Дети возле мечети «Сердце Чечни». Фото: Сергей Узаков / ТАСС / Архив
На рассмотрении Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ) находятся несколько заявлений жительниц Северного Кавказа, которые жалуются на бездействие властей — все они после развода оказались лишены права общаться с собственными детьми. По мнению российских чиновников, северокавказские суды просто принимают во внимание местные традиции, однако на деле суды зачастую принимают сторону матери, но родственники отцов игнорируют судебные постановления.
Со своим мужем уроженка Чечни Элита Магомадова развелась в 2010 году, спустя год после рождения ребенка. Их сыну Исхаку (здесь и далее имена несовершеннолетних изменены в соответствии с требованиями федерального закона «О персональных данных») требовалось постоянное лечение — врачи диагностировали у него врожденную патологию головного мозга. Ребенок с младенчества нуждался с постоянном наблюдении невропатолога, ему был показан комплекс специальных занятий с неврологами и другими врачами. Отец Исхака болезнью ребенка был уязвлен — ведь в некотором смысле пострадала его гордость, говорит Элита. «Это был его единственный сын, и когда ему в роддоме сообщили, что ребенок с врожденной аномалией мозга, он сказал: "Нужен же мне был в 50 лет ребенок-урод!"», — вспоминает Магомадова. В течение года родители Исхака возили мальчика из Грозного на обследования в Москву. Затем, рассорившись с мужем, Элита решила окончательно покинуть Чечню и договорилась с мужем, что Исхак останется жить с ней.
В течение почти трех лет отец мальчика пытался наладить отношения с женой и регулярно к ней приезжал. Иногда они вместе ходили гулять, один раз он возил Элиту и Исхака отдохнуть в Турцию, но там они с женой сильно поссорились. Размолвки продолжались и после возвращения семьи в Москву. Однажды бывший супруг избил Элиту прямо во дворе ее дома, за то, что она приехала на 15 минут позже, чем обещала. Врачи зафиксировали у нее сотрясение головного мозга, однако мужчина не был привлечен к ответственности — сначала его приговорили к штрафу, затем Мосгорсуд решение нижестоящей инстанции отменил.
К четырем годам Исхак ничем не отличался от других детей своего возраста. О болезни напоминали только мелкие нарушения моторики, над которыми работали врачи, пока 22 октября 2013 года отец не забрал ребенка в Грозный. В тот день Элите позвонила напуганная воспитательница детского сада и рассказала, что двое вооруженных мужчин приехали в учреждение и потребовали отдать им мальчика.
«Я тут же бросилась звонить бывшему мужу, его телефон не отвечал. Понятно, что сына он увез назло мне. Я подала заявление в полицию, но мне сказали, что раз отец забрал ребенка, это не считается похищением. В тот же вечер Исхак уже был в Грозном», — говорит Магомадова. На телефонные звонки и сообщения ее супруг и его родственники Элите не отвечали. Через пару дней она вылетела в Грозный сама.
Забрать Исхака семье Магомадовых не удалось — Элита безрезультатно посылала к бывшему мужу своих братьев, поскольку на подобного рода переговоры по традиции принято отправлять взрослых мужчин. 10 ноября ее мать и сестра отправились домой к отцу Исхака, чтобы поздравить мальчика с днем рождения. Ребенок, увидев их, выбежал на улицу, однако общение с тетей и бабушкой резко пресек отец: он вышел во двор, схватил Исхака за руку и затащил его в дом. Он начал кричать на женщин, им ничего не оставалось, кроме как уйти. С тех пор мальчика никто из родственников Элиты не видел.
В течение года Элита судилась с бывшим мужем за право опекунства над сыном. Но в своем решении суд отказал ей и постановил, что мальчик должен воспитываться в доме отца. «Никакие суды, никакие органы опеки мне не помогали даже повидаться с ребенком», — говорит Элита. Отчаявшись, женщина обратилась в ЕСПЧ.
«5 декабря 2014 года я отправила документы в Европейский суд. На следующий день оказалось, что мой бывший муж погиб. Он погиб в тот день, когда я отправила документы», — рассказывает Элита. Мужчина попал в ДТП и скончался в автомобиле вместе со своим водителем. «В них врезалась машина, которая ехала на красный свет», — поясняет Магомадова.
От того, чтобы немедленно ехать за сыном, Элиту отговорил ее брат — необходимо подождать и дать семье погибшего погоревать, говорил он. «Ты уже год не видела ребенка, так потерпи еще чуть-чуть», — увещевали ее родственники.
«Вскоре со мной на связь вышел брат моего бывшего мужа. Он назначил мне встречу, я приехала. Он начал меня расспрашивать, сколько денег и какая недвижимость осталась от моего бывшего мужа. Я была в курсе — многие сделки по покупке мы заключали вместе. Но большую часть недвижимости муж оформил на своих сестер, а они скрыли это от старшего брата, которому, по идее, должно было все достаться», — объясняет Элита. Она согласилась показать собственность погибшего мужа в обмен на то, что его семья даст ей повидаться с сыном. «Мы ездили по адресам, и я показывала — вот участок, вот участок. У мужа было много собственности в Грозном, несколько квартир. От него клиника осталась хорошая еще. Квартиры и загородный дом в Москве. В общем, я рассказала ему все, но мальчика так и не увидела», — говорит Элита. Сославшись на запрет бабушки мальчика Хавры Алимсултановой, брат ее бывшего мужа отказался устроить ей встречу с сыном.
Магомадова пыталась жаловаться в полицию и вновь обратилась к российским судам. Перед началом судебного производства приставы посетили Алимсултанову, пообщались с ней и сфотографировали мальчика. Суд об опеке над Исхаком затянулся на восемь месяцев, заседания неоднократно переносились. На каждое из них Элите, работающей косметологом, приходилось летать из Москвы, отпрашиваясь с работы.
