Прошлое заседание продлилось всего несколько минут. На нем подсудимые, удаленные из зала, то есть братья Анзор и Шадид Губашевы и Темирлан Эскерханов, должны были знакомиться с протоколами заседаний, которые они пропустили.
«Я не буду!» — объявил Эскерханов, когда секретарь через полицейского передала в «аквариум» семь толстых томов. Его адвокат Анна Бюрчиева попросила его все же взять свой том, чтобы передать бумаги ей.
Чтобы не задерживать участников процесса, судья Юрий Житников решил направить копии протоколов с конвоем в СИЗО, где содержатся подсудимые. Он также пояснил, что Губашевых и Эскерханова вернут в зал к репликам, но выступать с ними они не смогут.
Процесс по делу об убийству Немцова скоро завершится: Житников пообещал, что до 21 июня он предоставит опросный лист для коллегии и, скорее всего, уже 22 июня выступит перед присяжными с напутственным словом.
Заседание начинается, судья Юрий Житников зовет присяжных в зал. Всего 15 присяжных зашли — еще один куда-то пропал.
— 8 июня присяжный заседатель № 13 написал заявление: «Я, Шпонкин Сергей Витальевич, прошу освободить меня от должности присяжного заседателя — тяжелые семейные обстоятельства». Присяжный пожаловался, что ему не хватает пенсии, и он не может оставаться в коллегии, — объявляет судья Житников. В основную коллегию вводят присяжного № 18.
— Почему 18? У нас уже нет такого номера, — говорит одна из присяжных.
Судья объясняет, что он говорит по старому списку. В итоге на переднюю лавку пересаживается высокий худой мужчина с залысинами в светлой клетчатой рубашке. У этого присяжного по новому списку номер 13.
Стороны переходят к репликам. К трибуне выходит прокурор Мария Семененко. Она объясняет, что в прениях прокуроры изложили свою версию событий и просили признать всех подсудимых виновными. В реплике Семененко обещает привести свои замечания и подчеркнуть «использование защитой незаконных методов и злоупотребления правами».
«Особенно хочу отметить со стороны защиты искажение фактических обстоятельств дела, грубые попытки опорочить доказательства обвинения, признанные допустимыми», — говорит прокурор. Она ссылается на статьи УПК, определяющие права сторон и обязанности защитников.
«Я еще раз вынуждена остановиться на кратком анализе ошибок адвокатов. Итак, интерпретация адвокатом Каверзиным пулевых отверстий на рубашке Немцова изложена неверно», — начинает прокурор.
Она вспоминает предположения адвоката по пулевым отверстиям и времени стрельбы, о том, что могли стрелять двое. Прокурор вспоминает и доводы адвоката о том, что показания Дадаева, в которых он признавал вину и говорил, что стрелял один, а значит, ему их якобы диктовали. Также он настаивал, что стрелять могли двое — поскольку на гильзах была разная маркировка.
Семененко обращается к баллистической экспертизе, согласно которой все шесть гильз стреляны из одного экземпляра оружия. «Этот вывод однозначно сделали эксперты-баллисты», — подчеркивает прокурор.
Она говорит о времени стрельбы, указывая, что время выстрелов было не 2 секунды, а 2,4 секунды: «Надо быть точным».
Семененко предлагает присяжным изучить расположение следов выстрелов на проволочном манекене. Из зала выходят прокуроры Алексей Львович и Антуан Богданов. Они заносят на треноге манекен — корпус из проволоки, на нем белая футболка, на месте пулевых отверстий прикреплены деревянные палки с оранжевыми наконечниками.
«Мы должны еще учесть разницу в росте. Немцов Борис Ефимович имел рост 193 сантиметра», — говорит Семененко. Рост предполагаемого киллера Заура Дадаева — 175 сантиметров. «Поэтому не надо падать, чтобы доказать, что при разнице в росте в 18 сантиметров можно выстрелить».
Присяжным показывают манекен со спины. Семененко указывает на сквозное проникающее ранение в области «нижней третий груди справа, на высоте 125 сантиметров от подошвенной стопы». «Выходная рана этого выстрела на передней поверхности нижней третий груди справа на высоте 129 сантиметров от подошвенной стопы», — замечает она.
Манекен разворачивают чтобы показать, где вышла пуля. Затем его поворачивают боком к присяжным, чтобы показать «раневой канал». «Разница между входным и выходным — 4 сантиметра», — подчеркивает обвинитель. Это все говорится о ране № 1.
Теперь рана № 7 — в области спины сквозное проникающее ранение. Выходное отверстие — рана № 2. Затем прокуроры показывают там раневой канал — слева направо с разницей 9,5 сантиметра.
Входная рана № 8: сквозное проникающее ранение области спины слева, на высоте 147 сантиметров и в 18,5 сантиметрах от позвоночника. Выходная рана № 4 — на правой боковой поверхности груди, на высоте 145 сантиметров. Раневой канал — слева направо, несколько снизу вверх, разница 11,5 сантиметра.
Слепое огнестрельное ранение — входная рана № 6, на высоте 130 сантиметров. Выходного отверстия нет.
«Мы исследовали четыре ранения, всего их пять, — говорит прокурор Семененко, — и мы видим, что все они вошли в спину Немцова. И пятое, о котором адвокат Каверзин говорил, что это в грудь — нет, это не так».
Речь идет о ране № 3 (слепое ранение) на «передней поверхности нижней верхней груди слева», в районе подмышечной впадины.
«Теперь дальше. Пусть стоит», — говорит коллегам Семененко о манекене.
Она обращается к признательным показаниям Дадаева, цитируя его: «Я его начал догонять быстрым шагом, метров пять когда осталось, я выстрелил». Семененко обращает внимание на слова Дадаева, что он сделал три выстрела, после чего Немцов упал, а когда тот начал подниматься, Дадаев еще трижды выстрелил. На уточняющий вопрос следователя обвиняемый уточнил, что Немцов лежал на правом боку.
Прокуроры Львович и Богданов снова подходят к манекену и показывают ранения слева. Семененко продолжает: «На вопрос следователя, куда попали первые пули, Дадаев сказал — в спину».
«Еще одни показания Дадаева от 8 марта 2015 года. Дадаев говорит, что признает свою вину в перевозке и ношении оружия ПМ с глушителем. После чего Дадаев говроит: "Я убил Немцова"», — говорит прокурор. Она цитирует его показания о том, как он взял оружие ПМ, достал его правой рукой, а затем взял в левую руку, поскольку левша, и выстрелил в Немцова. "Я обратил внимание, что Немцов пытается привстать с асфальта, но, увидев действия Немцова, я еще три раза выстрелил. Куда попали пули, не знаю"», — цитирует Семененко.
Прокурор повторяет, что эксперты заключили — пистолет, из которого убили Немцова, был с глушителем.
«Это все, о чем сейчас шла речь, полностью совпадало с показаниями Дадаева. И баллистические экспертизы, и судебно-медицинская. Кстати, судебно-медицинская экспертиза была готова только 6 апреля, а показания же он давал 7–8 марта. Экспертизы подтвердили то, что говорил Дадаев. А значит, о чем это нам говорит? О том, что стрелял Дадаев. Потому что такие подробности никто не мог знать, кроме самого стрелка. То есть Дадаева, прекрасного стрелка. Как сказал его брат: "Никто не жаловался". Я думаю, что ему меньше двух секунд хватило бы, чтобы произвести эти шести выстрелов», — говорит прокурор.
Она вспоминает, что еще три выстрела Дадаев решил сделать только после того, как Немцов попытался встать. «Поэтому о каком втором оружии, о каком втором стрелявшем может идти речь? Разница в росте Немцова и Дадаева дает нам понять, что на расстоянии вытянутой руки можно было сделать выстрелы именно таким образом», — подытоживает Семененко.
