Н‑слово. В России стали наказывать за посты об «Умном голосовании» — таких дел все больше «Кто посмеет оспаривать стряпню, приготовленную по велению Москвы?». Что надо знать о протестах в Ингушетии и судах над их участниками Приговор лидерам: от 7,5 до 9 лет заключения
«Слабонервным лучше не смотреть». Как власти отреагировали на пытки в саратовской тюремной больнице Деструктивная оппозиция. Как следователи ввели «антисектантскую» статью УК в политику «Государство впервые осознало, что если МЧС свои функции не выполняет, народ может заменить МЧС. А что будет дальше?». Пожарные‑добровольцы вспоминают лето 2010 года Неделя пожаров. День второй
6 часов пыток и 6 лет суда и следствия. В Северной Осетии десятерым полицейским выносят приговор по делу о смерти Владимира Цкаева «Для многих из‑за этого я теперь террорист». Дети и взрослые о публикации списка мурманских школьников, «склонных к нарушению дисциплины» Доктор ФСИН. Почему в России так плохо с тюремной медициной и можно ли это исправить Страсбург нашел у присяжных пристрастность. Что значит решение ЕСПЧ по делу Тихонова и Хасис Спецоперация «Москва». Справочник по уголовным делам о столичной акции 23 января «Неношение маски — это как секс без контрацепции». Врачи о второй волне коронавируса «Парни чеченской национальности попросили парней русской национальности не шуметь». Полицейского из Чечни судят за убийство карельского коллеги «Должна была цепляться за свой брак». Как Рамзан Кадыров разобрался в деле о гибели молодой чеченки «Вместе с коронавирусом бушует другая респираторная инфекция? Ну это бред». В Дагестане почти 700 человек умерли от пневмонии Изоляция с агрессором. Что происходит с жертвами домашнего насилия во время карантина «Ты бородатая марионетка, Рамзан, слышишь, да?». Оскорблявший Кадырова в инстаграме дагестанец и его знакомые поехали в Грозный — и пропали «Проще вменить неопределенный экстремизм». Следствие сочло участников протеста против изменения границ Ингушетии с Чечней экстремистским сообществом