Прошлое заседание началось с часовым опозданием. Прокурор Светлана Тарасова зачитала обвинительное заключение, затем подсудимые высказали свое отношение к предъявленным обвинениям. Все они отрицают, что били потерпевших по предварительному сговору и не признают вину по статье о хулиганстве.

Следом выступил свидетель, друг Александра Кокорина и Павла Мамаева Арсен Григорян, который отдыхал в ту ночь вместе с футболистами. Он рассказал о том, что всю ночь компания пила и веселилась. Конфликт с водителем Виталием Соловчуком возле клуба «Эгоист», по его словам, начался из-за того, что девушка из их компании села к нему в «Мерседес», приняв машину за такси; мужчина ответил, что не повезет «этих петухов», у него решили спросить за эти слова. Григорян также сказал, что Соловчук первый ударил Мамаева. После непродолжительной потасовки, в ходе которой никто не пострадал — свидетель утверждает, что не видел следов крови — футболисты и их друзья уехали.

После драки у «Эгоиста» обвиняемые направились в «Кофеманию», где решили позавтракать. Здесь они «смеялись, веселились, смотрели друг на друга, улыбались»; девушка из их компании села Александру Кокорину на колени и целовалась с ним, а затем, по выражению прокурора, «спустилась под стол, чтобы изобразить имитацию половой ласки». В это время за соседний столик сел пострадавший Денис Пак.

Пак, по словам Григоряна, неодобрительно смотрел на компанию. Конфликт начался после того, как Александр Протасовицкий сказал ему: «Извините, вы очень похожи на "Гангнам Стайл" (клип корейского певца PSY — МЗ). Тот ответил, что компания похожа на кучку ****** [баранов]; Кирилл Кокорин, а затем и остальные подошли переспросить, как он их назвал, после чего завязалась драка, а затем обвиняемые ушли.

Затем прокурор заявила ходатайство об оглашении показаний Григоряна, данных на следствии — выяснилось, что полгода назад свидетель говорил следователю во многом противоположные вещи. Так, он утверждал, что потерпевший Соловчук не наносил удар первым. Свидетель объяснил расхождение тем, что его допрашивали 16 часов и угрожали привлечь к ответственности вместе с остальными, если он не подпишет протокол. Григорян стал настаивать на показаниях, которые он дал в суде.

После Григоряна допросили Екатерину Бобкову — ту самую девушку, сидевшую в «Кофемании» на коленях у Александра Кокорина. Она, в целом, вспомнила о событиях того дня примерно то же самое, что и Григорян: Соловчук, а затем и Пак первыми начали оскорблять молодых людей, что и привело к драке. Она также рассказала о давлении со стороны следователя — тот, по ее словам, кричал на нее при просмотре видеозаписей с места происшествия: «Ну ты же видишь! Ты что, слепая?».

Наконец, последний свидетель зашел в зал примерно в девять часов вечера — это мужчина по имени Игорь Краснов, который завтракал в «Кофемании» в утро, когда там случилась драка. Он рассказал, что компания футболистов была пьяна и вела себя громко, но не представляла угрозы для окружающих. Пак, по его мнению, поступил не очень разумно, ответив им в агрессивной манере. Также Краснов сообщил, что в конце, перед тем, как обвиняемые ушли из «Кофемании», они помирились с Паком.

Заседание назначено на 12:00. Сотрудница суда, завидев очередь на входе, морщится и сетует: «Опять сегодня что-то, а».

— Да, они сегодня и завтра, — отвечает ей спутница.

Из зала суда выходит мужчина, который объявляет, что заседание задержится минут на двадцать: прокурор опаздывает. Его фотографирует журналист.

— Меня вы зачем снимаете? Вы откуда?

— «Спорт-экспресс».

Сотрудник суда говорит, что у журналиста сегодня нет аккредитации и заставляет его удалить фото.

Пока спортивные журналисты делятся впечатлениями о судах, к ним подходит пристав, который просит выяснить, кто вчера снял и опубликовал инструктаж для журналистов, который публиковать было не нужно.

— Вы приглашены по существу снимать, зачем инструктаж снимать? — сетует он. — Сейчас еще «Москва-24» получит по шее.

В холле собрались примерно два десятка журналистов, по нему ходит сотрудница суда, которая тщетно пытается найти свидетелей по делу.

К корреспондентам выходит пресс-секретарь Пресненского суда Алексей Черников. Он говорит, что прокурор еще в пути, но тележурналистам заранее разрешат отснять планы из зала. Он добавляет, что сегодня будет последняя съемка вплоть до прений.

Черников предупреждает: «Россия-1» и «Москва-24» «провинились», поэтому федеральный канал не пустят снимать на прения.

— Я понимаю, вам всем хочется какой-то эксклюзив снять, но оно не стоит того, чтобы лишать весь канал картинки, — говорит он.

Тем временем, мимо журналистов проводят подсудимых.

Пресс-секретарь суда требует выгнать корреспондента «Звезды», который фотографировал подсудимых без аккредитации.

На второй этаж, где находится зал суда, поднимают родственников обвиняемых. Тележурналистов начинают заводить на протокольную съемку.

Наконец, в зал заходит прокурор Светлана Тарасова в сопровождении полицейских. Следом входят родственники и пишущие журналисты.

Судья Елена Абрамова объявляет заседание открытым, прокурор Тарасова просит вызвать свидетеля Куропаткина.

В зал заходит Геннадий Куропаткин, одетый в черную спортивную одежду.

Первый вопрос — давно ли он знаком с подсудимыми. Александра Кокорина свидетель знает с детства, Кирилла Кокорина и «Пашу Мамаева» — несколько лет, «Саню Протасовицкого» — около года, отношения дружеские.

Гособвинительница просит рассказать, что происходило 8 октября. Куропаткин вспоминает, что они приехали из Петербурга вечером. Ближе к ночи поехали в клуб.

— Побыли там, потом поехали в ночной клуб «Эгоист».

