Сергей Саяпин, врач-реаниматолог, Петербург

Я не считаю, что в стране началась вторая волна коронавируса, это продолжение первой волны, повторный ее накат. Летом, конечно, вся статистика заражений просела — ну, если это было правдой — однако сейчас люди вернулись из отпусков и привезли в места своего обычного пребывания отличающиеся штаммы возбудителя вируса из других регионов, стран.

Вирус это молодой, он постоянно мутирует — на территории России уже четыре основных штамма SARS-CoV-2, не говоря уже о других странах. Кроме того, люди начали пренебрегать мерами безопасности — дистанцией, масками и прочим — и это закономерно привело к вспышке.

Поэтому сейчас вновь заболевают те, кто уже переболел. Тут же как в бухучете — мы их видим. Например, человек переболел в мае двусторонней полисегментарной пневомонией по типу «матового стекла» — то, что уже можно называть классикой. Но у него тогда не выявили мазок на коронавирус — например, поздно взяли. Соответственно, по статистике он не проходит как переболевший ковидом. А сейчас у этого же больного положительный мазок. По тому, что мы видим, повторное заболевание протекает гораздо тяжелее, чем первичное. Поэтому, когда видишь, что люди вокруг расслабились… Ну ладно, они делают свой выбор, пожалуйста.

У меня резко отрицательное отношение к этой поделке под названием «Спутник V». Это абсолютно непроверенное лекарство, которое к тому же способно вызвать синдром антителозависимого усиления инфекции при повторном заражении. Что это? Это когда всех вакцинируют от какой-либо инфекции, но когда человек заболевает другим штаммом того же возбудителя, повторная болезнь протекает гораздо сложнее. Потому что клетки, отвечающие за иммунитет, начинают продуцировать повышенное количество цитокинов, биологически активных веществ. В медицине это называется «цитокиновый шторм». Синдром усиления инфекции — это причина, по которой вакцину от лихорадки Денге не могли создать больше 20 лет, например. А у нас Минздрав заявляет о том, что после наших вакцин «невозможно заражение». То, что у нас выдают за вакцину, в других странах называют «кандидатом в вакцину». Пока она не пройдет третью фазу исследований с десятками тысяч обследованных, называть вакциной ее не могут. Просто потому что она не будет безопасной.

Из Покровской больницы меня уволили, сейчас я работаю в одном из ковидариев Петербурга, в красной зоне, но меня просили не называть публично мое новое место работы.

У меня есть четверо знакомых, которые заболели за последнее время. Мазок у них взяли только через две недели после их обращения за помощью. За это время, естественно, уже ничего не высевается — так они попали в статистику ОРЗ, а не коронавируса. Хотя в их случае была конкретная пневмония — все по «классике», опять же.

Сколько у нас свободных коек сейчас? Ноль. Отрицательное количество даже, я бы сказал. Полная загрузка. Я работаю по временному контракту — деятельность все же непрофильная. И нам еще в августе контракты продлили до декабря. Не могу делать конкретных прогнозов, однако руководство настроено на то, что в этом же режиме будем работать до мая.

Даниял Алхасов, врач общей практики, Хасавюрт

[С начала пандемии] я просто пошел [работать в одну из больниц Хасавюрта] на волонтерских началах, то есть я не был штатным врачом больницы.

По ощущениям, [сейчас болеют] намного меньше, чем было, например, в апреле-мае. Видимо, есть прирост, но я связываю это с тем, что дети начали ходить в школу и садики и передавать друг другу вирус. Ну и соблюдение мер тоже работает плохо — как-то не совсем они соблюдаются, откровенно говоря. Я и сам маску не ношу, так как я сам переболел [коронавирусом], когда был там в больнице. Я не заразен, но если где-то пишут: «Без маски не входить», я из уважения маску надеваю.

Болезнь же новая, нет данных, как она себя ведет. Хотя есть данные, что антитела исчезают через три месяца, к примеру. Соответственно, можно предположить, что через три месяца человек снова может заболеть. Говорить уверенно, заболеет человек повторно или нет, сейчас еще рано — нужно минимум год-два, чтобы выяснить все про это заболевание.

[Нынешний рост заболеваемости] я бы второй волной не назвал. Все-таки коронавирус никуда не исчезал, чтобы была первая волна, потом штиль, а сейчас вторая волна — такого не было. Да, немного стихло, в том числе, и потому, что люди сели по домам, мало контактировали. Потом увидели, что [заболеваемость] снижается — начали контактировать между собой, и снова пошел рост. Это мои предположения.

Да, цифры [сейчас] какие-то высокие с виду — как весной, когда самый пик был. Но нет таких случаев, как весной, когда в реанимациях все было забито и так много умирали. Однозначно, свою роль играет и то, что тестируют намного больше, чем весной.

