объявляет перерыв на 10 минут.

После возвращения в зал Дмитрий Муратов подчеркивает, что гособвинитель не могла невооруженным глазом рассмотреть, есть ли возрастные изменения сосудов головного мозга у Орлова. «Да. Так вот, сумасшедшими оказались те, кто войну объявлял, а не те, кто протестовал», — говорит Муратов про пикеты Орлова против войны в Афганистане в 1980 году.

Муратов протестует против самой формулировки «поведение во время протеста» и полагает, что речь может идти об интервью Орлова уже за пределами суда. «Это просто вещь абсолютно невозможная», — заканчивает защитник свою речь. Муратов замечает, что он категорически против затягивания процесса в день прений.

Сам Олег Орлов также категорически против проведения экспертизы. Он называет неправомерным обвинение в том, что его уже привлекали за клевету на Кадырова. Орлов напоминает, что его тогда оправдали, и непонятно, почему это вообще имеет отношение к судебному процессу.

Он также припоминает прокурору Кильдишевой упоминание советских психбольниц: «Обвинение хочет идти по тому же самому пути, по которому шли политические процессы в отношении тех, кого называли диссидентами». Все диссиденты, напоминает Орлов, уже реабилитированы, а практика их помещения в медицинские учреждения называется «карательной психиатрией».

Адвокат Тертухина напоминает, что никаких признаков психических расстройств у Орлова в ходе следствия не возникло, справки о том, что тот состоит на учете у психиатра оказались ложными. Она согласна с Муратовым, что обвинение пытается затянуть дело.

Муратов подчеркивает, что в ответ на ложные справки следователя защита предоставила свои справки — что Орлов на учете нигде не состоит. «Видимо, человек, который выступает в защиту Конституции, кажется обвинению не вполне адекватным», — иронизирует защитник. Новая экспертиза, по словам Муратова, нужна следствию, «чтобы замазать свои косяки»

Судья Кострюкова отказывает в проведении экспертизы.

Судья объявляет о начале судебных прений. Первой выступает прокурор Светлана Кильдишева. Она сходу вспоминает позицию защиты Орлова, которая «постоянно говорила о правах граждан», в частности, о свободе слова. «Но у граждан нашей страны, как у граждан любой страны, имеются не только права, имеются обязанности. Одна из них — чтить законы той страны, гражданами которой вы являетесь», — говорит прокурор. Речь идет об Уголовном кодексе, сразу уточняет гособвинитель.

Затем прокурор описывает суть статьи 280.3 УК о повторной «дискредитации» армии. При этом она приводит пример из 1970-х годов, когда в кодексе была статья за повторное хулиганство. «Законодатель нам постоянно говорит: одумайся, что ты делаешь. И вновь человек неоднократно совершает административное нарушение и тогда привлекается к уголовной ответственности», — объясняет гособвинитель принцип работы этой статьи.

Кильдишева уже дважды называет Орлова «блестяще образованным», удивляясь, как и почему он дважды совершил «дискредитацию армии» в виде пикетов, а затем и в третий раз — опубликовав пост в фейсбуке.

Прокурор возвращается к лингвистической экспертизе обвинения. По мнению государственного обвинения, защита превратила процесс «просто в политический какой-то цирк». «Говорилось постоянно о свободе слова в РФ. Если бы этой свободы слова в России не было, то не было бы сегодня открытого судебного заседания. Не было бы столько корреспондентов. И процесс был бы закрытым. Не был бы допущен защитник в лице господина Мурадова, несмотря на то, что он признан иностранным агентом», — говорит прокурор, неправильно произнося фамилию нобелевского лауреата.

«Нельзя в столь непростое для нашей страны время заниматься провокациями, направленными на раскол нашего общества», — взывает она. Кильдишева напоминает, что в зале есть не только сторонники Орлова, но и патриотически настроенные граждане, которые поддерживают СВО, то есть свидетели обвинения.