— А где территориально он располагается? — уточняет Тарасова.

— Я плохо Москву знаю.

В клуб они приехали с двумя незнакомыми девушками.

— В какое время?

— Не знаю, не смотрел время. Ночь была.

— Что там делали?

— Посидели, музыку слушали.

— Что употребляли?

— Я не следил за всеми, я виски употреблял.

Прокурор Тарасова продолжает задавать вопросы:

— Девушки подходили?

— Девушки, да, но я не помню, сколько их было, — отвечает Куропаткин.

— Сколько вы там были?

— Часа два-три.

Выйдя на улицу, вспоминает свидетель, компания хотела где-нибудь поесть и отправиться спать. На улице девушка по имени Саша села в машину — белый Mercedes — и стала договариваться о поездке, но водитель ей отказал.

— Откуда вам это известно?

— Она вышла и говорила.

— И кому она это рассказывала?

— Я не помню, кто-то еще один со мной стоял. Она рассказала, и Саша шел, по-моему, с Кириллом. Кто-то сказал, мы начали обходить машину, он вышел… Мы ему: «Зачем ты так сказал?». Я точные слова не помню, он хотел объяснить в таком дерзком плане.

Вдруг прокурор прерывает его вопросом, кидали ли молодые люди что-то в машину. Куропаткин отвечает, что нет, не кидали. Кокорин-старший и Мамаев стояли у машины, остальные — в паре метров.

— Паша… тот начал что-то агрессивно говорить, Паша взял его (водителя Mercedes Виталия Соловчука — МЗ) за куртку, а он его в ответ ударил кулаком в область головы, — рассказывает свидетель.

— Именно кулаком?

— Ну не ладошкой же он его ударил.

— Это был именно удар? — уточняет прокурор.

Куропаткину показалось, что это был удар.

Со слов свидетеля, Мамаев хотел ударить водителя рукой, но промахнулся, и водитель побежал. Футболисты погнались за ним. Куропаткин последовал за ними, но у него из кармана выпал телефон, и он задержался. Дальше он уже увидел Соловчука лежащим на земле, рядом с ним стояла вся компания.

— А на каком расстоянии он лежал от «Эгоиста»?

— Что за вопрос, откуда я могу знать?

— Вы плохо ориентируетесь?

— В этом плане — да. Я что, думал: «Сколько здесь метров до "Эгоиста"»?

Дальше, говорит Куропаткин, водителя подняли, спереди с ним шел Протасовицкий, чуть сзади — «все пацаны».

— А телесные повреждения у водителя были?

— Да, кровь на лице.

— Как себя вел водитель?

— Ну, уже не так. До этого он на повышенных тонах говорил, говорил: «Я понял, я сейчас сяду и уеду»… А, нет, это он уже потом говорил,

— Он (водитель Соловчук — МЗ) руки вверх поднимал? — продолжает допрос прокурор Тарасова.

— Нет.

— Просил, чтобы его не трогали, не били?

— Не помню такого.

— Дошли до машины, что дальше?

— Он о чем-то разговаривал, я и Протасовицкий рядом стояли. Я не слышал, какие он конкретно слова говорил, Александр ударил его в область груди.

— Один раз?

— Два.

— А в связи с чем он его ударил? Водитель опять начал агрессивно себя вести?

— Я не слышал, о чем они говорили. Саня — парень добрый.

— А в голову с ноги его били?

— В голову с ноги? Вы представляете, что будет, если футболист так ударит? — удивляется свидетель.

— Я представляю, — отвечает прокурор.

Дальше, по словам свидетеля, водителя увели к его машине, куда он сел, и тут Куропаткин ударил машину по стеклу.

— Зачем?

— Не знаю, злой был.

Пока свидетель Куропаткин рассказывает обстоятельства конфликта, подсудимые в клетке переговариваются, Мамаев держит во рту зубочистку.

Прокурор спрашивает Куропаткина, угрожал ли водителю кто-нибудь на случай, если он обратится в полицию — такого свидетель не помнит.

На один из вопросов прокурора свидетель говорит, что водитель ударил Кокорина-младшего.

— Вы конкретно удар видели?

— Нет.

— Почему вы утверждаете, что он бил?

— Он сделал какое-то действие, и Кирилл упал.

Свидетель настаивает: удар точно был, но он его не видел. Телесных повреждений у Мамаева, Кокорина-младшего он не припомнил.

Дальше компания добралась до «Кофемании» на двух машинах.

— Каким составом приехали?

— Вот все, кого я называл: парни и две или три девчонки.

Молодые люди прошли в дальний зал заведения, было уже утро.

— Где вы сели, там был кто-то? — уточняет прокурор Тарасова.

— Я не помню.

В кафе Куропаткин заказал виски, что брали остальные — не помнит.

— Как себя вела ваша компания? — спрашивает прокурор Тарасова.

— Отдыхали, веселились, смеялись. Обычная компания.

— Разговаривали вы громко, выражались нецензурно?

— Чтобы сильно громко — нет, может, кто-от посмеялся, когда кто-то пошутил.

— Девушки, которые находились в данной компании, они, спрошу прямо: присаживалась ли одна девушка на Кокорина-старшего?

— Да, одна.

— Как именно? — настаивает представительница прокуратуры.

— Это показать надо?

— Нет, рассказать.

— Села и все.

— Целовались они?

— Нет.

— А вы?

— Целовался с ней после него? — отвечает вопросом на вопрос свидетель Куропаткин.

Все смеются.

— Да нет, садились на Кокорина? — поправляется Тарасова.

— Да, — говорит свидетель и объясняет, что дружит с футболистом.

Куропаткин продолжает свой рассказ. В какой-то момент в зал «Кофемании» зашел «человек с компьютером» — будущий потерпевший, директор одного из департаментов Минпромторга Денис Пак. Он сел за крайний столик лицом к компании футболистов.

— Вы за ним наблюдали?

— Нет.