Плюс, мне кажется, люди болеют намного легче, чем весной. Какой-то иммунитет уже у населения есть. Соответственно, где много людей переболело — как, например, в Дагестане, в Москве — там и больше иммунитет. По законам вирусных заболеваний: чем больше людей заболевает, тем хронологически быстрее наступает вот этот общий популяционный иммунитет.

Насчет вакцины в общем я могу сказать, что как только появится нормальная вакцина, я привьюсь и рекомендую своим близким. Нашей российской вакциной я не буду прививаться — не в том смысле, что она плохая, а в том смысле, что она не прошла полностью все исследования, как положено. Это не исключает того, что хорошая. Просто неизвестно, насколько она безопасна, насколько она эффективна — тех данных, которые предоставил институт Гамалеи, недостаточно для того, чтобы ее массово прививать. Хотя вроде на нее уже стоит очередь, есть страны, которые хотят ее приобрести.

Дмитрий Пташников, заведующий отделением патологии позвоночника и костной онкологии НИИ травматологии и ортопедии имени Романа Вредена, Петербург

У нас сейчас обычные стационарные больные. Плановые операции делаем, просто ужесточен режим госпитализации пациентов — у нас же они сейчас не ковидные, а обычные стационарные больные. Все сдают тесты, все под жестким контролем, созданы буферные зоны и созданы, так скажем, палаты, в которых пациенты могут проводить до суток, пока не получат внутрибольничное подтверждение на ковид. Помимо того, что пациенты сами приезжают со своими анализами, мы еще берем у них свои собственные анализы, чтобы быть на 100% убежденными, что они ничем не инфицированы.

Глобальных проблем сейчас нет. Всплывают случаи — приходится действовать по ситуации. Либо, если больной был выявлен, пока он находился в изоляции, то выписывают больного, а того, кто был с ним в контакте — на карантин, если у него нет антител.

Алгоритмы сейчас созданы, вся логистика создана — в общем-то, все нормально. Плановые операции идут, но мы, к сожалению, вынуждены это делать на половине загрузки коечного фонда, потому что в соответствии с нынешними санитарными нормами по ковиду мы не можем держать полные палаты. В принципе, справляемся пока. Все логично, паники никакой нет, все в рабочем порядке решается.

Меня как врача, как гражданина беспокоит некоторая расслабленность наших жителей, которую мы видим повсеместно. Мы можем как угодно закручивать гайки в медицинских учреждениях, но если нет ответственности у граждан... Вы же видите, что происходит в транспорте, в помещениях — маски не носят, единицы соблюдают социальную дистанцию. Все считают, что все прошло и все прекрасно, но мне кажется, это немного преждевременно.

Какая-то должна проводиться работа по воспитанию сознания граждан по эпидемиологической ситуации. В торговом центре лифт: все понимают, что там больше четырех человек быть не должно, но всегда находятся люди, которые туда забиваются — четыре, еще четыре, наступают друг другу на ноги.

Во время госпитализации пытались некоторые [отказываться от мер предосторожности]. Мы их выписываем, потому что ситуация эта расценивается как нарушение режима, и лучше мы откажем одному в дисциплинарных целях от лечения, чтобы последующие поступающие пациенты понимали: бегать по институту не в рамках отделения не нужно. Приходится иногда к таким мерам прибегать, но мы находим понимание.

Зияутдин Увайсов, руководитель правозащитного проекта «Монитор пациента», Махачкала

Вторая волна как бы идет на спад сейчас. Я сам переболел, у нас на работе все работники сейчас [переболели]. В общем, один работник в Дагестане, один работник в Ингушетии и [один] в КБР заболели — они попали под [вторую] волну. Это началось с сентября, многие переболели в первую волну и потом во вторую тоже переболели.

[Сейчас] так не умирают, конечно: в первую волну у меня умерло шесть знакомых , во вторую, по-моему, один.

Чтобы [реанимации] переполнялись, не было. Одна больница заполнилась. У нас есть инфекционная больница, [весной] первую городскую больницу [в Махачкале] переделали под инфекционную, потом во всех больницах у нас открывали отделения [для больных коронавирусом], когда первая волна закончилась, везде [эти отделения] закрыли и оставили только первую городскую и инфекционную, а потом опять начали открывать отделения в других больницах. Ну тут до такого не дошло, как в первую волну, что там сто человек в очереди ждали госпитализации, то есть [ситуация] была управляемая, достаточно все более-менее организованно. Здесь же в первую волну переболело, наверное, 50% населения, очень-очень много.