Она переходит к аргументу адвоката Марка Каверзина о том, что подруга Немцова Анна Дурицкая говорила о стрелявшем из машины. Семененко подчеркивает: Дурицкая говорила, что ей показалось, что стреляли из машины, но она не видела этого.
Гособвинитель зачитывает экспертизу по видеозаписи ТВЦ, которая заключила, что из перехода на Большой Москворецкий мост вышел человек в темной одежде и проследовал за Дурицкой и Немцовым. Она вспоминает также, что машина, которая выехала на мост со стороны улицы Варварка и, вероятно, подобрала стрелка, двигалась с выключенными фарами.
«Это экспертиза, которую мы с вами исследовали и о которой адвокаты намеренно умалчивали», — добавляет прокурор.
Она говорит о киллере: «Садится он именно в тот самый ZAZ 649». «Эксперты говорят категорично — стрелок шел за Немцовым по мосту, после чего запрыгнул в ZAZ Chance 649. Этот номер называют эксперты. Справа на переднем сиденье были генетические следы Дадаева, а также на ручках», — повторяет Семененко.
Прокурор переходит к утверждениям адвокатов, что им не дали допросить некоторых свидетелей или исследовать некоторые доказательства, а адвокат Каверзин говорил об отсутствии доказательств вины его подзащитного. «Уважаемый адвокат, вы бы послушали, а то потом не услышите», — отвлекается Семененко на адвокатов Заурбека Садаханова и Марка Каверзина, обсуждающих что-то между собой.
Садаханов стоит возле Каверзина, который обычно сидит от него в другом конце стола.
Мария Семененко продолжает: она ссылается на УПК и говорит, что адвокаты «могут ровно столько же», сколько и гособвинение. Также УПК позволяет привести своих свидетелей, и судья не сможет отказать в их допросе. «Кто же вам мешал привести больше?» — спрашивает адвокатов Семененко. «Что же мы с вами исследовали, если в деле ничего нет?». Она перечисляет экспертизы, протоколы следственных действий.
Семененко повторяет, что защита привела всего 9 свидетелей, когда обвинение — 23. Прокурор перечисляет свидетелей защиты. Талхигов, родственник Губашева, он говорил, кому какие номера принадлежат.
«Дальше, свидетель Гусева, жена Бахаева, которая нам рассказала, что с 00:07 28 февраля 2015 года и до 1 марта, до дня, Гусева нам рассказала, что они все время находятся на улице Ивана Франко. И Гусева все время говорила, что Бахаев не таксовал. В этот же самый день Бахаев, отвечая на вопрос, что он делал во Внуково 1 марта, когда улетали Дадаев и Гермеев, сказал, что он таксовал, — говорит прокурор, вспоминая также ее показания, что после улицы Ивана Франко, в основном ее муж был в Козино. — Да, Гусева пытается создать Бахаеву некое алиби, хоть и неумело».
Прокурор вспоминает ее показания о том, что она общалась с мужем до его задержания по телефону и на основании этого говорила, что он в Козино. «Как она узнала, что он в Козино — по скрипу двери?». Затем Семененко говорит о дочери Гусевой, которая много не смогла сказать о Бахаеве, поскольку нечасто его видела. Прокурор добавляет, что детей Бахаева свидетель называла своими братьями и сестрами, но почему-то не могла назвать их имен.
«Тварь, а», — комментирует тихо жена Бахаева в зале.
«Еще была допрошена мать Губашевых, которая сказала, что они (Бахаев и Губашевы — МЗ) прекрасно общались», — вспоминает Семененко. Она также говорит о ее показаниях о крупной сумме, с которой Губашевы приехали домой.
Свидетель Балюк, продолжает прокурор, «это девушка Эскерханова». Она, по словам прокурора, рассказывала, что по работе Эскерханов часто бывал в клубе Royal Arbat, а также говорила, что он много спал.
Семененко вспоминает и о свидетеле Ахмадове, друге Дадаева. Он говорил, что в октябре 2014 года, когда Дадаев якобы приобрел в Москве ZAZ Chance, на самом деле подсудимый был в Чечне. «Пришел он, уважаемые присяжные, в 2017 году и сообщил, что в октябре 2014 года Дадаев был в Чечне. Рассказал, что Дадаев стрелял с правой руки», — говорит Семененко.
Теперь она переходит к Шахрудину Дадаеву, брату подсудимого. Семененко обращает внимание на то, что подсудимые встали, как только он зашел, поскольку это «старший». «Потом я объясню, почему обращаю на это внимание», — говорит прокурор.
Она вспоминает, что этот свидетель также говорил, что в октябре 2014 года Заур Дадаев был в Чечне или у матери в Ингушетии. «Показаниям Ахмадова и брата Дадаева в части показаний, что Дадаев в октябре 2014 года был в Чечне, следует доверять с сомнением. Ну, или не доверять вообще», — заключает Семененко.
Прокурор напоминает о показаниях менеджера автосалона «Автостайл» Артема Трапезина, который опознал Дадаева. «О том, что Дадаев и Анзор Губашев были в это время, говорила Исоева Зарина», — добавляет прокурор.
«Итак, Трапезин, Исоева и, конечно же, командировочное удостоверение, которое говорит о том, что со 2 октября Дадаев был в командировке, не в Чечне», — подчеркивает Семененко.
Она говорит о третьем телефоне Дадаева, о котором защита заговорила лишь к концу процесса. «Им мог пользоваться кто угодно. Ведь не странно, что он звонил сам себе?» — задается вопросом прокурор.
«А самое главное — а где логика в умозаключениях Дадаева? Что, если Заур Дадаев не покупал ZAZ Chance с номером 649, он не мог совершить убийство?» — говорит Семененко, повторяя, что в машине нашли следы Дадаева. Она повторяет: «И не надо, уважаемые защитники, перекладывать свою недоработку на суд. Уважаемые присяжные, адвокаты говорят неправду, что им не дали кого-то допросить».
Гособвинитель замечает, что адвокаты в прениях сослались на четыре экспертизы, тогда как гособвинение обращалось к 38 экспертизам. «Они меняют смысл экспертизы. Например, адвокат Каверзин говорит, что следов запаха Дадаева в машине ZAZ Chance нет, но почему-то умалчивает, что есть его генетические следы. Но в машине не следов запаха нет, а нет необходимого количества [для идентификации этого следа]», — говорит Семененко.
Она повторяет, что эксперты пришли к выводу о наличии генетических следов Дадаева на переднем сиденье ZAZ Chance.
«Также адвокаты переворачивают смысл экспертизы, что нет следов Бахаева, Беслана Шаванова, но не указывают, что следы есть, но они не пригодны для идентификации. Например, мы точно знаем, что Беслан Шаванов был и на Веерной,3 и на Веерной, 46. Мы своими глазами это видели на видео», — утверждает прокурор.
Но эксперты не нашли его следов в квартирах. «Так же обстоит дело с Бахаевым», — с нажимом говорит Семененко.
Она переходит к вопросу об отпечатках на гильзах. «Говоря, что нет отпечатков, адвокат искажает смысл экспертизы, потому что они непригодны для идентификации», — говорит Семененко. Прокурор недоумевает, почему защита не говорит о следах выстрелов на руках Дадаева.
«Следы выстрелов говорят о том, что Дадаев очень даже имеет отношение к этим боеприпасам», — говорит о Семененко уже о патронах, изъятых при обыске в Малгобеке.