— Дальше что?

— Дальше мы сидели и кто-то, я не помню точно, сказал, что вот он (Денис Пак — МЗ) похож на артиста, может вы знаете, Gangnam style…

— Лично не знакомы, — говорит прокурор Тарасова.

— Он, по-моему, услышал, мы с Саней Протасовицким переглянулись. Саня сказал: «Извините, вот вы похожи на того-то…».

«Он еще раз сказал: я извиняюсь, что вы похожи», — говорит Куропаткин про подсудимого. Потом, по его словам, Пак сказал, что их компания — «то ли шайка, то ли кучка», а второе слово — «на у начинается, на ы — заканчивается».

«Саня Кокорин, он кто знает — доброй души человек. Хотел поговорить с ним», — говорит свидетель. Потом начался конфликт, Пака ударили стулом в плечо.

— Начался конфликт, все общались-общались-общались, я подошел к ним, начал разговаривать с Паком: «Вы зачем такое говорите»?

— А вы как с ним говорили? — уточняет прокурор Тарасова.

— Ртом. Говорю: «Зачем вы такое говорите, перед вами извинились пять раз».

Дальше, со слов свидетеля, Пак тоже извинился, и они мирно расстались. Прокурор спрашивает, требовал ли кто-то от посетителей «Кофемании» удалить видео — такого Куропаткин не помнит.

Следующий вопрос — просил ли Кокорин-старший кого-то выйти с ним из кафе, «если есть смелые», — такого Куропаткин тоже не помнит. Конфликта между другим потерпевшим Сергеем Гайсиным и Мамаевым свидетель не видел, он также не помнит, чтобы молодых людей предупреждали, что вызвали полицию.

Прокурор Тарасова:

— Вы показания свои читали?

— Нас вызвали в три или в четыре ночи. Мы не спали сутки. Меня завели, с матом сказали: «Присядете щас все».

Свидетель Куропаткин вспоминает: ему только через два часа дали попить воды.

Тарасова интересуется расхождениями между сегодняшними показаниями свидетеля и тем, что он говорил следователю. Куропаткин отмечает, что долго не спал, долго сидел в кабинете.

— Может быть, наручниками вас пристегивали? — уточняет Тарасова.

— Да вроде бы нет.

— Лампой не светили?

— Что за вопрос!

Подсудимые смеются.

— Вы судьбой подсудимых обеспокоены?

— Не хочется, чтобы они здесь находились.

Теперь свидетеля будет допрашивать адвокат Андрей Ромашов, защищающий Кокорина-старшего.

— Перед тем, как произошел с Соловчуком конфликт, кто-либо о чем-то договаривался?

— Нет! — горячо протестует Куропаткин.

— Вы эти слова считаете оскорблением?

— Конечно. Не знаю, что бы сделали пацаны с нашей области.

Потом адвокат переходит к разговору о «Кофемании», в это время у одного из охранников Тарасовой звонит телефон, и несколько секунд в зале суда громко играет рэп.

— Девушка садилась на колени, потом вы — это была шутка? — интересуется адвокат.

— Конечно!

— То есть никакой имитации сексуальных действий не было?

— Нет!

Нецензурно, говорит Куропаткин, никто из компании не выражался, до конфликта с Паком никаких проблем не было.

— Я правильно понял, что Кокорин Александр хотел подсесть к Паку?

— Да.

— А почему он не стал?

— Потому что он (Пак — МЗ) повторил свои слова — «кучка» или «шайка», и матерное слово.

— Вы расцениваете это как оскорбление?

— Да, все расценивали, — говорит свидетель. — Мы думали, мы сидели компанией, Саня извинился… А он начал... Мы думали, он мастер спорта.

Адвокат интересуется, могли ли другие посетители «Кофемании» слышать мат Пака — свидетель думает, что да. Дальше Куропаткин опять говорит, что с Паком компания в итоге помирилась, все сказали, что претензий друг к другу не имеют.

Следом Геннадий Куропаткин рассказывает, что ночью его вызвали на допрос, и он приехал добровольно: «Там человек был, он сказал: "Ну что, добегались!"».

«Мы не спали очень долго, волновались, — сетует свидетель. Он вспоминает, что допрос начался только через четыре часа. — Мне все говорили, что заняты, хотя человек, который меня допрашивал, спокойно приходил, уходил».

— Они там спиртное не распивали случайно? — спрашивает адвокат Ромашов.

— Этого я не видел.

— Сколько длился допрос первый?

Судья Абрамова прерывает допрос и просит «сократить время». «Давайте я еще два вопроса задам», — говорит Ромашов.

— Скажите, пожалуйста, относительно фиксации ваших показаний на протоколе. Вы называли фамилии девушек, кто с вами был?

— Я их имена даже не знал.

— Номер машины Соловчука?

— Я не знал его.

— Инициалы Пака?

— Я даже не знал его.

На вопрос, читал ли он собственные показания прежде, чем подписать их, Куропаткин говорит, что следственные действия длились 16 часов.

— Можно считать, что вы не знакомились с ними?

— Можно.

Допрос свидетеля Куропаткина продолжается. Адвокат Ромашов интересуется конфликтом в «Кофемании». Свидетель повторяет, что Кокорин-старший просто хотел с потерпевшим Паком поговорить.

Теперь адвокат Кирилла Кокорина Вячеслав Барик задает вопросы. Он спрашивает, остался ли его подзащитный стоять после удара Соловчука. «Нет, он упал», — говорит Куропаткин. Из диалога адвоката и свидетеля получается, что водитель первым ударил Кокорина-младшего.

— А вы видели в «Кофемании», как Кирилл [Кокорин] дал пощечину потерпевшему?

— Нет.

Вдруг второй адвокат Кокорина-старшего Татьяна Стукалова спрашивает, беспокоится ли свидетель о своей судьбе и помнит ли он, что дал подписку об ответственности за дачу ложных показаний. Куропаткин отвечает, что да, и к допросу переходит адвокат Протасовицкого Татьяна Прилипко.

