Я как минимум хочу, чтобы у Даши было честное имя. Я на сто процентов уверен, что ее подставили, говорю об этом с самого первого дня. И, собственно, этот человек, который все это и организовал, Роман Попков, продолжает делать вид, что он ни при чем, продолжает выставлять Дашу в свете, в котором [она] не хочет находиться, делать ее «героиней». При этом никакой помощи от этого человека ждать не приходится. Я уверен, что Попков и хотел бы, чтобы Даша погибла. Очень бы хотелось, чтобы показания Попкова были рассмотрены в суде. Мы не успеваем на прения, но, может, хотя бы на апелляцию. Но, если честно, я сильно на это не рассчитываю. Но если получится, будет здорово доказать, что она действительно ни о чем не знала.

Никакой помощи не последовало. Я с Дашей был в контакте уже после этого события. Я искал какое-то место, где она могла спрятаться, и знаю, что она безуспешно очень долго пыталась выйти на связь с этими людьми. Но ей давали какие-то пустые обещания, потом просто перестали что-то говорить. И раз не было никакой запланированной помощи, то, значит, и не планировалось никого спасать. А погибнуть на месте всегда проще, потому что за мертвого человека можно говорить все что угодно. Насколько я помню, билеты на самолет были куплены для нее, но на следующий день. То есть не в этот же, а именно на следующий.

Знаю о таком случае, имен говорить не буду, потому что люди не соглашались, но Попков точно так же обращался с «просьбами» к другой девушке и потом перестал, видимо, потому что Даша согласилась. Был какой-то поиск достаточно внушаемого человека, а Дашу, к сожалению, как она сама говорит, легко обмануть. И этим многие пользовались.

«Дашу, я уверен, использовали втемную»

Я прекрасно могу понять людей, которые не верят в Дашину версию, но посмотрите на дело, в деле буквально ни одного прямого доказательства. Все, на чем сейчас строится дело, это показания двух свидетелей, одна из которых — Дашина подруга. Я, как Дашин муж, могу стопроцентно заявить, что это просто их манера общения такая, что они просто хотят «умереть». Это что-то вроде фишки, которая продолжается уже несколько лет. То есть никогда ничего такого не будет, потому что Даша — одна из самых жизнелюбивых людей, которых я вообще когда-либо видел. Второе доказательство — это какая-то непонятная бумажка, написанная непонятным врачом, который вместо соблюдения врачебной тайны и помощи Даше действовал в интересах следствия, о чем Дашу не предупредили. Более того, протокол и запись всего сеанса были уничтожены сразу же после сеанса. О чем это может говорить? У нас даже нет доказательств, которые мы можем как-то опровергнуть. Более того, этот «эксперт» заявляет абсолютный бред, потому что никогда ни о чем таком с Дашей, о чем она говорит, мы не говорили. Это два «доказательства», очень натянутые, которые позволяют следствию утверждать, что Даша знала, что именно она несет.

Вот еще несколько несостыковок, которые просто не могли произойти, если бы Даша знала. Я не буду спорить, Даша немножко не думала головой, когда на все это согласилась, и, к сожалению, меня не поставила в известность об этом, чтобы я мог что-то сказать. Но если человек собирает своих родных и друзей, чтобы они ее проводили на самолет на следующий день, то она не могла не догадываться, если, предположим, она все знала, что ее будет искать весь город и по всей стране, потому что это просто так не работает, тем более на следующий день. Это как минимум.

Во-вторых, сколько было случаев, как я уже потом выяснил, когда Даша и ее подруга кидали эту статуэтку. Сколько раз пришлось с ней перемещаться, и все это время Даша вела себя абсолютно спокойно. Люди так себя не ведут, когда они обращаются с настолько опасными материалами.

Дашу, я уверен, использовали втемную. Ну, и последний аргумент — это просто то, что она не могла так сделать, потому что она до кончиков пальцев врач, и ей иногда не нравится это. Это человек, который ночью может приехать к друзьям и оказать какую-то первую помощь, если что-то случилось, который никогда никого не обижал, который всем всегда помогал, очень добрый, очень отзывчивый и очень пассионарный. Поэтому ей и воспользовались вот так вот. Я, к сожалению, за этим не уследил, за что каждый день себя корю.

Она отчислилась с четвертого курса, там еще специальность не выбирают толком, но она мне говорила, что хотела заниматься нейропротезированием. Точно знаю, что она проходила практику на врача-акушера, и это подорвало желание продолжать учебу в меде. Потом она мне говорила, что много раз хотела вернуться. Насколько я помню, им как студентам показывали операцию на человеке. И так вышло, что операция пошла как-то немного не по плану, повредили девушку, которая была в кресле. И Даша просто поняла, что не может на себя настолько большую ответственность брать за чьи-то здоровье и жизнь. Поэтому решила отчислиться.