Прокурор переходит к аргументу защитника Темирлана Эскерхаева Анны Бюрчиевой, которая жаловалась, что ей не дали показать запись из «Дюран-бара». «А как следствие бы получило эту запись из "Дюран-бара", если Эскерханов в своих показаниях в самом начале говорит, что находился в Royal Arbat?» — говорит прокурор.
Она настаивает на том, что в вечер убийства, сразу после преступления, Эскерханов оставался именно в этом заведении, а потом только направился в «Дюран-баре». Семененко напоминает, что Эскерханову не вменяется нахождение на месте убийства: «Это организованная группа — они могли находиться в любой точке мира. Эскерханов — приближенный Мухудинова, который часто с ним общается».
Прокурор повторяет свою версию о том, что Эскерханов отвечал за «план Б» и находился поблизости от гостиницы «Украина». Семененко говорит о «роли страховщика» у Эскерханова, который «обеспечивал отъезд группы», а потом выполнял «роль ключника, который сидит на квартире, и был задержан на Веерной, 46 с большим количеством доказательств».
Гособвинитель вновь вспоминает компьютер, «в котором набирали Немцов Борис Ефимович». Семененко продолжает перечислять предметы, изъятые с Веерной, 46: коробка из-под «боевой трубки», щетка со следами Шадида Губашева.
«Странно слышать от адвоката, что высокий лысый мужчина не мог следить», — продолжает Семененко. Она настаивает, что в этом деле важнее навыки, а Эскерханов служил в полиции несколько лет. «Скриншоты» же видео из гостиницы «Украина» и «Рэдиссон Славянская» свидетельствуют о его участии в запасном плане.
«Здесь мы часто слышали от адвокатов вопросы о заказчиках и организаторах убийства. Согласно закону, судебное разбирательство ведется в отношении только тех подсудимых, которые находятся перед вами, уважаемые присяжные», — говорит Семененко.
Она объясняет, что перед присяжными не будут ставить вопросов о заказчиках и виновности Беслана Шаванова, поскольку дело в отношении него прекращено в связи со смертью.
«Вопросов о других лицах не будет, поэтому все, что здесь говорится о заказчиках, — это ну просто поговорить», — продолжает Семененко. Она замечает, что Следственный комитет занимается поиском заказчиков и организаторов, «поверьте, очень успешно».
«Еще один тезис адвокатов, который нелогичен, — продолжает прокурор. — Мухудинов не может быть организатором, поскольку он водитель Геремеева. Почему водитель Геремеева не может быть организатором? Мы его видели — красивый, представительный мужчина. Организатором может быть и уборщица. И потом, кто сказал, что Мухудинов — водитель Геремеева? Мы разве видели такие документы? Нет. Наоборот, мы знаем, что автомобиль был оформлен на Мухудинова, со слов Исоевой, мы знаем, что Геремеев дал на него деньги, ну, он им пользовался, фактически владел».
Семененко снова возвращается к Хамзату Бахаеву, подтверждает, что соединений с номером Анзора Губашева, например, у него нет. Но Бахаев, «специалист по связи», говорит она, самый старший из подсудимых, «имел особую роль». Впрочем, что это за роль, Семененко не поясняет.
Прокурор возвращается к автомобилю ZAZ Chance: адвокат Каверзин говорил о сумме, которую получила прежний владелец машины Свентицкене за продажу своего автомобиля. «А какое это имеет отношение к вопросу о причастности Дадаева к убийству? Ну, Каверзин как высококлассный адвокат пользуется психологическими приемами», — улыбаясь, говорит Семененко.
Она добавляет, что адвокат «забыл сказать», что VIN-номер автомобиля Свентицкене и автомобиля, которым пользовались убийцы, совпадает.
Следующее, продолжает обвинитель, Каверзин вопрошал, откуда Дадаев мог получить ксерокопию паспорта жителя Дагестана Алиева, на которую была оформлена покупка ZAZ Chance. «По логике адвоката надо доказывать все: что сегодня лето 2017 года, что мы находимся в зале», — комментирует это замечание Семененко.
Она вспоминает и экспертизу по подписи, от которой Дадаев открещивался. Также прокурор говорит, чья подпись в договоре «не важно», а важно, что в ZAZ, на котором следили за Немцовым, были следы Дадаева.
Семененко вспоминает и вопрос Каверзина о том, кто был за рулем эвакуатора, который возил машину ZAZ Chance на следственные действия. Она повторяет, что адвокат Каверзин прибегает к «психологическому приему», пытаясь отвлечь внимание присяжных от главного за счет деталей.
«Защита молчит о детализациях. Где же, адвокаты? Есть такой генерал Графит, а есть генерал Алмаз. Так вот, оба эти генерала, не похожие друг на друга, состоят из одного элемента — углерода», — говорит Семененко, заключая, что под воздействием разных явлений с этим элементом появляются разные предметы.
Прокурор Семененко говорит об элементах организованной группы, хоть ее участники и совершали каждый разные действия, но в итоге они вместе занимались одним делом в составе группы.
«Все пять разных подсудимых на разных этапах по существу участвовали в организованной группе», — говорит прокурор.
Семененко добавляет, что участники группы были объединены одной целью — убийством Немцова. «Высококлассно осуществляя защиту, адвокаты рассказывали о своих подзащитных и получалось, что как это они все виновные — если некоторых даже не было на месте убийства? Действительно, это факт», — говорит прокурор, добавляя, что адвокаты пытались представить подсудимых как случайных людей, не имевших отношения к убийству.
«Все участники группы оставили следы — это и исследованное нами большое количество видеозаписей, детализации, генетические следы в квартирах и машине. Это совокупность доказательств, которая дает нам четко понять, что все пятеро причастны к убийству Немцова», — продолжает прокурор, повторяя, что среди прямых и косвенных доказательств ни у кого нет приоритета.
«Венцом доказательств я назову детализацию телефонных соединений», — говорит Семененко, добавляя, что эти данные позволили установить «боевые трубки». Она напоминает, что в одну из них вставили сим-карту, оформленную на Шадида Губашева, которой пользовался его брат Анзор. «Именно с этого все началось», — говорит Семененко. Она замечает, что подсудимые так и не ответили, как эта сим-карта оказалась в «боевой трубке».
Семененко говорит, что присяжные дали клятву и должны выносить решение, «не оправдывая виновного и не осуждая невиновного».
«Только доказательства могут лечь в основу вашего решения. Сомнения должны быть неустранимы — которые нельзя устранить в сопоставлении с другими доказательствами», — добавляет прокурор.
Она снова говорит о жалобах подсудимых на незаконные методы следствия. «Но ничего из этого не подтвердилось. Подсудимые на видео сами давали признательные показания. У потерпевшего Бориса Ефимовича Немцова тоже были права, он очень хотел жить. Виновные должны понести ответственность за содеянное», — заканчивает свои реплики Мария Семененко.
К трибуне вышел адвокат Вадим Прохоров, представляющий интересы семьи Немцова, с несколькими листами. «Уважаемые присяжные, я, честно говоря, не собирался воспользоваться правом реплики изначально, но, к сожалению, выступления некоторых коллег, прежде всего выступление Цакаева Шамсудина, вынуждают это сделать», — начинает адвокат.
Он вспоминает, что Цакаев начал со ссылкой на него говорить о невиновности Дадаева.
«Мне это непонятно. Может, он спутал — я говорил о невиновности Бахаева. Что касается Заура Шариповича, как и Анзора Шахидовича, я абсолютно убежден в их активной причастности к совершению данного преступления. В своих выступлениях в прениях я действительно обратил внимание, что, возможно, действительно, в некоторой степени недорасследовано распределение ролей между Зауром Дадаевым и Бесланом Шавановым», — объясняет Прохоров.
Адвокат потерпевших отмечает, что подсудимым, попросившим о суде присяжных, необходимо было вести себя искренне.