Адвокат Прилипко спрашивает о моменте, когда водителя Соловчука уже вели к машине.

— Как вы можете объяснить, что Протасовицкий, такой добрейшей души человек… [начнет бить кого-то]?

— Просто так — нет! — отвечает свидетель Куропаткин.

Дальше он рассказывает, что Протасовицкий дважды ударил Соловчука, со второго удара водитель упал, «потом все стали разговаривать спокойно».

Далее вопросы касаются инцидента в «Кофемании».

— Вы когда туда пришли, что обсуждали?

— Просто общались, смеялись, как всегда.

— Вы планировали что-то предъявлять?

— Нет, у нас не такая компания. Мы шутили.

— Вот начался конфликт с Паком. Агрессия вашей компании распространялась на всех посетителей?

— Агрессия нашей компании? Повторите вопрос.

— Вы вообще собирались распространять агрессию?

— Нет, мы спокойно собирались уйти.

Последним вопросы задает адвокат Игорь Бушманов, защищающий Мамаева. Он просит Куропаткина описать Соловчука.

«Он вышел дерзкий, такой в себе уверенный. Мы стоим такие небольшие, а он здоровый мужик, в агрессивной форме разговаривает», — вспоминает свидетель.

У подсудимых вопросов к свидетелю нет. Судья Абрамова просит уточнить, кому водитель Соловчук сказал оскорбительное слово. По словам Куропаткина, слова были обращены к девушке Саше, которая потом вышла из машины. После этого она рассказала приятелям об оскорблении;

— Ей стало обидно, что нас так назвали, — говорит Куропаткин. Со слов свидетеля, девушка спросила водителя, отвезет ли он компанию, и получила ответ: «Я петухов не вожу».

Следом Куропаткин рассказывает, что агрессивный Соловчук вдруг побежал от футболистов.

— Как это можно объяснить? — удивляется судья.

— Не знаю, — признается свидетель и вспоминает, что ему это тоже показалось необычным.

За Соловчуком началась погоня, свидетель увидел водителя лежащим, его кто-то поднял. Протасовицкий повел его к машине, дважды ударил, Соловчук опять упал, или наклонился — точно Куропаткин не помнит.

— До того, как произнести то оскорбительное слово, которое послужило причиной, чтобы Кокорины начали с Паком разговаривать, что еще говорил Пак?

— Как я помню, только слова: «Это вы мне?».

— «Это» — это что? — уточняет судья.

— Это когда Саша извинялся. Ему сказали: «Извините, вы похожи на этого…». А он сказал: «А вы тогда похожи на кучку…».

Дальше судья спрашивает, почему появилась необходимость извиняться.

— Потому, что мы — вежливые люди.

— Где-то я это уже слышала, — усмехается судья.

Уточняющий вопрос у прокурора Тарасовой: в какой момент свидетель снимал с себя рюкзак. Это было во время конфликта с водителем, говорит свидетель.

Представительница гособвинения просит перерыв. Объявляется перерыв на 10 минут.

Во время перерыва адвокат Стукалова ходит и ругается, что журналисты подслушали ее разговор и что-то опубликовали на «Чемпионате». «Это ложная информация, вы что творите?!» — возмущается защитница.

Ранее «Чемпионат» написал, что адвокат отчитала корресподента, снимавшего ее. «Вообще не понравилось вас читать всегда. Может, о карме своей подумаете? У вас же тоже есть карма. Вон, у Пака уже отец умер», — приводило издание слова Стукаловой.

Перерыв заканчивается, журналистов пустили обратно в зал.

Судья Абрамова вернулась, прокурор Тарасова заявляет ходатайство об оглашении первых показаний Куропаткина в части того, видел ли он начало конфликта с Соловчуком.

Шум мешает обсудить ходатайство: один из журналистов, которому не хватило места, отказывается уйти из зала. Судья ходатайство обвинения удовлетворяет. Пока Абрамова читает решение, журналист препирается с приставами, но потом его все же выводят, и Тарасова читает показания Куропаткина от 11 октября.

Из показанний, которые озвучивает Тарасова, следует, что девушка Александра рассказала Мамаеву, что водитель назвал молодых людей «петухами», дальше завязался конфликт, водитель повторял, что «петухи» — Кокорин и Мамаев. Началась драка, свидетель Куропаткин отошел положить рюкзак в машину Кирилла Кокорина, а когда он вернулся, водитель уже был на земле.

Дальше, говорится в показаниях Куропаткина, конфликт кончился. Молодые люди уехали в «Кофеманию», где мужчина азиатской внешности сделал им замечание, в ответ ему сказали, что он похож на корейского рэпера, началась очередная потасовка.

— Я сначала рассказывал, он не записывал ничего… — начинает оправдываться свидетель даже до того, как прокурор задает вопрос.

Прокурор Тарасова просит предъявить свидетелю подпись на протоколе. «Похожа на мою», — заключает он, на втором листе — тоже, на еще одном «как-то не так».

— Добавить можно? Мне говорили, что «просто чиркни», — отмечает свидетель про подписи.

Тарасова спрашивает: на следствии он говорит, что не видел, кто нанес удар, а теперь — помнит. Куропаткин объясняет: тогда, после драки, он был очень устаавшим. Прокурор удивляется, почему же он теперь вспоминает события полугодовой давности.

— Я то, что помню — то и говорю, — заключает Куропаткин.

— Скажите, пожалуйста, по поводу опроса, следователь какое-то физическое давление на вас оказывал?

— Физическое — дотрагивался? — уточняет Куропаткин. — Нет.

— Психическое?

— Я вам рассказывал.

На этом у прокурора вопросы заканчиваются.

Теперь вопросы снова задает адвокат Кокорина-старшего Ромашов.

— Следователь не записывал, просто сел, руки положил — рассказывавет свидетель о допросе. — Потом начал мне видео показывать и постоянно настаивал, что удары в голову идут.