«Невозможно допускать раскол нашего гражданского общества ни в коем случае. Мы все граждане одной страны. И если действительно Олег Петрович является патриотом, не стоит ли задуматься над тем, чтобы консолидировать наше общество и действовать исключительно правовым путем», — задается прокурор.

Гособвинитель отдельно останавливается на доводах защиты о том, что дело возбуждено по наводке «Ветеранов России». Кильдишева напоминает, что статья 280.3 предполагает публичное обвинение — то есть конкретная жалоба не нужна, хотя оперативники и могут мониторить интернет.

«По делу нет отягчающих обстоятельств, есть лишь смягчающие», — переходит прокурор к завершению своей речи. «Никто не умаляет его заслуг», — подчеркивает гособвинитель.

Кильдишева отдельно останавливается на вкладе Орлова и «Мемориала» в спасение российских солдат во время Чеченской войны.

Ехидно отмечает она и вероятное наличие смягчающих обстоятельств и в состоянии здоровья Орлова: «Я, конечно, не врач, но думаю, что определенные отклонения могут быть».

Гособвинитель Светлана Кильдишева просит приговорить Олега Орлова к штрафу в 250 тысяч рублей.

«Слава богу», — вздыхает в зале жена Орлова.

Адвокат Екатерина Тертухина призывает судью руководствоваться нормами международного права. Защита не раз просила проверить, соответствует ли Конституции вменяемая статья 280.3 УК, но в этом было отказано. Фактически эта статья позволяет наказывать людей «за любое мирное выражение мнения», говорит адвокат. По мнению Тертухиной, это противоречит закрепленным в Конституции правам человека.

Получается, что в России введена государственная монополия на информацию, что противоречит международным обязательствам. «Нет войне!», «Миру мир!» — приводит Тертухина лишь некоторые лозунги, которые российские правоохранительные органы считают дискредитирующими. «Стремление подавить любое инакомыслие не имеет ничего общего с допустимыми целями ограничения конституционных прав», — рассуждает адвокат.

Органы ООН по итогам других уголовных дел уже отмечали, что запрет на антивоенные высказывания противоречит нормам организации. Обвинение Орлова сторона защиты считает дискриминационным, оно свидетельствует об установлении в России государственной идеологии. Получается, что противникам войны запрещают любые высказывания, а ее сторонники проводят любые мероприятия и говорят, что хотят.

«Это не раскол общества. Это граждане Российской Федерации, которые выражают свое мнение о проведении спецоперации. Все имеют право высказываться. Оценочные мнения и суждения не могут быть ранжированы государством как правильные и неправильные», — отвечает адвокат Тертухина на претензии гособвинения к Орлову.

Адвокат разбирает формальную сторону обвинения с точки зрения уголовного законодательства. Обвинение не конкретизировано, говорит она — в нем не названы конкретные слова или цитаты, к которым возникли вопросы у следствия.

По словам Тертухиной, в ходе процесса защита однозначно доказала, что эксперты обвинения не могли проводить исследование, так как не имеют профильной квалификации.

Авторы экспертного заключения пристрастны, считает Тетрухина, так как ранее они уже оценивали деятельность «Мемориала».

Адвокат возвращается к аргументу, который звучал почти на каждом заседании: в своем заключении эксперты намеренно проигнорировали последнее предложение в посте Орлова о том, что все написанное в нем — личное мнение автора.

Вспоминает адвокат и странности с оформлением экспертизы. Согласно записям, документы для исследования эксперты получили 21 марта в 18:20. Но время окончания экспертизы — 21 марта 17:00.

Тертухина отдельно останавливается на свидетелях обвинения Мироненко и Баханько. Их показания идентичны на 97%, поэтому непонятно, зачем их вообще использовали. «Вероятно затем, чтобы беспрепятственно проходить в зал заседания», — смотрит Тертухина на свидетелей поверх листка.