«Не могу не сказать пару слов по поводу выступления уважаемого коллеги Марка Каверзина. Только в тех моментах, которые мне кажутся крайне противоречивыми», — говорит Прохоров. Он начинает с экспертизы запахов их машины ZAZ Chance — говорит, что не понимает, почему ее результаты адвокат причисляет в пользу Дадаева.
«Не могу не остановиться и не сказать пару слов по поводу показаний Дурицкой на счет отъезжающей машины. Сам Марк Юрьевич говорит, что это было слишком скоротечно — через несколько секунд стрелок запрыгнул в машину и уехал». Прохоров, наоборот, считает это время естественным и говорит, что было бы странным, если бы стрелок запрыгивал в машину две минуты.
Адвокат вспоминает и слова Каверзина о свидетеле Евгении Молодых, говорит, что защитник противоречит себе. Вспоминая о показаниях водителя уборочной машины Будникове Каверзин долго говорит о правой стороне — слепой для водителя грузовика.
Прохоров о коде региона «176», который адвокат Каверзин разглядел на видео машины с Большого Москворецкого моста. Прохоров подчеркивает, что до сих пор в Ярославской области не начали выдавать номера с кодом 176 («а тем более два года назад»). «Лучше бы Марк Юрьевич обратил внимание на номера 20, 95, как и на номер, джеймсбондовский, 007. Мы можем констатировать, что у нас на этот день нет ни организаторов, ни заказчиков».
Руслана Мухудинова представитель потерпевших не видит заказчиком, а считает исполнителем.
«Я абсолютно убежден, что наилучшим выходом в данной ситуации для Руслана Геремеева, братьев Делимхановых и Кадырова будет явка с повинной», — закончил Прохоров.
Адвокат Анна Бюрчиева закашлялась.
К трибуне выходит адвокат Ольга Михайлова, также представляющая семью Немцова. Она обращает внимание присяжных на «выступление стороны защиты, которая позволила в прениях говорить о том, что представитель потерпевших, адвокат Прохоров, утверждал, что уверен в невиновности Дадаева, что Дадаев не убивал Немцова, не стрелял в Немцова и не находился на мосту». Она заверяет, что ни она сама, ни Прохоров никогда не говорили подобного.
По ее мнению, защитник «воспользовался враньем», но не получил от этого, чего ожидал. «У меня все».
После нее с репликами выступают защитники подсудимых. Первым выходит Заурбек Садаханов: «Помните, я сказал, что иногда мы краснеем от бесстыдства тех, кто нас обвиняет? Так вот — это еще актуально. Сегодня гособвинение обратило внимание на несколько моментов, на которые я не могу не обратить внимание. Первое — что с 00:07 28 февраля до 1 марта 2015 года Хамзат Бахаев находился с супругой на улице Ивана Франко, как обвинение любит подчеркивать, безвылазно. Это не так — Гусева выходила в магазин».
Садаханов обращается к словам прокурора о том, что вечером 1 марта Бахаев был во Внуково, адвокат напоминает, что его подзащитный проезжал ж/д переезд и возвращался вечером домой в Козино. Он также настаивает, что утверждения прокурора о словах Гусевой, что муж якобы не таксовал, тоже ложные. Гусева говорила, что ее муж стеснялся таксовать.
Супруга Бахаева в зале плачет.
Адвокат Садаханов также комментирует слова обвинителя об общении Бахаева и братьев Губашевых, которые жили в одном доме и потому не могли не общаться. Он комментирует и слова Семененко об успешной работе СК по поиску заказчиков: «Уважаемые присяжные, не найдет и не посадит. Это, к сожалению, не первое резонансное преступление — если бы всех заказчиков находили, эти преступления не продолжались бы».
Садаханов настаивает, что «обвинение не представило ни одного доказательства, опровергающего доказательства, которые подтверждают непричастность Бахаева» к преступлению. «Есть конкретные доказательства, по каждому пункту мы прошлись, были исследованы все экспертизы, которые свидетельствовали о его непричастности», — подчеркивает защитник.
«Были исследованы передвижения Бахаева, все передвижения Бахаева. К сожалению, у нас все время судебного следствия меняется состав присяжных, причин я не знаю. Я думаю, вы все фиксируете. Так вот, по исследованным нами доказательствам — никогда ни местонахождение транспортного средства, ни местонахождение Бахаева не совпадали с местонахождением Немцова — ни по времени, ни по дате. Опять же, здесь так угрожающе прозвучало — не надо говорить про Мухудинова, про заказчика — ну как же не говорить? Если в обвинительном заключении четко говорится, что Мухудинов встретился с Бахаевым, предложил ему деньги за убийство Немцова, он и другие согласились. Где доказательства, что он встречался, где подтверждение заказа, где деньги? Нет ничего, есть желаемое, которое выдается за действительное. Ну очень хочется сказать миру — мы раскрыли убийство великого оппозиционного политика. Вы сначала найдите кого надо, посадите, а потом мы будем вам верить», — эмоционально говорит Садаханов.
«Все, что можно сказать в прениях, напротяжении судебного следствия я сказал», — заканчивает Садаханов.
Судья Житников объявляет перерыв на 40 минут
Перерыв закончился. В зал входит судья Житников. Он просит пристава позвать присяжных.
К трибуне выходит адвокат Магомед Хадисов, защищающий Шадида Губашева. «Уважаемые присяжные, у меня в принципе немного», — начинает адвокат, его просят говорить в микрофон.
«Было очень интересно слушать обвинителя. Я попробую объяснить некоторые моменты. Гособвинение говорило о состязательности сторон, что как сторона обвинения, так и сторона защиты имеет право сослаться на материалы ровно столько, сколько им необходимо. Да, была состязательность сторон, но только между судом и прокурором. Другой состязательности сторон я не заметил. Касательно моего свидетеля, приглашенного мною, свидетеля Тымко — прокурор ссылалась на то, что он ранее не был допрошен. Свидетель может быть допрошен как на предварительном следствии, так и в суде, вызванный по ходатайству. В этом нет ничего запрещенного. Когда допрашивали моего свидетеля Тымко — ему чуть ли не угрожали, носом к носу, лицом к лицу. Я боялся, что произойдет какой-то контакт, может, свидетелю это было бы приятно, но я боялся», — говорит защитник.
Хадисов отмечает, что ему не дали возможности исследовать с участием присяжных детализацию номера Тымко — по словам адвоката, эта детализация подтверждала позицию защиты данными о его соединениях Шадида Губашева с Тымко. Судья просит защитника не касаться не исследованного в суде документа, а присяжных — не учитывать эти слова.
Адвокат Хадисов также комментирует слова прокурора Семененко о свидетеле Ахмадове — он подчеркивает, что тот не говорил точно, где находился Дадаев 20 октября 2014 года. Но детализация подтверждала, что Дадаев в этот день был в Чечне.
«Также было сказано, что сторона защиты не ссылалась на некоторые экспертизы. Как раз наоборот, я подробно ссылался на данные экспертизы», — говорит Хадисов, не конкретизируя, какие исследования он упоминал.
«Я бы хотел обратить на это особое внимание. Ранее стороной обвинения было сказано, что Мухудинов предоставил оружие, жилье», — говорит Хадисов о словах Семененко, замечавшей, что в данном процессе не надо касаться личности Мухудинова.
Хадисов не понимает, почему в суд не вызвали собственника дома в Козино, который мог бы подтвердить, что Шадид Губашев, его брат иХамзат Бахаев снимали в Козино дом около 10 лет. Он добавляет, что как соседи Бахаев и Губашевы общались, здоровались: «Что в этом противозаконного, я не понимаю».