— Как происходила демонстрация видеозаписи?

— Компьютер принесли откуда-то, сначала показывали один фрагмент, второй…

— Изображение уже было?

— Да, да, конечно.

— А вы знаете, как это бывает, с диском?

— Да.

— При вас какой-то конверт не вскрывали?

— Нет.

Свидетель вновь говорит про первый допрос — как смотрел видео и комментировал его следователю, ему показывали какой-то паспорт — но без протокола. Защитнику Мамаева свидетель говорит, что боялся, что его могут привлечь к ответственности.

— Это как-то сказалось на внимательности? — спрашивает адвокат.

— Конечно, 16 часов…

Адвокаты уточняют, какие показания наиболее правильные — первые или те, которые он дал сегодня. Сегодняшние, говорит Куропаткин: «В голове тогда вообще каша была».

На следующие вопросы юристов Куропаткин говорит, что в протоколах отображено не реальное время проведения следственных действий — на самом деле допросы длились дольше, чем говорится в документах.

Судья Абрамова просит уточнить, в какой именно части свидетель не подтверждает первые показания. «Я не видел, что Саша [Кокорин] стулом махнул и попал ему в руку», — отвечает Куропаткин.

Судья просит уточнить, единственный ли это факт — Куропаткину кажется, что да.

— Следователь, проводящий допрос, на вас давление оказывал?

— Там их много было.

— А в какой форме?

— Угрожали, что сядем.

Судья интересуется, дал ли он сознательно показания, не соответствующие действительности. Куропаткин отвечает, что «говорил, как есть, но записано непонятно». Адвокат Ромашов решает задать уточняющий вопрос: почему свидетель не тщательно проверял свои показания?

— Совокупность факторов…

— Удержание, некормление, — говорит адвокат Ромашов.

— Не подсказывайте ему! — обрывает судья.

— Он говорил об этом, — примирительно говорит юрист.

Вопросы к Куропаткину закончились, его отпускают.

Далее стороны должны допросить еще одного свидетеля, однако секретарь суда не может его найти. Объявляется пятиминутный перерыв.

Через 10 минут все возвращаются в зал суда. Заходит свидетель Андрей Андрацкий, это высокий молодой человек в длинном черном пальто, майке с вырезом, в свободных штанах и кроссовках Adidas. Ему знакомы два человека — «левый дальний, правый ближний», это Кокорин-старший и Мамаев. Потерпевших он не знает.

Как выясняется, Андрацкий работал бариста в «Кофемании» на Большой Никитской.

— Я пришел на работу. Понедельник, утро, все как всегда. Потом начали группами появляться люди, заняли место в зале, — вспоминает он, всего посетителей было около 15 человек. — Сели, начали заказывать еду, напитки, алкоголь, пить, шуметь. С ними девушки были, они целовались, вставали, ходили, кричали.

Девушек, рассказывает молодой человек, было четыре-пять, и еще пять-шесть молодых людей. Они громко вели себя.

— Девушки целовались, громко выражались, как это выглядело? — спрашивает прокурор Светлана Тарасова.

— Ну, не совсем по формату нашего заведения.

Свидетель продолжает: он работал за барной стойкой метрах в 10-15 от места происшествия, так что он видел не все. Андрацкий говорит, что кто-то из сотрудников просил компанию вести себя потише, но просьбу проигнорировали.

— Данные люди были в состоянии алкогольного опьянения?

— Да.

— Как вы это поняли?

— Ну, они либо по жизни неадекватные, либо пьяные. Мы же знаем, как пьяные выглядят.

Затем, рассуждает бариста, у посетителей кафе сработала «солидарность», как у «людей в костюмах». Денис Пак сделал футболистам замечание, начался конфликт, крики, была словесная перепалка.

«Самый агрессивный был правый передний», — говорит свидетель, показывая на Кирилла Кокорина. Он же, по его словам, первым ударил какого-то мужчину — за этим наблюдали около двадцати человек.

Прокурор просит уточнить хронологию. Свидетель не помнит, но говорит про удар стулом: Пак сидел, рядом с ним стояли два или три человека, и кто-то замахнулся на Пака стулом. Кто-то другой попытался остановить удар, но не смог.

— Все [их] знают, а я — нет, — усмехается свидетель. По его воспоминаниям, удар стулом пришелся на лицо и тело Пака.

Тогда прокурор Тарасова уточняет, тяжелые ли в «Кофемании» стулья — поднять может любой, даже ребенок, отвечает свидетель.

— А если в голову?

— Ну, учитывая степень замаха, плюс там еще центробежная сила…

Дальше он рассказывает о политике «Кофемании»: из заведений никого не выгоняют, сотрудники могут только предлагать прекратить конфликт. В какой-то момент один из посетителей стал снимать конфликт на телефон, кто-то потребовал прекратить съемку, и одна из девушек из компании футболистов облила оператора ромом с виски.

В конце концов, спортсменов попросили удалиться, те расплатились и ушли. Та же девушка, что облила мужчину виски, била тарелки.

— Это было целенаправлено, типа: «Я императрица, я тут главная», — считает свидетель.

Прокурор интересуется, требовали ли удалить видео.

— Вы сейчас сказали, и мне начинает казаться, что так было, но я не помню, — отвечает он.

К вопросам свидетелю переходит адвокат Кокорина-старшего Ромашов. Он просит уточнить, что пили футболисты. Бариста говорит, что они пили виски, 12-летний Macallan.

— Вы слышали конкретные выражения?

— Я слышал конкретный мат.

Бариста повторяет: сначала кто-то из персонала попросил компанию вести себя потише, но узнал свидетель об этом от кого-то из коллег в курилке.

— Это обсуждалось еще весь день, — вспоминает свидетель.

Следующий вопрос адвоката — сколько человек находились в зале с футболистами.