В ходе суда выяснилось, что ребенок не состоит на учете у врача и не был зарегистрирован ни в одном детском учреждении. Бабушка мальчика в судебных заседаниях не участвовала. По итогам разбирательства, суд постановил, что Исхак должен жить со своей матерью. Впрочем, установить где он сейчас находится, оказалось невозможно. «Его бабушка постоянно возит с места на место, ребенка не могут найти ни судебные приставы, ни органы опеки. А моя бывшая свекровь просто переезжает от одного родственнику к другому. Они, разумеется никому об этом не сообщают», — жалуется Элита.
В Федеральной службе судебных приставов (ФССП) по Чеченской республике пояснили, что сотрудники ведомства хорошо знакомы с ситуацией Магомадовой, однако найти мальчика им не удается.
«Наш пристав выезжал по адресу, но никто не знает ничего о нахождении ребенка. Нами были направлены запросы в различные ведомства, но результат пока отрицательный», — с сожалением отметила представитель пресс-службы ФССП в разговоре с «Медиазоной».
В поисках мальчика не помогли и обращения его матери к омбудсмену Элле Памфиловой, хотя сотрудникам Шалинского РОВД, по их словам, три недели назад удалось увидеть Исхака. Они сообщили, что ребенок находится с бабушкой, и у него все в порядке. «Я напомню, что ребенок находится в розыске, бабушка находится в розыске. Но что делают полицейские? Они просто фотографируют мальчика. Я вообще не уверена, что на изображениях, которые они направили Памфиловой, мой сын, на этих фотографиях не разобрать», — говорит Элита. Она уверена, что ребенка могут прятать от судебных приставов, запирать в подвале дома или в одной из комнат. «Следственный комитет, конечно, обещает начать расследование, но я не знаю, что в итоге получится», — сомневается мать пропавшего мальчика.
Элита Магомадова — далеко не единственная уроженка Северного Кавказа, обратившаяся в ЕСПЧ с просьбой вернуть ей опеку над собственным ребенком. Через юристов «Правовой инициативы по России» в ЕСПЧ были направлены не менее семи жалоб жительниц Северного Кавказа, и все они оказались фактически лишены родительских прав. При этом, по словам адвоката Ольги Гнездиловой, больше всего жалоб поступает из Чечни и Ингушетии.
Отвечая на претензии Магомадовой, российские власти признают, что суды Чеченской республики придают «особое значение происхождению ребенка, его мусульманскому вероисповеданию и традициям чеченского народа».
«В данном случае при определении места жительства ребенка вместе с отцом с 2014-го по 2015 годы суды Чеченской республики приняли во внимание национальные особенности воспитания детей в чеченских семьях, например, тот факт, что при распаде чеченской семьи ребенок, по общему правилу, воспитывается в семье отца», — пояснили российские чиновники, комментируя заявление Элиты в ЕСПЧ. По их словам, суд также принял во внимание и материально-бытовые условия проживания родителей мальчика.
На Северном Кавказе дети нередко остаются в семье отца, даже после его смерти, как, например, в случаях Магомадовой и другой жительницы Чечни — Зелихи Магомедовой. Ее муж, сотрудник МВД, погиб в июне 2006 года при исполнении служебных обязанностей. Женщина осталась одна с пятью дочерями, через три месяца после смерти мужа у нее родился сын. Компенсацию в размере 2,5 млн рублей, положенную многодетной вдове полицейского, вместо Зелихи получил отец Махсурда, вынудивший женщину написать на него доверенность.
В семье погибшего супруга Зелиха прожила до 2010 года, пока в феврале ее не избил брат мужа Эльсолт Болотханов. В тот же день Магомедову отвезли в дом ее матери. В 2010 году Наурский районный суд постановил передать Магомедовой ее детей, однако, как отмечают адвокаты женщины, служба судебных приставов так и не возвратила их матери. Впоследствии российские суды отменили вступившее в силу судебное решение, вынесенное в пользу Зелихи, и полностью лишили ее родительских прав, в том числе — из-за того, что заявительница не общалась со своими детьми.
Представители ФССП по Чеченской республике не отрицают, что вернуть детей матерям по решению суда бывает непросто, причем иногда из-за нежелания самих детей.
«Да, действительно, у нас есть такая проблема, когда не удается найти детей. Мы проводили даже круглый стол по этому поводу, обсуждали проблему с сотрудниками разных правоохранительных ведомств. Но, знаете, есть и такие случаи, когда дети сами отказываются идти жить к матери — может, их отец настроил против матери или еще что. Закон же не позволяет нам детей из семьи выдергивать против своей воли», — пояснили «Медиазоне» в пресс-службе ведомства.
Дочь Нуржан Кутуевой Руман после развода родителей в 2008 году в присутствии судебных приставов-исполнителей и своего отца выразила нежелание видеть свою мать, которой было разрешено забирать к себе дочь два раза в месяц. Спустя несколько недель Руман сбежала из дома отца и рассказала Нуржан, что он настраивал ее против матери и запрещал с ней видеться. Вскоре за девочкой приехали родственники отца и забрали ее.
В 2013 году Кутаева обратилась в суд с просьбой определить порядок общения с дочерью. Несмотря на то, что суд удовлетворил требования заявительницы, никаких действий приставами предпринято не было. Свое бездействие они объясняют нежеланием самой девочки возвращаться к матери. И хотя Кутаева напрямую обращалась к главе Гудермесского районного отдела управления службы судебных приставов, на позицию его подчиненных это не повлияло. Нуржан Кутаева и ее дочь не видели друг друга уже более трех лет.
Оформите регулярное пожертвование Медиазоне!
Мы работаем благодаря вашей поддержке