Раскритиковав суть обвинения, адвокат переходит к рассуждению о том, как оценивать действия Орлова, если считать их нарушением: даже если допустить, что Уголовный кодекс запрещает критиковать Вооруженные силы, то ее подзащитный действовал в обстоятельствах «крайней необходимости». Право на такую необходимость есть у любого человека и закреплено в том же Уголовном кодексе.

Олег Орлов не мог отсиживаться дома молча, объясняет она, но его пост не произвел какого-либо опасного воздействия. Она напоминает, что для признания действий совершенными в условиях крайней необходимости Орлову не нужно признавать свою вину.

«Сейчас использование вооруженных сил в чужой стране кому-то может казаться правильным. Но это не означает, что государство будет считать так же всего через пару лет», — говорит адвокат и напоминает, как еще в конце 1980-х людей задерживали за критику войны в Афганистане, а затем эта война была осуждена на государственном уровне.

Напоследок Тертухина напоминает судье Кострюковой, что та принимает решение единолично, а судьба Орлова находится в ее руках. «Если, суд, именно вы не скажете сегодня, что гражданину не запрещено говорить свободно, то кто завтра запретит чиновникам ограничивать говорить, что угодно?» — наставляет она судью. Тертухина просит оправдать Орлова.

Следующим в прениях выступает сам Олег Орлов.

Сначала он рассказывает о смысле своей статьи, которая и легла в основу обвинения. Он там писал не о самой войне, а о том, как она повлияла на российское общество: благодаря ей власти окончательно добили тех, кто выступал за демократические преобразования.

Возвращаясь к своим акциям он вспоминает, что всегда действовал исключительно мирно и никому не мешал. Несмотря на это, его многократно задерживали.

Орлов снова повторяет, что сам лично наблюдал за последствиями войны в Донбассе с 2014 года, поэтому считал возможным рассуждать о боевых действиях.

Судья и прокурор откровенно отвлекаются от прений и смотрят на свои телефоны под столом.

«Суть обвинения не понимаю. Нормы российского законодательства не нарушал», — вспоминает Орлов свой ответ следователю в начале дела и говорит, что готов повторить то же самое и сейчас.

Орлов повторяет, что своими действиями хотел предотвратить еще большее зло, так как весь его опыт показывает: война приводит к жертвам и насилию. «Фактически обвинение вынуждает меня отказаться от убеждений и высказываний, в том числе антивоенных», — говорит Орлов.

Он считает обвинение в принципе антиконстуционным, но вслед за Тертухиной отдельно разбирает несоблюдение формальных норм уголовного закона. Пока никакой закон не запрещает критиковать власть, ее «непогрешимость» нигде не закреплена, говорит Орлов.

Ни одна армия никогда не вела войны без военных преступлений, считает Орлов. Преступные действия конкретных военных противоречат поставленным перед ними целям. А значит и Вооруженные силы России далеко не всегда используются в указанных целях. Сам Орлов считает, что использование армии для «поддержания мира» абсурдно. «Мои оценки войны в Украине основаны на резолюциях Генассамблеи ООН», — говорит Орлов и пересказывает некоторые из них.

Таким образом слова Орлова в статье — не «злонамеренные» выдумки, они соответствуют позиции большинства стран-членов ООН. «Нашей стране надо вернуться в правовое русло. Только это может спасти нашу страну от вероятных катастроф», — говорит подсудимый и также просит оправдать себя.

Выступает Муратов. Он цитирует письмо правозащитника Андрея Сахарова руководству СССР и ООН по поводу войны в Афганистане. Орлов, по словам Муратова, знает, о чем рассуждает, когда говорит о войне: «Он принял эту эстафету у Сахарова и его коллег». Муратов видит множество прямых исторических параллелей между вводом войск в Афганистан и нападением на Украину. В частности, тогда тоже использовали замысловатую аббревиатуру: «Временное присутствие ограниченного контингента советских войск в Афганистане. ВПОКСА и все. Нет войны! Есть ВПОКСА!».