Адвокат Магомед Хадисов также оспаривает утверждение прокурора о том, что Эскерханов и Шадид Губашев были знакомы. Адвокат ссылается на детализацию их телефонов: по ней видно, что его подзащитный и Эскерханов не пересекались.
«Я еще раз говорю, что мой подзащитный не имеет никакого отношения к этому преступлению. Если бы он имел хоть какое-то отношение, наверное, человек в здравом уме… Он поехал в аэропорт на своем автомобиле с теми же номерами, встретил человека. Конечно, следствию невыгодно было представлять эти доказательства, что автомобиль BMW, который принадлежал моему подзащитному, заезжал на территорию аэропорта Внуково, оплачивал [парковку], встретил Шаванова и больше с ним не имел никаких контактов».
Защитник просит присяжных вынести независимое решение.
К трибуне выходит адвокат Анзора Губашева Муса Хадисов: «Сегодня мы встречаемся в последний раз. Очень приятно с вами работать. Что я хотел сказать, в целом дело у меня вызывает сомнения — доказанность». Защитник вспоминает, что прокурор упрекнула адвокатов в злоупотреблении своим положением.
Он обращает внимаение на то, как Семененко говорила, что Анзор Губашев и Заур Дадаев «едут вместе в ZAZ Chance», но в действительности не имела точных фактов, чтобы так утверждать.
«По моим сведениям, в деле нет никаких документов или справок о наличии за Немцовым дома или дачи в поселке Бенилюкс. Если нету — значит, там и не проживал. А если не проживал — то какой смысл выслеживать? Не знаю», — говорит Муса Хадисов. Он напоминает, что Шадид Губашев жил в Подмосковье и ездил недалеко от Бенилюкса по работе, но отмечает, что это не свидетельствует о слежке Шадида за политиком.
«Далее. В прошлый раз я тоже говорил, что вызывают сомнения обвинения по другим подсудимым. Все хотели привязать Бахаева», — продложает адвокат, говоря о гильзах, найденных у леса в районе деревни Козино.
Адвокат Муса Хадисов критикует доводы Семененко, говорившей, что Эскерханов находился в районе гостиницы «Украина» вечером 27 февраля на случай «плана Б» — если Немцов и Дурицкая решат поехать туда. Адвокат заключает, что для этого Эскерханова должны были предупредить либо сам Немцов, либо Дурицкая.
Защитник повторяет, что слова «Борис Ефимович Немцов» в компьютере, найденном на Веерной, 46, были введены не пользователем ноутбука, а производителем в словарь устройства. «Зачем третий раз убеждать в этом?» — недоумевает адвокат.
Защитник Муса Хадисов говорит о Руслане Мухудинове — отмечает, что тот не политик, не бизнесмен: «Зачем ему организовывать убийство Немцова? Я хочу сказать, что чеченский народ не только уважал Немцова, Политковскую, они обожали их. Они были защитниками. Не было никакой цели у чеченского народа в убийстве Немцова. Это просто трагедия для нашего народа, для чеченского народа. Запомните мои слова, что будут стоять памятники Немцову и Политковской, и их именем будут называть школы. Нет смысла никакого убивать Немцова этими людьми — которые не занимаются ни политикой, ни бизнесом. Никакой связи и мотива нет. И следствие думает, что это прокатит, когда ссылается на Мухудинова. У Мухудинова нет ни гроша. Поэтому этот найм выглядит глупо, выглядит несостоятельно, он ничем не подтверждается»
«Все это строится на показаниях двух — Дадаева и Анзора. Показания противоречивые», — подчеркивает защитник. Он зачитывает показания Дадаева о том, что «машину привезли» и в ней же был оружие. Адвокат настаивает, что это не может быть спонтанной речью, как заключил эксперт. Хадисов вспоминает, что у Дадаева и Анзора расходятся показания в части приобретения машины и оружия.
«Это дело вызывает у меня сомнения в доказанности. Вы помните, допрашивали свидетеля Молодых, допрашивали Исоеву, допрашивали Трапезина. Первоначально они дают показания — ничего не знаю. Трапезин не опознал Дадаева, Молодых не узнал со спины. А в суде они дают другие показания — видели, знают. Исоева показывает на Губашева Анзора: это Анзор, это Шаванов. А на экране мы видели две точки, белое пятно, одежда расплывчатая. А она сразу посмотрит — это Анзор, это Шаванов», — продолжает защитник Анзора Губашева.
— Я вынужден вас остановить, — говорит судья Житников.
— Я ждал вас, — отвечает Муса Хадисов.
Судья объясняет, что адвокат ссылается на материалы, которые не были исследованы в суде.
— Помните, на прениях я выступал и хотел привести заявление Анзора Губашева с просьбой его допросить. Это заявление полностью было оглашено, — говорит Хадисов.
Судья снова его прерывает и говорит, что и этот документ не исследовали при присяжных. Житников снова просит защитника даже не упоминать документы, которые присяжные не исследовали в суде.
Тогда адвокат Хадисов переходит к Дурицкой: задается вопросом о том, почему она не явилась у суд. «Наверное, ее что-то насторожило. Почему она не поставила подпись [в протоколе допроса]?» — говорит адвокат, добавляя, что Дадаев тоже не стал подписываться под протоколом с признательными показаниями.
«Почему на Веерной нашли именно щетку Шадида? Это вызывает сомнения», — продолжает Хадисов.
«Уважаемые присяжные заседатели, другие доказательства приведут другие адвокаты, но я хотел бы сказать, что для того, чтобы осудить подсудимых такой суровой мерой, предусмотренной статьей, должны быть веские основания. Между прочим, эти "боевые трубки" — не установлено, ими пользовалась эта группа или другая группа. Вызывает сомнение, что были именно эти трубки… что именно эти подсудимые пользовались трубками», — поправляется адвокат.
Он говорит о сим-карте Губашева в «боевой трубке»: «Это интересно, как попала карта». Адвокат утверждает, что в детализации нет данных о перестановке карты в другой телефон, а эти данные появились позже.
Защитник замечает, что гособвинение трижды запрашивало детализацию этого номера и только на третий раз появились данные о перестановке карты.
Защитник Анзора Губашева снова говорит о Шадиде, который, согласно его признательным показаниям от октября 2015 года, садился в ZAZ Chance к брату, и тот подвез его до магазина. «А почему не стерлись следы Шадида? Почему они остались? У меня вызывает сомнения», — продолжает адвокат, добавляя, что, по версии следствия, в этой машине бывали несколько разных человек.
«Я считаю, что дело сырое, сделано, чтобы показать, что дело раскрыто», — говорит Муса Хадисов.
Артем Сарбашев, второй защитник Анзора Губашева, сменяет у трибуны своего коллегу. Он говорит, что коснется лишь эпизода, который затронул его подзащитного — насчет покупки автомобиля ZAZ Chance. Он говорит о сотрудниках автосалона.
«Это профессиональные перекупщики, торгаши. Они же обманули многодетную мать (адвокат имеет в виду владелицу машину Свентицкене — МЗ). И какова цена словам Трапезина?» — подчеркивает защитник.
Он касается и сим-карты Губашева, которая, по версии обвинения, вставлялась в «боевую трубку», и обращает внимание на расстояние между местами, где находился абонент во время перестановки сим-карты в 7 утра — это 40 километров. Адвокат замечает, что это время пробок и дорога займет часов пять.
«Обратите внимание: не все, что говорил прокурор про работу адвокатов, про работу защиты — это правда. Я понимаю, что старый советский принцип, что адвокат это незваный гость, еще не изжит. Так вот, я вам сообщаю, что адвокаты — это такие же равноправные участники процесса. И то, что прокурор сидит с вами в одном ряду, это тоже нарушение: потому что мы фактически вынуждены сидеть напротив вас, а прокурор — рядом с вами», — говорит Сарбшаев.