— Смотря, что вы понимаете под залом, — отвечает свидетель. Он начинает объяснять, как устроена «Кофемания», несколько минут выясняется, где сидели футболисты.

Наконец адвокат Ромашов говорит: он спрашивает это, чтобы понять, были ли Кокорин с Мамаевым и компанией видны другим посетителям. По мнению свидетеля, кому-то были видны, а кому-то нет.

Дальше Ромашов интересуется про потерпевшего Пака: свидетель рассказывает, что от коллег слышал, что Пак — постоянный клиент и приходит каждый день.

Адвокат Ромашов просит сказать, что было первично — конфликт или удар стулом. Свидетель говорит, что конфликт. Тогда обсуждается, что такое — участвовать в конфликте.

— Я же могу стоять, типа: «Если ты свой рот откроешь…» — рассуждает бариста. На вопросы дотошного адвоката он продолжает говорить, что были крики, Пака ударили куда-то стулом по голове, точно он не видел, куда.

— То лицо, которое удерживало стул, оно не создало эффект тетивы, который усиливает удар?

— Взяли стул, он пытался просто остановить удар…

— Ну, не бывает «просто», как было? Вы придумываете что-то? — напирает адвокат Ромашов. Свидетель признается, что чего-то не помнит, за него вступаются прокурор и судья.

— Я дико извиняюсь, но вы, кажется, что-то несете. Типа, один замахивается, а второй пытается этот стул дотолкнуть, — говорит свидетель на очередную попытку адвоката выяснить, мог ли кто-то усилить удар стулом.

Тогда бариста напоминает, что он находился на работе. «То есть если я увидел удар, потом на три секунды отвернулся, потому что надо кнопку на кофемашине нажать, то я не видел, что было», — объясняет он.

Затем адвокат возвращается к политике «Кофемании», сотрудники которой не вмешиваются в конфликты.

— Здесь понятие растяжимое. Знаете, как бывает в ночных клубах, секьюрити могут кого-то ударить, — отвечает свидетель. — У нас — не так.

Адвокат Ромашов спрашивает, приходил ли кто-то в тот зал после ухода шумной компании. Прокурор Тарасова просит снять вопрос — он не относится к делу, но судья разрешает бариста ответить на вопрос.

Он говорит, что сначала кто-то был, а потом комнату закрыли для полицейских.

Теперь юрист уточняет, называл ли молодой человек на допросе фамилии и инициалы. Он объясняет: ему перед допросом показали видео и сказали, кого как зовут, а потом он уже давал показания.

— То есть следователь называл фамилии и записывал?

— Да.

У Ромашова больше нет вопросов, второй адвокат Кокорина-старшего Татьяна Стукалова спрашивает, кто конкретно говорил, что Пак — постоянный посетитель. Свидетель не помнит.

Он рассказывает, что в «Кофемании» работает восемь лет, Кокорина он в кафе не видел.

— Нам периодически кто-то из официантов говорил, что кто-то заходил из футболистов, они такие: «О, боже мой», — поясняет свидетель и уточняет, что сам спортсменов не запоминал.

Дальше Стукалова просит объяснить, почему бариста решил, что в «Кофемании» был именно конфликт. «В моем понимании, конфликт — это когда люди кричат», — отвечает он.

— Я боюсь предположить, что, когда кого-то бьют стулом — это конфликт, — говорит сотрудник кафе.

— Я про раньше говорила! — уточняет защитница.

Примерно минуту она пытается добиться от него определения конфликта и, не преуспев, со вздохом заканчивает допрос. Следующим вопросы задает адвокат Кирилла Кокорина Вячеслав Барик.

— Этот момент, когда вы начали… когда ваш спектр внимания был обращен к конфликту Пака с компанией — с чего вы начали смотреть? Что вы увидели?

— Что люди встали со своих мест.

Адвокат Барик вспоминает, что в «Кофемании» есть колонна.

— Вот колонна, перегородка, лавка — если все это учесть, сколько вам было заметно?

— Процентов 60-50.

— Вы упомянули, что Кирилл Кокорин нанес удар мужчине в костюме. Это важный момент, вы не могли бы описать?

— Это был мужчина в костюме — это все, что я помню.

Адвокат Барик просит уточнять подробности — кто где стоял.

— Я не помню. У вас же есть видео, на котором прекрасно все видно, я себя немножко чувствую идиотом, — сетует свидетель.

Все-таки он вспоминает, что «это был прыжок из-за спины своего товарища». Бариста говорит, что удар был куда-то в область головы, но точно он не помнит.

Защитница Протасовицкого Татьяна Прилипко задает вопросы.

— Давайте вернемся к стулу, — говорит она. — Когда началась история со стулом, откуда он взялся, кто его взял?

— Откуда взялся стул? Это кофейня, там стулья повсюду.

— Я не совсем идиотка. Тот стул, который оказался предметом манипуляции кого-то в сторону Пака. Где он был, кто его взял, подвинул?

— Сидел Пак, рядом стоит стол, рядом стоит стул. Кто-то из этой компании взял стул и ударил.

— Прям взял и ударил?

— Ну то есть, он взял его правой рукой… — свидетель начинает изображать удар, прокурор еле слышно возмущается. — Я видел, кто это видел, но я их не знаю по именам, я не концентрировался на лицах. Я знаю, что они, ну, в футбол играют.

— Вы видели, куда он попал реально, или это домыслы и рассказы ваших коллег?

— Я вам отвечу честно. Я могу ошибаться, но я видел, каак ножка стула ударила его по лицу.

Адвокат Прилипко интересуется, как проходил допрос у следователя, но ответов не получает. Она просит фрагментарно огласить что-то из показаний, судья предлагает ей обойтись без этого.

— Вы обратили внимание, что во многих местах в протоколе, записанном с ваших слов, идет перечисление списка людей, которые якобы что-то делали?

— Я читал протокол, прежде чем его подписать.

— Можете конкретно сказать, что совершал Протасовицкий? Какие действия моего подзащитного вам известны?