Государство не спросило россиян, готовы ли они идти воевать, поэтому дискуссию начал Орлов, говорит Муратов. Он признается, что ему самому стыдно, ведь он не решился опубликовать такую же статью, опасаясь запретительных законов.

Если, согласно ВЦИОМ, 75% россиян выступают за мирные переговоры, то почему ни один депутат Госдумы не выразил такое требование, задается вопросом Дмитрий Муратов и сам отвечает: «Знаете, почему [Орлов] вышел? Потому что больше некому было!».

В качестве примера россиян, которые пытались вести открытую дискуссию, Муратов приводит кочегара Владимира Румянцева, который получил три года колонии за самодельное «Радио Вован». Он также вспоминает кондитера Анастасию Чернышову, которую штрафовали за антивоенные надписи на тортах. Когда российские власти выдумывают фашизм несуществующий, говорит Муратов, вспоминая случай «распятого мальчика», можно легко проглядеть фашизм настоящий.

«Предупреждать об опасности. Рисковать только собой, а не другими — это и есть традиции советской интеллигенции», — продолжает Муратов.

В качестве примера современной российской идеологии Дмитрий Муратов решает процитировать в суде с выражением выдержки из книги Александра Дугина «Тамплиеры пролетариата». «Это моя настольная книга», — шутит Муратов, вызывая усмешки в зале.

Далее следует пример настоящей, по мнению Муратова, дискредитации российской армии. Он цитирует пост депутата Геннадия Семигина, где сказано, что чеченцы пинками загоняют русских солдат на поле боя. «Где доносы? Где свидетели по вызову? Где следствие?» — недоумевает Муратов в Головинском суде.

«Как и Сахаров, Орлов вышел один — за страну, за ее будущее. Орлов предупреждал нас о реваншизме, об опасности мятежа темных сил, о фашизме. Он оказался прав», — завершает Муратов свое выступление и просит оправдать Олега Орлова.

«Орлова судят за соблюдение Конституции. Его можно оштрафовать или посадить только вместе с ней. Держите, Олег Петрович», — говорит Муратов и вручает Орлову книжечку Конституции.

Орлов выступает с последним словом.

«В начале я хочу вспомнить, что очень многие мои единомышленники крайне жестоко наказаны. Много лет лишения свободы за что: за слова, за протест за правду. Давайте вспомним Алексея Горинова и Владимира Кара-Мурзу, Александру Скочиленко, Игоря Барышникова. На этом фоне наказание, которое для меня просит обвинение, конечно выглядит чрезвычайно мягким…», — говорит подсудимый.

«Собственно говоря, почему я выходил на пикеты и почему написал эту статью? Сейчас понятие "патриотизм" в нашей стране скомпрометировано. В глазах громадного количества людей русский патриотизм это синоним империализма. Но для меня и для многих моих друзей это не так. Совсем не так. С моей точки зрения, патриотизм, — это прежде всего не гордость за свою страну, а жгучий стыд за те преступления, которые от имени твоей страны, моей страны совершаются. Как нам было стыдно во время Первой и Второй Чеченских войн, как нам стыдно сейчас за то, что от имени России граждане России совершают в Украине», — объяснят подсудимый.

Он вспоминает труд немецкого философа Карла Ясперса в 1946 году «Вопрос о виновности. О политической ответственности Германии». «В этом труде он сформулировал тезисы о четырех видах виновности немцев по итогам Второй мировой войны: уголовной, политической, моральной и метафизической. По-моему, мысли, изложенные там, очень созвучны сейчас в той ситуации, в которой оказались все мы — граждане России двадцатых годов 21-го века», — говорит Орлов.

«Я не буду сейчас говорить об уголовной виновности. В конце концов те, кто совершал преступления, либо понесут за это наказания, либо нет. Но важно другое. Будущее России (подобно будущему Германии в 46 году) зависит в значительной мере от того, готовы ли мы все без исключения размышлять не о чужой виновности или вине, но о нашей собственной. Каждый о своей», — рассуждает подсудимый.