«Для меня Дашина жизнь — первый приоритет»

Мне практически ничего не было известно. Даша делилась какими-то обрывками информации. Было видно, что она очень не хочет этого делать, только делится самым-самым наболевшим. Я понятия не имел, например, кому и что она должна отнести. Я, например, знаю, что она в Омске была, но не знал причин. Она мне сказала что-то совершенно выдуманное. Очень-очень много от меня, к сожалению, скрывала. То ли потому, что ей так говорили, то ли потому, что она за меня переживала. Что-то говорила несколько раз про прослушку, два или три раза. Я не знал, в чем она будет заключаться, что за прослушка. Пытался что-то сказать: «Даш, пожалуйста, очень осторожно, потому что я сейчас в другой стране, никак при всем желании не успею». Даша сама очень, помню, волновалась на этот счет, но все-таки решила пойти отнести. Я тоже говорил, возможно, не стоит этого делать. Все опасения, которые она мне высказывала, всегда были именно про то, что ее могут поймать из-за факта того, что вскроется сама прослушка. Например, микрофон выпадет, или чего-то там развалится, или что-то еще, или через несколько дней это все обнаружится, и она не успеет улететь.

Мне Даша написала сначала, что у нее проблемы. Даша меня попросила любое место, куда она может спрятаться, хотя бы на пару часов. Я пока искал, я даже не проверял новости. И только потом, уже когда я ждал, когда мне ответят, я так уже, по диагонали, пробежался по последним новостям и сопоставил первые факты, что случилось. Что сделано, то сделано. Для меня Дашина жизнь — первый приоритет. Поэтому я занимался тем, что искал, куда ее можно спасти. Потому что я сразу же понял, что, разумеется, Даша такого сделать не могла, потому что ее подставили.

Это крайне тяжелый вопрос для меня, потому что мне очень-очень-очень-очень жаль, что так сложилось. Я с первого дня задержания Димы говорил, что он невиновен. Дима. Он никак не мог ничего знать. Мне очень жаль, что так получилось, что не смог среагировать раньше и сделать так, чтобы он не попал под раздачу. Мне с этим жить всю жизнь, и я глубоко раскаиваюсь, не знаю, как я буду перед ним заглаживать свою вину и сможет ли он меня простить. Но буду делать все, что могу, чтобы это случилось. Еще раз хочу сказать, что Дима абсолютно ни в чем не виновен, что действительно такой хороший друг, как о нем рассказывают в суде, и даже лучше. Самый верный человек, которого я могу представить, очень умный, очень добрый. Очень хочу, чтобы с ним ничего не случилось, чтобы хотя бы был штраф, чтобы я хотя бы смог помочь ему как-то это оплатить, чтобы обошлось без тюремного заключения.

«У нее мало сил остается на письма»

Приходили к моим родителям домой. Ну, слава богу, ничего серьезного не сделали, технику не забирали у родителей, просто опрос был по три часа. И то от полицейских моего родного города, то есть ничего серьезного. Знаю, что к моим учителям школьным обращались, друзей пытались найти. Очевидно, меня искали, но, как я подозреваю, не особо активно. Я сейчас нахожусь за границей, где конкретно, говорить не буду. Не настолько важно меня поймать, чтобы искать меня за границей.

Очень-очень-очень хотелось бы вернуться в Россию, чтобы как минимум ходить к Даше на свидания, но я прекрасно понимаю, что это огромный риск без какой-либо выгоды, скажем так, потому что просто-напросто будет только хуже всем.

Всем, чем мог [помогал]. У меня на тот момент из-за всей ситуации не было денег вообще, к сожалению. Мне тогда и самому друзья помогали, но я организовал более-менее защиту, помогал письмами и передачками, какой-то первый пакет помощи был создан. С моей помощью мы искали дальше лекарства Даше по рецептам, это тоже было очень сложно. То есть еда, письма, помощь. В «Лефортово» еще было очень сложно с письмами, туда только бумажные можно отправлять, бумажные идут очень долго, я в другой стране нахожусь. Был на связи с правозащитниками. Выясняли, что будет лучше сделать мне, что будет лучше делать Даше. Моральная поддержка, потому что, к сожалению, дело очень сложное, на него людей не собрать, потому что все боятся репрессивных законов, оправдания терроризма, и правильно делают, на самом деле, нужно в первую очередь думать о себе. Поэтому в России о Дашином деле практически ничего не говорят. Я думаю об этом каждый день с момента того, как проснусь, и до того, как засну, на протяжении всего этого времени. Каждый день стараюсь что-то сделать. Сейчас, конечно, немного попроще. Можно письма отправлять электронно, линия передачи посылок налажена уже, то есть Даша всем необходимым мной, командой поддержки и еще некоторыми людьми снабжается.

У нее сейчас очень мало сил остается на какие-либо письма. Мне она пишет небольшие письма, но в основном просто говорит, что она очень устала, что хочет, чтобы поскорее все уже закончилось. Даша очень прямолинейный человек, поэтому все то, что она говорит на суде, она это пишет в письмах, и наоборот. Ей очень обидно, что ее использовали, что ее имя теперь навсегда будет связано с такой ситуацией, она постоянно плачет. И она хочет, чтобы те, кто действительно за это ответственны, понесли какое-то наказание.

Редактор: Дмитрий Трещанин