— Я не помню.

— Но вы видели какие-то его действия?

— Я не знаю, кто эти люди.

— А когда вы давали эти показания полгода назад, вы помнили?

— Мне сказал следователь, что вот этот человек — Протасовицкий.

Теперь адвокат Мамаева Бушманов спрашивает, можно ли было в том зале, который называется «Курилка», как-то оградить посетителей от шумной компании. Бариста отвечает — нет, любой посетитель может сесть на любое свободное место.

Дальше он спрашиввает, могут ли в «Кофеманию» не пустить пьяного. Свидетель говорит, что за восемь лет видел такое два-три раза: однажды «пьяного в стельку» мужика, в другой раз «бомжа», которого не хотелось пускать.

Вопросы задает Павел Мамаев. Он спрашивает, употреблял ли свидетель наркотики — тот говорит, что никогда, и готов сдать анализы.

Потом футболист спрашивает, видел ли свидетель, чтобы он что-то делал.

— Вы какой-то менее приметный, извините, несмотря на ваши татуировки, — отвечает свидетель. — То, что вы находились в этом конфликте — я видел.

Он подчеркивает, что конкретных действий Мамаева не помнит. Потом Кирилл Кокорин спрашивает: видел ли бариста, что подсудимый попал в мужчину.

— Реакцию я видел, я же понимаю, что это удар, — отвечает свидетель. Он, впрочем, признает: видел, что мужчина дернулся.

На помощь Кокорину приходит его старший брат: он просит уточнить, какой удар был раньше — удар Кирилла или стулом. За свидетеля вступается прокурор, но Мамаев просит подсудимым разрешить допросить сотрудника «Кофемании».

Бариста повторяет, что чего-то не помнит, но, как ему кажется, первым был все-таки удар Кокорина-младшего.

К допросу подключается и Протасовицкий, он просит как-то прокомментировать его действия.

— Вы не были в этом конфликте такой яркой личностью, чтобы я запомнил, что вы делали, — отвечает свидетель.

Мамаева интересует, слышал ли бариста, что у футболистов был какой-то сговор — такого свидетель не помнит.

Адвокату Кокорина-младешего Барику свидетель говорит, что очень хорошо запомнил, как молодой человек выпрыгнул из-за спины старших товарищей.

— Обычно человек, если прыгает… Ну, маловероятно, что он ослабил силу удара, — отвечает свидетель.

Прокурор и подсудимые задают свидетелю предельно подробные вопросы, например — «что значит откинулся».

— Мне кажется, это — маразм, — сетует свидетель.

— Имейте терпение, — просит судья.

Подсудимый Протасовицкий пытается понять, запомнил его свидетель или нет. Его удивляет: бариста говорил, что не помнит его, но говорил про «всю компанию». Андрацкий объясняет, что он заметил всю компанию, но о действиях лично подсудимого ничего сказать не может.

На очередной вопрос сотрудник «Кофемании» отвечает: коллеги обсуждали конфликт, и он отнесся к тем, кто осуждал действия компании футболистов.

Адвокат Ромашов ходатайствует об оглашении всех показаний свидетеля Андрацкого: в них, например, ничего не говорилось о прыжке Кокорина-младшего из-за спины, и вопросами нельзя устранить имеющиеся противоречия. Защита поддерживает, прокурор выступает против.

— Свидетель абсолютно четко в протоколе допроса говорит — я не видел этих вещей! — недоумевает адвокат Кокорина-младшего Вячеслав Барик.

— Где здесь написано, что он не видел момента удара стулом? — недоумевает судья.

— Сейчас, сейчас…

Адвокат начинает вполголоса читать протокол: «Кто участвовал в драке, я пояснить не могу, так как было большое количество людей…»

— Вы это сейчас для прессы читаете? — недоумевает прокурор Тарасова.
— «Как и кем наносились удары — я не видел», — громко говорит кто-то из адвокатов.

Судья решает оглашать показания бариста. «А вы, свидетель, слушайте внимательно», — наставляет она.

Пока один из адвокатов читает показания, все молчат. Кокорины и Протасовицкий слушают стоя, Мамаев остался сидеть.

В показаниях говорится, что компания вела себя громко и «похабно», другие посетители обращали внимание на друзей футболистов. Молодые люди заказывали алкоголь, свидетель иногда обращал на них внимание — обзор ему частично закрывали стол и спинка лавки.

В какой-то момент в кафе зашел потерпевший Пак, свидетель услышал шум и увидел больше десяти человек. «Как я понял, драка происходила между компанией и кем-то из посетителей нашего кафе», — говорится в его показаниях. В какой-то момент в протоколе перечислены действующие лица-мужчины, отмечается, что с ними было несколько девушек.

Подробностей сотрудник «Кофемании» следователю сказать не мог — было слишком много человек. Кроме того, в протоколе отмечается, что в кафе играла музыка, так что он не мог сказать, какие конкретно выкрики слышал.

Также свидетель говорил, что от одного из мужчин требовали удалить видео, и его облили алкоголем.

Далее в показаниях Андрацкого говорится, что он не видел, кто облил посетителя алкоголем. Коллеги сказали бариста, что это была Екатерина Бобкова. Впоследствии компания покинула «Кофеманию» через запасной выход.

От сотрудников «Кофемании» Андрацкий узнал, что молодые люди «прикалывались» над Паком, танцуя Gangnam style, за чем и последовал конфликт. Ударов Паку и Гайсину он не видел.

— Подписи будем показывать? — вздохнув, спрашивает адвокат Татьяна Стукалова, окончив чтение протокола. Свидетель узнает свои подписи.

«Я вам честно скажу, я не то чтобы сильно противоречил. Я говорил одно и то же разными словами…» — начинает свидетель. Адвокат его прерывает: она хочет знать, видел он удары или нет.

— Прям момент, когда стул летел — я видел. Что было до этой секунды и после — я не видел.