Он цитирует Ясперса: «Фраза: "Это ваша вина" может означать — вы отвечаете за преступления режима, который вы терпели, — тут речь идет о нашей политической вине.

Ваша вина в том, что вы еще и поддерживали этот режим, участвовали в нем, — тут наша моральная вина. Ваша вина в том, что вы бездействовали, когда рядом творились преступления, — тут намечается метафизическая вина».

«По-моему, люди, любящие свою родину, не могут не задумываться о том, что происходит с той страной, с которой они ощущают неразрывную связь. Эти люди не могут не размышлять о своей ответственности за произошедшее. Такие люди не могут не пытаться поделиться своими размышлениями с другими. Иногда за это приходится платить определенную цену… Вот и я попытался», — признается Орлов.

«Установившемуся в России режиму вообще не нужно, чтобы люди размышляли. Нужно другое — высказывания простые, как мычание — и только в поддержку того, что в настоящий момент власть провозглашает верным. Государство уже не только контролирует общественную, политическую, экономическую жизнь страны, оно претендует на полный контроль над культурой и вмешивается в частную жизнь. Оно становится всеобъемлющим. Эта тенденция проявилась не после 24 февраля прошлого года, а значительно раньше. Война лишь ускорила этот процесс», — говорит подсудимый.

«Каким образом моя страна, ушедшая от коммунистического тоталитаризма, скатилась вниз к тоталитаризму снова? Как назвать этот тип тоталитаризма? Кто в этом виноват? Этим вопросам и была посвящена моя небольшая статья, за которую меня судят, — продолжает он. — Я понимаю, найдутся люди, которые скажут: ну судят, да, есть закон, его надо выполнять. Помнится, в 1935 году были в Германии приняты так называемые Нюрнбергские законы. А потом, после победного 45-го года исполнителей этих законов предавали суду».

«У меня нет полной уверенности, что нынешние российские исполнители этих антиправовых, антиконституционных законов будут наказаны по суду, — признается Орлов. — Но я уверен в том, что наказание все равно неизбежно. Дети или внуки исполнителей этих законов будут стыдиться вспоминать о том, где работали, где служили и что делали отцы, матери, дедушки и бабушки. Ровно так же произойдет и с теми, кто сейчас во исполнение приказов совершает преступления в Украине. По-моему, это самое страшное наказание».

«Ну, а наказание мне тоже неизбежно, поскольку в нынешних условиях по такому обвинению оправдательный приговор невозможен. Это излишний оптимизм. Вряд ли может произойти. Скоро узнаем, какой будет приговор. В 90-х годах я участвовал в подготовке закона "О реабилитации жертв политических репрессий". И в свободной России будущего этот закон обязательно будет дополнен, доработан с тем, чтобы реабилитировать всех нынешних российских политзаключенных, всех, кого привлекали к ответственности по политическим мотивам, в том числе за антивоенную деятельность. Спасибо», — заканчивает он свое выступление.

Судья объявляет перерыв. Приговор будет оглашен в 17:00.

Зрители возвращаются в зал. Приставы пустили всех желающих, перед судьей больше 30 журналистов и еще вдвое больше слушателей.

«Аншлаг», — комментирует судья.

Судья Кострюкова назначает Орлову штраф в размере 150 тысяч рублей.

Орлов выходит из зала под аплодисменты. Он говорит громадное спасибо всем, кто приходил.

«Спасибо, что ходили и будете ходить на все политические процессы», — благодарит он.

Правозащитник после приговора уточняет, что не изменил бы в своей статье «ни одной запятой», он «не раскаивается» и «будет дальше работать». «Приговор конечно мягкий, но он неправовой и неправосудный. Он будет обжалован», — обещает Орлов и призывает помнить о политзаключенных, оказавшихся в колонии на многие годы.

Обращение Олега Орлова к тем, кто пришел его сегодня поддержать в суде.