«Мы сгибаемся и около часа поем гимн России». Как обращаются с украинцами в ростовском СИЗО‑1 За 2024 год в суды поступило 20 тысяч исков о признании людей пропавшими или погибшими. Их массово отправляют командиры воинских частей “They discovered him, beat him, and threw him in a cage”. Relatives of Russian fighters recount tales of a torture prison in a Donetsk suburb Marginalisation trumps integration. Russia’s State Duma pushes new anti‑migrant legislation amid pressure against rights activists “Granny, why am I in jail?” Tuberculosis‑stricken schoolboy jailed for 4.5 years in the Russian Far East on “terrorism” charges Конституционный суд запретил убивать неопасных бездомных животных. Но это пока не значит, что собак перестанут усыплять 12 лет за перевод 779 рублей. Как охранника торгового центра из Хабаровска осудили за госизмену из‑за доната в Украину Кураторы из ФСБ. Как российских художников допрашивали и обыскивали по делу Петра Верзилова о госизмене Запрет на переписку, арест адвокатов, перевод в Заполярье. Как Навального изолировали перед гибелью Собачий поезд. Как бурятские зоозащитники эвакуируют бездомных животных из региона, который первым легализовал их убийства «Все как в 40‑е, но фашисты теперь мы». Россияне отвечают стрит‑артом пропаганде войны “Break her spine.” The story of a Donetsk resident who was harassed after posting TikToks with Ukrainian songs, forced to fake apologies, and fined “Kids tell me Putin started a war.” Perm teacher speaks out after principal and 10 educators resign over visits from “special military operation” veterans “Remember this, you stupid cow: you are nothing and no one.” How a doctor was bullied into emigration after she refused to contribute money for a soldier’s nurse «Мешок на голову, шокер, все как обычно». Как Кыргызстан перестал быть безопасным местом для политических эмигрантов из России «Всей стране насрать на то, что происходит у нас». Бои, обстрелы и эвакуация в Шебекино — городе под Белгородом, прямо возле границы с Украиной Кто обитает на дне. В России сотни «профессиональных» доносчиков — «Медиазона» поговорила с несколькими из них Art and war. How a pacifist drawing made by a schoolgirl turned into a criminal case against her father «Я управляю тысячной армией… да, пусть осужденных». Суд назначил двум начальникам ИК‑9 в Карелии по 7 лет за пытки заключенных Преподали урок. За что семью пятиклассницы из Москвы, пропускавшей «Разговоры о важном», поставили на учет в полиции после доноса директора «Я в рабстве». Монолог военнослужащей, чей контракт закончился больше месяца назад, но которую все равно не отпускают со службы «Пятнадцать процентов своих отдавай, а остальным дадим бронь». Как военкоматы торгуются с предприятиями за работников, которых забирают на войну И зятю, и мужу, и сыну, и отцу, и живым, и мертвым. Мобилизация в Бурятии Sentenced to ten years, enlisted by Wagner PMC, perished in Ukraine. The story of a prisoner from Karelia Прослужил месяц и спрыгнул с моста. Что известно о матросе, чье тело второй день ищут в Петербурге Монологи силовиков. Суд оправдал публиковавшую рисунки вульв художницу Юлию Цветкову Три дня от контракта до смерти. История двух добровольцев, отправившихся воевать, чтобы вернуть семью «Леопардика разорвало на кусочки». Как в Украине из‑за войны погибают животные — и как их спасают Пропагандисты объявили россиянку «тещей Зеленского» и снимают видео о том, как «палачи Донбасса вьют гнезда в Подмосковье» От хулиганства до мошенничества. Тем, кто против войны в Украине, грозит уголовное преследование — разбираемся, по каким статьям «Всех сгною». Колонию в Кохме возглавил сотрудник ФСИН из Владимира, которого уже много лет обвиняют в пытках заключенных Горят жопы. Кого в России оскорбляют обнаженные фото «Фельдшер кричал мне: "Руслан, отдай вес, тебя посадят"». Как врачей заставили сообщать полиции о передозировках (раньше это было необязательно) «Там пожар, Саня». Два лесничих — из Подмосковья и Карелии — объясняют, в чем заключается их работа (и почему она гораздо сложнее, чем думают горожане) Неделя пожаров. Постскриптум
Были ли «коктейли»? Разбор иска прокуратуры о запрете ФБК и штабов Навального «Что вы сделали для того, чтобы вас родина любила?». Разговор учителя истории с чиновницами, которые уволили его за пикет в поддержку Навального «А что с ним случилось? Он упал». В смерти избитого во владимирской колонии заключенного обвинили фельдшера «Ты глаза закрой, расслабься — и все». Разговор инвалида по зрению с задержавшими его полицейскими «В приемном отделении была атмосфера, как после футбольного матча: все с перевязанными головами». Свидетельства пострадавших 23 января Россия для грустных контрабандистов. Девушке, заказавшей антидепрессант за границей, грозит принудительное лечение Плохой Навальный, святой Атаульф. Лекции про экстремизм в России читают отсидевший ультраправый и добровольные помощники Центра «Э» «Столкновения не помню, так как у меня были затуманены глаза и память». В Краснодаре следователи полгода не возбуждают дело о гибели велосипедиста, сбитого судьей на внедорожнике «Все постоянно плакали, но это нормальная реакция». Как врачи справляются с психологическим напряжением во время пандемии Как на подлодке. Почему два оборонных завода в Северодвинске стали очагами эпидемии коронавируса Как медики заражаются коронавирусом и погибают. Пример Петербурга «Весь мир живет в хаосе, смиритесь!». Сотни россиян застряли на пересадке в аэропорту Катара «Здесь животных нет». Начальник ИК‑9 в Петрозаводске, заключенные которой рассказали о пытках, провел экскурсию для журналистов И пожаловался в СК на «Медиазону» и «Настоящее время»