У нас уже падает заболеваемость. Ну то есть эта официальная статистика заболеваемости живет какой-то своей самостоятельной жизнью. У нас в офисе практически все переболели, но ни один человек в эту статистику не попал. Ни у кого положительного [теста] на коронавирус нет, мы никто не сдавали тесты, и у большинства людей такая ситуация. Больных тестировать не нужно, это бесполезное занятие — не знаю зачем это делать, тратить деньги. Тестировать [нужно] здоровых, чтобы выявлять тех кто заразился, но еще признаки заболевания не появились. Ну опять-таки тест, он точного [ответа] не дает, явно переболевший — а у него тест отрицательный. Ну я точно знаю, что вот эта статистика к реальности имеет отдаленное отношение, больше надо смотреть на заполняемость больниц — это более точный критерий.

Андрей Коновал, председатель профсоюза медработников «Действие», Москва

В целом ситуация очень сложная. Неслучайно сейчас снова «сворачивают» плановую помощь, перепрофилируют больницы под ковидные госпитали. Плюс непростая история с мазками: по большому счету, врачи понимают — далеко не всегда они подтверждают вирус.

У нас в профсоюзе очень много сотрудников скорой помощи, ну а скоровики — они на острие находятся, именно через них проходит госпитализация в значительной степени. Поэтому мои наблюдения основываются на общении с ними, с профсоюзным активом.

Во многих регионах огромное количество вызовов, есть проблема с госпитализацией и очень большие проблемы с нехваткой медицинских кадров. Особенно тяжелая ситуация с участковой службой. Считается же, что нужно сместить акцент по работе с коронавирусом на амбулаторное звено, участковых терапевтов: не надо всех госпитализировать — иначе и коек не хватит. Но там тоже огромный недостаток кадров, он был еще до начала всей этой истории с коронавирусом. А представьте себе сейчас: если заболевает сотрудник, медицинское учреждение лишается не его одного. Потому что один сотрудник часто работает на полторы-две ставки, и зона его обслуживания в два раза больше, чем положено нормативами.

Летом была некая передышка, сейчас это все началось заново. Несколько лучше ситуация стала со средствами индивидуальной защиты — но они не дают полной гарантии от заражения. Нам звонят, рассказывают, что половина сотрудников на больничном. Достойной компенсации труда в этих крайне сложных условиях нет, бесконфликтно выплачивают «стимулирующие» только в красных зонах и спецбригадах. Но на скорой помощи отделить все подозрительные вызовы на ковид — то есть пневмонии, вирусы, ОРВИ — нереалистично. И все бригады, по сути, выполняют функции спецбригад тоже. Но в полном объеме стимулирующие выплаты в большинстве регионов — только спецбригадам и сотрудникам «красных зон». Всем остальным приходится с боем выбивать эти выплаты — но далеко не всегда успешно.

Ибрагим Евтемиров, ортопед-травматолог, Хасавюрт. Работает в провизорном отделении, куда поступают больные с ковидом

После первой волны мы возобновили свою работу, и меня пригласили месяц назад, [когда в Дагестане началась вторая волна].

Когда закончилась первая волна, люди все равно поступали, их было то больше, то меньше. [Новый рост начался] с тех пор, как начали с Севера сюда приезжать к родственникам — есть много [дагестанцев], живущих в Уренгое, Тюмени, Сургуте, и когда у нас тут все уже закончилось, у них только начиналось. А приезжают обычно по каким-то событиям, например, на свадьбы, на массовые мероприятия. Вот с этого и началось. Болели в основном приезжие или те, к кому приехали. Это происходило в течение лета, с конца июля-августа начался новый рост.

В июле у нас закрыли плановую неврологию, урологию, а в сентябре —детскую больницу, потому что поступлений было много, и начали туда класть [больных коронавирусом], но в конце сентября два отделения инфекции — взрослое и детское, которые были переведены под ковид еще с первой волны — вернули в обычный режим.

[Сейчас нет коллапса в больницах], потому что во время первой волны много людей переболело. Повторно болеющих, насколько я знаю, не было — может и были, но немного. В соседних регионах, мне кажется, еще легче, оттуда никаких новостей не поступает. Я переболел [еще в первую волну], лежал в больнице.

Весной все время было много больных одновременно, и мы не справлялись. Тяжелых было много. Сейчас как-то поступления растянулись во времени. В общем, процент болеющих не такой высокий и, соответственно, тяжелых меньше.

Вторая волна — она сама волнами: то много, то вообще не поступают, то снова начинают поступать, то в день пять-шесть человек, потом человек десять поступит, потом один-два.

В первую волну с каждым днем все больше и больше [больных поступало]: по пять человек, потом по десять, потом по двадцать. Потом большинство уже начали отсеивать, потому что некуда было класть.