Он просит присяжных руководствоваться внутренним убеждением: «Потому что глас народа — это глас Божий».
Слово берет защитник Темирлана Эскерханова Анна Бюрчиева. Она снова берет микрофон в руки и встает не за трибуну, а перед присяжными. Сегодня Бюрчиева в синем платье (на прениях она выступала в красном).
«Я очень рада, что вы можете слышать, видеть. Вы видели, что происходило у нас в процессе, видели состязательность — была она у нас или не была», — говорит адвокат. Она вспоминает слова прокурора Семененко о том, что обвинение представило 23 свидетелей, а защита — всего девятерых.
«Ни один из этих свидетелей (обвинения — МЗ) не сказал, что мой подзащитный Эскерханов совершил что-то противоправное. Теперь 38 экспертиз. Действительно было 38 экспертиз. Какие из них доказывают причастность Эскерханова к убийству Немцова?» — спрашивает Бюрчиева.
Адвокат вспоминает, что в машине Mersedes ML и на Веерной, 46 нашли следы Эскерханова — но ее подзащитный и не отрицал, что находился там и что ездил в машине.
«Не было никогда, чтобы обвинение признало свои ошибки», — говорит Бюрчиева, вспоминая слова Семененко о том, что лишних на скамье подсудимых нет. «Было сказано: а вот смотрите показания Дадаева, он говорил то-то и то-то. А вот показания Губашева. Она говорит — поверьте этим видео. Так на этих видео об Эскерханове никто не говорит. Обвинение говорит, что мой подзащитный находился в Royal Arbat. Я вам дословно зачитала протокол показаний от 8 марта — он сказал, что узнал о смерти, об убийстве Немцова, находясь в Royal Arbat», — продолжает Бюрчиева.
Она отмечает, что, получается, следователи поверили словам Эскерханова, что он был в Royal Arbat, и не стали проверять эту информацию.
«Почему есть требование закона — представьте объективные доказательства вины. А прокуратура этого не слышит и предлагает признать моего подзащитного виновным только потому, что он с кем-то созванивался», — считает защитник Бюрчиева.
Она говорит о «дне Красной Армии» 23 февраля, который для чеченцев в первую очередь связан с годовщиной сталинской депортации чеченского народа. Адвокат этим в том числе объясняет общение Эскерханова с земляками в феврале.
«Он созванивался со своими друзьями. О чем он говорил — обвинение не представило», — замечает адвокат. Анна Бюрчиева уверена, что в Royal Arbat «все перерыли», чтобы найти видеозаписи, подтверждающие позицию обвинения, и замечает, что в сети опубликовано видео с ее подзащитным в Duran Bar, указывающее на его алиби.
«Представляйте доказательства: он виновен потому что, потому что, потому что; это организованная группа — потому что, потому что, потому что. Но мы видим только слова», — сетует защитник.
Она также вспоминает, что прокурор напоминала: ее подзащитный 13 лет служил в полиции. По словам Бюрчиевой, в таком случае Эскерханов точно бы не остался на Веерной, 46 будучи причастным к убийству Немцова. «Но обвинение говорит: ничего страшного, он страховщик», — отмечает защитник.
Адвокат Бюрчиева рассуждает о том, как легко превратить человека в «тюремную пыль». «Вы знаете, я верю Прохорову и Ольге Михайловой. Они смогли донести, что Немцов был добропорядочным человеком. Если бы Немцов участвовал в процессе и услышал бы такое выступление прокурора, он бы в ужасе был и не допустил, чтобы невиновные люди были признаны виновными», — считает защитник.
Защитник также отмечает, что следователь на допросе спросил Эскерханова, что он делал 26 и 27 февраля, только 31 июля — через пять месяцев после начала следствия.
Она добавляет, что в первую очередь полагалась на объективные доказательства — на видеозаписи, а не на свидетелей, например, Романа Гурария, поскольку тому вряд ли хотелось бы связываться со следствием, с ФСБ.
«Вам видео так и не показывали, когда Шаванов заходил в подъезд на Веерной, 46 с Эскерхановым», — замечает защитник, напоминая, что об этом спрашивали присяжные. Она также считает несостоятельным аргумент о том, что Эскерханов был знаком с Губашевым — только на основании того, что на Веерной, 46, где бывал Эскерханов, нашли щетку Шадида и полотенца Анзора.
«Мы в вас верим. Только вы можете вынести оправдательный приговор. Оправдайте, пожалуйста, Эскерханова. Потому что это действительно будет справедливо и правильно», — заканчивает адвокат.
Ее место занимает адвокат Шамсудин Цакаев, защищающий Заура Дадаева, он сразу обращается к представителю потерпевших: «Вадим Прохоров, приношу свои извинения за некорректное высказывание».
Цакаев говорит о претензиях прокурора к тому, что защитники злоупотребляли правами, и вспоминает, что председательствующий сразу же прерывал все такие отступления. «Я бы хотел на небольшие уточнения обратить внимание ваше. Уважаемый прокурор представила вам здесь манекен и показывала ранения», — говорит защитник, напоминая, что Каверзин также показывал манекен и ранения.
Адвокат напоминает, что Дадаев в признательных показаниях говорил: в одной руке у него был пистолет, в другой — телефон. В признательных показаниях Дадаев сказал, что вытянул руку. «Почему этот момент обвинением не был освещен. Если верить показаниям Дадаев, он стреляет прямо — насколько ниже он бы ни был, он же не карлик, чтобы стрелять снизу вверх», — говорит защитник, вспоминая, что Каверзин показывал, что в политика стреляли снизу — с колена или из машины.
«Теперь эти злосчастные 2,5 секунды на выстрелы. Я тоже служил, тоже много лет пришлось иметь отношение к оружию. Нажатие курка — до тех пор, пока затвор не вернется в обратную сторону, если это не автоматическое оружие, он следующий выстрел не сможет никак сделать. Если верить прокурору: раз, два, три — и дальше Дадаев отходит назад. Чтобы отойти, время нужно, чтобы увидеть, что поднимается, время нужно. Все это происходит в районе шести-семи секунд. Хоть так, хотя это физически невозможно. Возможно, есть люди, которые физически способны это сделать. Но не с переделанным пистолетом с глушителем и при таких обстоятельствах», — говорит Цакаев.
Он объясняет, что переделанное оружие может заклинить в таком случае.
Защитник говорит о телефоне Дадаева на 24-83 и попытке прокурора оспорить показания свидетеля Ахмадова. Адвокат вспоминает, что свидетель говорил о ежедневных звонках Дадаева.
«Мы пригласили брата, он тоже подтвердил, что это его телефон», — продолжает защитник. Также Цакаев настаивает, что Исоева будто бы говорила, что «с января месяца эти события происходили».
Адвокат говорит и о свидетеле Трапезине. «А где документ, что Трапезин вообще работал на этой фирме? Что в этот день 20-го числа Трапезин работал на этой территории? Вам это показали? Нет! Почему Трапезину не задаетя самый главный вопрос — как это так вы посмели на чужого человека оформить машину? Человек, который может пойти на такое, он может показать пальцем на любого другого».
Цакаев вспоминает показания Трапезина: Дадаев якобы объяснял покупку машины конфликтом брата, из-за которого тот должен вернуть машину. При этом он оформлял машину на Алиева, а не человека с фамилией Дадаев.
Адвокат также вспоминает, что Трапезин описал паспорт Дадаева как новый, но в суде защита показала паспорт Дадаева, который у него с 14 лет видимо, адвокат оговорился - паспорт на Дадаева был оформлен после 20 лет); на нем следы краски и потертости.