— Вы признаете показания, которые вы давали следователю? — интересуется адвокат Стукалова.

— Да.

— А те, которые даете сейчас?

— Вполне возможно, что они могут быть немного неверными, потому что прошло полгода.

Андрацкий признает: у него уже смешалось, что он видел сам, а что — на видео.

— Вы перед этим допросом с кем-либо из правоохранительных органов обсуждали наш допрос? Содержание, — спрашивает адвокат Кокорина-старшего Ромашов.

— Нет, я знал, что будет защита задавать вопросы.

— Вы уверены, не встречались?

— Нет.

— Вы на учете в ПНД (психоневрологический диспансер — МЗ)…

Прокурор Тарасова резко возражает: это оскорбление. Судья уточняет, есть ли основания подозревать, что Андрацкий стоит на учете в ПНД. Адвокат Ромашов отвечает утвердительно.

Адвокат Кокорина-младшего Барик интересуется, осознает ли свидетель, что он давал подписку о заведомо ложных показаниях.

Адвокат Барик спрашвиает, звонил ли свидетелю кто-то из следственных органов — бариста говорит, что ему звонили в пятницу, а потом в понедельник он договорился прийти в суд в 15:00. Звонивший был «госслужащим», вспоминает свидетель. Андрацкий признается, что ему очень не хотелось идти в суд, он пытался увильнуть, но звонивший сказал: «Тебе придется».

Адвокат пытается узнать, что значит «придется», но его прерывает судья:

— Вкладывали ли вы такой смысл, что все, что вы помнили, вы уже рассказали и подписали?

— Так и было.

Теперь адвокат Протасовицкого Татьяна Прилипко пересказывает протокол допроса.

— Вы в одном месте видели, в другом — не видели, — говорит она. — При этом вы бесконечно перечисляете фамилии, даже сейчас не понимая, who is who. Вы как-то определитесь, чем объясняются противоречия?

Адвокат формулирует вопрос достаточно долго, чтобы прокурор Тарасова успела его прервать. «Уже путают свидетеля, оказывается давление!» — сетует она.

— Вы вопрос формулируете минут пять, — замечает судья.

— Я еще вопрос не задала, — настаивает адвокат Прилипко.

— Это и пугает.

В конце концов, вопрос сводится к тому, почему появились противоречия.

— Да потому, что мне оно нафиг не надо было. Я обсудил, в курилке поржал, и все! — возмущается свидетель Андрацкий.

Бариста говорит, что ему это неинтересно, он хотел бы заниматься своими делами. Свидетель рассказывает, что у него смешалось — что он видел сам, что — на видео.

— Мне проще было бы всегда отвечать «Не помню», — сетует свидетель. Из клетки подсудимых одобрительно кивают.

Защита заметно оживилась внезапным признанием свидетеля. Мамаев спрашивает, помнит ли бариста, что делал футболист — нет, не помнит.

Все же свидетель говорит, что видел, как Кокорин-младший бил кого-то из-за спины товарищей, он тогда стоял примерно в центре стойки.

— На видео если сопоставить, вы будете стоять в центре стойки?

— Нет, вы что!

Судья после всей этой неразберихи просит уточнить, в каких показаниях свидетель мог что-то додумать. Андрацкий объясняет, что речь идет про момент с ударом стулом: неясно, видел ли он его вживую или на видео, в остальном все верно.

— Показания, данные в суде, не хотите опровергнуть? — уточняет судья.

— Ну, если вы мне их сейчас все зачитаете…

В зале смеются. Прокурор Тарасова спрашивает что-то, и тут свидетель начинает читать с телефона какую-то онлайн-трансляцию с вырванными из контекста фразами.

— Спасибо большое, что я пришел сюда, — с иронией говорит свидетель.

Вопросов к свидетелю больше нет, он уходит.

— Беги, Андрюха, — говорит кто-то в шутку.

Представительница прокуратуры просит окончить заседание, чтобы «завтра плодотворно поработать» и подготовить список свидетелей. Судья замечает, что можно начать исследование материалов дела — никто не возражает, но нужен пятиминутный перерыв.

Журналистов пригласили обратно в зал после затянувшегося перерыва. Судья Абрамова вернулась.

Прокурор Тарасова начинает оглашение материалов дела с первого тома, она перечисляет документы: заявление от потерпевшего Пака о побоях из национальной ненависти, план-схема «Кофемании», заявление от потерпевшего Гайсина, и так далее.

В материалах дела также есть карточки проишествия о драке в общественном месте, рапорт о регистрации материала в КУСП (книге учета сообщений о преступлениях), протокол осмотра места проишствия с фототаблицей, другие рапорты. Пару раз прокурор Тарасова замолкает, потом говорит про поручение прокурора к задержанию.

Адвокат Кокорина-старшего Ромашов находит и указывает на несколько процессуальных ошибок в документах. Представительница обвинения читает дальше: протокол осмотра автомобиля, рапорта полицейских, поручения.

Тарасова читает тихо, достаточно быстро первый том заканчивается. Второй начинается с постановлении о принятии дела к производству, дальше идут сопроводительные письма к карточкам происшествий, и так далее.

Затем следует третий том. Адвокаты больше материалы дела не комментируют, участники процесса и слушатели или перешептываются, или что-то читают в телефонах.

Вдруг обнаруживается, что в деле есть отметки о вызове скорой помощи по двум адресам.

«А к кому, интересно?» — оживляется кто-то из адвокатов. В зале на пару минут повисает тишина, а потом прокурор Тарасова вновь начинает читать документы. Она несколько раз упоминает чеки: на 264 тысячи рублей, на 123, но гособвинитель говорит тихо — неясно, откуда эти чеки.

Адвокат Ромашов периодически повторяет: некоторые данные полученны в рамках неправильно оформленного поручения, причислять их к доказательствам нельзя. Ему никто не отвечает, и прокурор скоро подходит к концу третьего тома.

На этом стороны договариваются отложить заседание до завтра 12:00.