Николай, врач-терапевт, Москва

Сейчас мы видим четкую тенденцию к росту количества заболевших. Я не знаю, стоит ли это называть «вторая волна». Вторая волна, не вторая волна, мне по барабану. Термин, мне кажется, здесь не имеет решающего значения. Решающее значение имеет суть.

Суть в том, что количество людей, которые заболевают ежедневно, и уровень того, насколько загружены медицинские организации, приближаются к своим пиковым числам на момент марта-апреля. Это значит, что снова разворачиваются дополнительные отделения в больницах, которые были выведены из логики работы с ковидом, для того, чтобы переваривать объем людей, которые снова заболевают.

Ряд докторов считает, что второй волны нет, потому что первая не заканчивалась. Ряд людей говорит: «У нас первая четко закончилась, то есть теперь вторая началась». Кому как больше нравится. Для меня это просто ожидаемая ветвь развития истории с коронавирусом, потому что понятно, что пандемия — это надолго. По мере того, как мы вводим ограничения, мы контролируем заболеваемость, отпускаем ограничения, люди опять начинают взаимодействовать — опять вся эта херня разлетается. В общем, с каким-то отсроченным эффектом будут снова расти случаи заболевших.

Есть вещи в жизни, когда надо мобилизироваться. Это тебе не нравится, но что-то ты должен делать. Постарайся не есть плохую еду на улице, в которой ты не уверен. Постарайся не заниматься сексом без контрацептива с неизвестным тебе партнером. Вот это одна из таких социальных штук в 2020 году — носи маску. Сегодня стоит принять, что неношение маски — это как секс без барьерных методов контрацепции. Ты просто становишься одним из пособников людей, которые маленечко усложняют задачу побороть этот вирус.

Мне кажется, было бы полезно, если бы людям простым языком объяснили, что происходит. Я был бы странным правителем страны, но я бы использовал матюки: «Ребят, вот сейчас такая ситуация, что то, что вы не носите маску и контактируете с другими людьми — это, я не знаю, как будто вы ходите и **** [членом] с триппером всем по губам водите. Вот такая аналогия. Потому что прямо по-другому вас никак не назвать».

Во-вторых, если мы говорим о том, что мы что-то хотим побороть, то давайте тогда бесплатно раздавать маски людям. Пусть они не стоят пять рублей, пусть они бесплатно раздаются! Мне кажется, людей надо информировать понятными словами и своим примером. Чтобы человек выходил и говорил: «Здравствуйте, я сегодня по телевизору выступаю в маске. Это неудобно, это глупо, это тупо, но вы должны видеть меня, я так делаю. И дети мои так делают, потому что такой путь сегодня, надо принять это. Делайте, пожалуйста, и вы так». Тогда, наверное, это будет работать, черт его знает.

Что сделать с медиками? Да ничего не делать, не мешать работать, наверное. Суть жизни медика заключается в том, чтобы максимально помочь. Я думаю, что все медики бы просто охренели, если бы правительство сказало: «Ребят, мы увидели, как все это происходит, мы поняли, какой это ад, поэтому мы выводим деятельность врачей из-под уголовной ответственности. Не бойтесь, вас не будут судить с лишением свободы».

То, насколько сильно мы с коллегами обсуждаем, что нас могут посадить за попытку кому-то помочь — это просто, ну… Если бы правительство это сделало, я думаю, люди бы такой преданностью ответили и самоотверженностью... Я думаю, что люди сказали бы: «Не надо нам даже зарплату платить, мы просто наконец-то пойдем без страха сесть в тюрьму помогать людям». Потому что сегодня мы помогаем людям со страхом сесть за это в тюрьму.

Я думаю, что мы ничего не могли с этим сделать. Мы русские люди, которые живут в очень плотном городе, в котором все нарушают социальную дистанцию во все времена. Все здороваются за руку, все целуются в щеки. Я думаю, что это просто естественное течение пандемии. Настоящей такой пандемии, о которой мы только читали. Пандемии текут два-три года — вернемся к испанке в начале XX века, которая выкосила полчеловечества. Она текла пять лет. Чума — то же самое. Они вот так и текут волнами. Поэтому пока люди не изменятся, пока они не поймут стоимость этих рукопожатий и объятий, это все не остановится. Ну или придумают эту вакцину, она покажет свою эффективность, всех вакцинируют.

Она [вакцина] находится в третьей фазе исследования. Набрали добровольцев, которые согласились ее себе уколоть, чем это для них обернется — я не знаю. Это смелые, самоотверженные люди, среди них много медиков. Какие будут последствия для них или для их детей, сказать сложно, но вакцина — это та история, которая нужна.

Редактор: Дмитрий Ткачев