«Кому доверять — одному голому Трапезину? Хотя никто не доказал, что он работал в этой организации», — повторяет защитник.
Далее Шамсудин Цакаев переходит к свидетелю Молодых. Он показывает, как в суде тот опознал в Дадаеве стрелявшего человека.
Цакаев напоминает, что, согласно показаниям Молодых, он видел возможного киллера со спины, находясь от него в ста метрах: «Что не попросил сделать Молодых? Повернуться спиной. Что еще не попросил сделать Молодых? Повернитесь ко мне левым профилем». Цакаев уточняет, что убегавшего киллера свидетель мог видеть с левого профиля.
«Он в своих показаниях утверждает, что у него рост 170–175. Чтобы он это сказал, объект должен быть сравнен — рядом должен быть объект, с которым его можно сравнить. Он даже не имеет права говорить, какой у убегавшего человека был рост в сантиметрах — может сказать выше Дурицкой или ниже Дурицкой. Никто его не спрашивает, на что вы ориентировались. Тем более, когда человек бежит у него рост меняется. Другой момент, когда он говорит, что узнает его по телосложению», — продолжает защитник.
При этом Молодых говорил об обвисшей одежде на киллере: «Дадаев, сколько я его вижу, ходит в обтянутой одежде». Цакаев отмечает, что судить о телосложении по человеку, одетому в вещи большего размера, нельзя.
«Вот эти три свидетеля — их объединяет то, что в начале они говорили об одном, а потом пытались говорить совершенно о другом. Я понимаю, когда человек обосновывает, почему поменял показания. Исоева говорит: вот тогда я испугалась», — говорит Цакаев, задаваясь вопросом, из-за чего ей в действительности угрожали.
«Она нам пытается преподнести, что это связано с этим. Я знала об этом, и мне за это угрожали. Так если тебе за это не угрожали — че ты тогда все это время молчала, а сегодня пришла и говоришь: может, этот. Вот так распоряжаться жизнью людей! По Трапезину видно это поведение, по Молодых видно, по Исоевой видно это поведение — лукавство. Это обвинение началось с обмана, с Трапезина началось и с обмана обвинения, которое хотело доказать, что 20-го числа Дадаев приезжал в Москву покупать машину. С гнусной лжи это обвинение началось», — говорит Цакаев.
Он вспоминает допрос Геннадия Гудкова: «Он сказал следующее — что у него самая лучшая служба безопасности, потому что он собрал лучших отставников Российской Федерации, которых можно было собрать. Он говорил, что его служба замечала, что за Немцовым следят. Несколько раз они даже вычисляли службу наружного наблюдения — это МВД, ФСБ. Только суперпрофессионал может вычислить такое наблюдение».
Цакаев говорит, что спрашивал Гудкова, докладывали ли ему его подчиненные о слежке за Немцовым чеченцами, «человеком вот с такой бородой», видимо, защитник описывает Эскерханова. Гудков тогда ответил отрицательно.
Адвокат возвращается к словам брата Дадаева о стрельбе Заура: «Никто не жаловался». Он замечает, что защита не отрицала навыки стрельбы у Дадаева — его же наградили медалями и Орденом Мужества.
«Он совсем в другом контексте сказал, что никто не жаловался. Да, может, боевики не жаловались», — говорит защитник.
Адвокат говорит о состязательности сторон и настаивает, что на запросы адвокатов о детализации, видеозаписях — «важных» доказательствах — положительного ответа не будет; такие материалы предоставят только прокурорам или судье.
Цакаев добавляет, что адвокат не может обеспечить явку свидетеля обвинения в суд. «Я только его за руку возьму, он на меня напишет заявление и тут же прокуроры скажут: "Опа, давление на свидетеля", — говорит Цакаев. — Я вам больше скажу, я приходил в ресторан "Веселый Бабай", туда потом ОМОН налетел; в "Цинк" не успел прийти, туда ФСБ налетела, всю технику изъяла».
Судья его прерывает:
— Вы уверены, что это связано с вашим визитом?
— Я не знаю, ваша честь.
— Прошу не ссылаться на криминологическую ситуацию в стране.
Адвокат вспоминает о видео проверки показаний на Веерной, 3 с участием Анзора Губашева и обясняет, что в доме девять подъездов. «Ни с одного подъезда, ни с одной камеры. Ни одной», — подчеркивает Цакаев, добавляя, что можно было бы исследовать записи с камер соседних подъездов.
«Вот обратите внимание — каждый след, нет никакой смазки, чтобы пересекался. Дадаев говорит, что сидел на правом переднем сиденье — вот его след. Анзор Губашев говорит, что сидел за рулем — вот его след здесь», — говорит Цакаев.
Он обращает внимание на то, что эксперт не описывал «пятно», с которого брали генетические следы. По словам Цакаева, жидкость, которую использовали для взятия смывов, была китайского производства. По его мнению, при корректном исследовании на смывах было бы множество генетических следов.
Цакаев говорит о некоем восьмичасовом бое, во время которого на Дадаева осталось много следов пороха, и утверждает, что эксперт говорил, будто от шести выстрелов частицы могут сохраняться месяц. Адвокат не уточняет, что раньше речь шла о бое в Грозном в декабре 2014-го.
«Хочу закончить словами Марии Эдуардовны, чуть-чуть перефразировав их на свой лад. Уважаемые товарищи, если у вас нет соединений — значит, вы совершаете преступления. Будьте всегда на связи, а то вас обвинят в преступлении», — говорит присяжным Цакаев и просит вынести решение в пользу его подзащитного.
Марк Каверзин, еще один защитник Дадаева, снимает очки и пиджак передвигает трибуну и микрофон, чтобы стоять ровно напротив присяжных. «Я понимаю, что вы все устали. Довольно трудно получать такой объем информации», — предваряет свое выступление Каверзин.
Адвокат подчеркивает, что он был честен с присяжными в этом судебном процессе. «Гособвинение, видимо, не услышало мои слова, переделав их на свой лад. Теперь, что хочется сказать в репликах, буду краток», — обещает защитник. Он объясняет, что попытался показать, что то или иное доказательство подтверждает.
«Помните, я просил вас обратить внимание на 12 вопросов, когда вы будете уходить в совещательную комнату? Я коснусь их в конце», — говорит Каверзин. Он начинает с машины ZAZ Chance: «Ни на одной камере номера ZAZ Chance не видно. Нет ни на одной камере номера, силуэт есть — я не буду отрицать, общий вид машины — есть, но номера машины — нет . Можно ли тогда утверждать, что за Range Rover едет ZAZ Chance — утверждать нельзя, предполагать можно».
«Вам показали хоть одно видео из системы "Поток", где бы эта машина была замечена подъезжающей к площадке безопасности перед Большим Москворецким мостом? С близлежащих улиц [записи] вам не показали, как она подъезжала туда. Я вам в прениях оглашал дословно показания Дурицкой — я не исказил ни одного слова, я вернусь сейчас к ним: "Борис уже лежал на тротуаре, в это время я поняла, что из него стреляли из указанной машины". Я дословно читаю показания, я понимаю, что она могла ошибиться в такой стрессовой ситуации, но она говорит конкретно», — отмечает защитник. Он добавляет, что на проверке покзааний на месте Дурицкая снова сказала, что стреляли из машины.
«Зачем она это говорит? Для чего? С какой целью? Убеждая всех, что стреляли из машины. Она должна быть заинтересована в раскрытии этого преступления, а человек говорит совершенно обратное — не то, что было на самом деле», — говорит Каверзин.
Каверзин повторяет: «Я никогда вас не обманываю».
Адвокат переходит к камерам с ГУМа и улицы Большая Молчановка, замечая, что они были осмотрены уже после допроса Дадаева, хотя прокурор настаивала, что следователи знали многие детали преступления еще до допроса подсудимого.
Судья Житников останавливает адвоката и говорит, что он не может ссылаться на протоколы осмотра видеозаписей, поскольку их не исследовали при присяжных. Каверзин спорит: говорит, что прокуроры в прениях рассказывали, что установили все эти данные еще до допроса задержанных, а теперь он приводит факты.
«Экспертиза, которая подтверждала бы, что на мосту Дадаев, — такой экспертизы нет. Есть только силуэт», — продолжает Каверзин. Он также замечает, что заключение эксперта-баллиста тоже появилось после допроса его подзащитного.
«Дадаев никогда не говорил о времени и месте покупки "боевых трубок". Если следствие считало, что он купил их, то почему не спросили, в каком магазине их купили. Никого это не интересует. Человек признался в убийстве: "Да, я убил", — и мы повесим это на него, этого достаточно», — говорит защитник.
Он также упоминает приезд полицейских на Веерную, 3 в день убийства и вспоминает показания Дадаева о том, что на Веерной, 3 в 23:30 «был какой-то шум». «Нигде никакими доказательствами в материалах дела не установлено и не подтверждено, во сколько Дадаев встретился с Губашевым и Шавановым 27 февраля 2015 года. В показаниях этого нет — ни у одного, ни у другого», — подчеркивает Каверзин.
Адвокат обращает внимание и на то, что Дадаева не спросили ни о том, где он вооружился в 11 утра 27 февраля, ни о передвижениях Немцова 27 февраля. Каверзин подытоживает: Дадаев не знал о передвижениях Немцова, но якобы решил целый день простоять у дома политика с оружием. По мнению адвоката, это маловероятно, поскольку в любой момент к вооруженному Дадаеву могли подойти полицейские.
«Само преступление было, мы не отрицаем. Но это не означает, что это преступление Дадаев совершил», — говорит Каверзин.
Теперь он говорит о Зарине Исоевой: согласно ее показаниям, она познакомилась с Дадаевым в январе 2015 года. А потом переходит снова к покупке ZAZ и замечает противоречие: менеджер автосалона Трапезин рассказывал, что у него было два комплекта ключей от ZAZ Chance, а его прежняя владелица Свентицкене говорила, что она отдала перекупщикам лишь один комплект, а второй все это время находился у нее дома.
«Я сам неоднократно просматривал запись ТВЦ», — продолжает Марк Каверзин, вспоминая, что он обращал внимание присяжных на три секунды, на которые уборочная машина закрывает Немцова. А эксперты пришли к выводу, что Немцова не было видно 2,4 секунды.
Адвокат, делая паузы между словами, подчеркивает, что, по версии обвинения, стреляли из самодельного оружия с глушителем — якобы ИЖ-79 с другими частями. «Как вы считаете, человек, который служил, может отличить ИЖ-79 от пистолета Макарова? Наверное, смог», — полагает адвокат, напоминая, что на допросе 8 марта Дадаев уверенно называл ПМ.
Он вновь обращается к Трапезину и говорит, что тот не смог в суде ответить, на какой машине приезжал в салон Дадаев — ни номер, ни марку. «В ZAZ Chance он разбирается четко, а в [Mercedes] ML…»...
«Мы ни разу не видели в этом процессе подтверждающие документы, что Трапезин работал в этом салоне. Ни-ра-зу», — говорит адвокат.
Каверзин сетует: «Гособвинение говорит: неважно, кто поставил подпись на том договоре, зачем выяснять, как подпись там появилась? Ребят, ну как зачем? Если они заметали следы, то и подпись ставили непохожую. Расписался не Дадаев, а кто тогда? Вы считаете, что я, мы должны в судебном заседании это выяснять. Это должно выяснить следствие. Не нужно, ничего никому не нужно, всех все устраивает».
Каверзин переходит к другим доказательствам и проосит присяжных еще немного его послушать: «Это важно».
Он говорит о судебно-медицинской экспертизе от 21.05.2015, в которой перед экспертами ставили три вопроса, но прокуроры, по его словам, огласили не все выводы. Каверзин зачитывает предположения эксперта по итогам исследования: «Выстрелы производились отличными друг от друга по своим характеристикам боеприпасами»; «выстрелы производились с использованием специального приспособлением — глушителем» и «выстрелы производились из различного оружия».
Каверзин говорит об одном из ранений, где пуля проходила слева направо. Прокуроры возмущаются.
— Ваша честь, я прошу вас меня не перебивать, — говорит Каверзин.
— Замечу, что я вас не перебивал, — отвечает судья.
Раны 5, 6. 7, 8 были причинены сзади, а не сбоку в отличие от предыдущего ранения, продолжает адвокат.
«Я признателен обвинению, что они принесли такого маленького манекенчика, миниатюрного. У меня рубашка была пошире. Размеры Бориса Ефиимовича не такие, как на этом манекене», — говорит Каверзин и добавляет, что в действительности рана была около соска, а не сбоку в области подмышки.
«Потерпевший должен находиться лицом к стрелявшему или хотя бы сбоку. Но эти выводы перед вами не оглашали, потому что это неудобно, зачем оглашать то, что может вызвать сомнения?» — риторически вопрошает Каверзин.
Он добавляет: «Все мировое сообщество ждет решения по этому делу. Вся страна ждет решения — кто же виновен, кто совершил это преступление».
Напоследок Марк Каверзин напоминает вопросы, которые он предлагал в прениях присяжным записать перед уходом в совещательную комнату:
доказано ли, что уже в сентябре было принято решение убить Немцова; доказано ли, что Дадаев уже в сентябре объединился с другими участниками; вел ли Дадаев с этого времени скрытое наблюдение за Немцовым; совершал ли он конспиративные действия; действительно ли Дадаев руководил всей группой; доказано ли, что Дадаев приобрел конспиративные телефоны; доказано ли, что Дадаев приобрел 11 патронов калибром 9 мм, пять из которых оставил в Малгобеке; доказано ли, что Дадаев перевозил других членов группы на Мерседесе с номером 007 с целью убийства политика (Каверзин замечает, что Дадаев не отрицал, что подвозил на этой машине Геремеева); доказано ли, что Дадаев с сентября вел скрытое наблюдение за Немцовым в интернете; доказано ли, что автомобиль ZAZ Chance приобрел именно Дадаев и потом следил на нем за Немцовым; доказано ли, что 27 февраля в 23:31 на пешеходной дорожке Большого Москворецкого моста Дадаев застрелил Немцова?
«У экспертов ума хватает, слава Богу, они пишут, что возможно [стреляли] из различных орудий», — замечает вновь Каверзин. Он снова повторяет, что ранение в груди, по его мнению, не могло быть результатом стрельбы со стороны спины.
Каверзин добавляет, что, по версии обвинения, приобретением оружия занимались и Мухудинов, и Дадаев.
Адвокат просит присяжных сопоставлять представленные в суде доказательства. Он говорит, что обвинение может вновь спросить — откуда следы Дадаева в ZAZ Chance? На что адвокат задает встречный вопрос — что делала на дорогах эта машина 28 февраля?
«Наверное, такие глупые преступники совершили убийство, бросили машину в Трубниковском переулке, а потом вернулись и 28-го еще покатались», — снова говорит адвокат.
«На ваше решение будет смотреть весь мир — не мы, не адвокаты, не прокуроры, а весь мир. От вашего решения зависит не просто судьба этих людей, а честность простых граждан, которые, я уверен, не верят, точно так же, как и я, что эти люди на скамье подсудимых совершили преступление».
Оформите регулярное пожертвование Медиазоне!
Мы работаем благодаря вашей поддержке