«Ты полностью в вакууме и под давлением». Петербуржца оштрафовали за то, что он не послушался полицейского с мегафоном и выкрикивал лозунги. Он глухой и почти не говорит

5 февраля Красносельский районный суд Петербурга рассмотрел дело 45-летнего дизайнера мебели Евгения Агафонова, задержанного во время митинга 31 января, и назначил ему штраф в пять тысяч рублей по статье об участии в несогласованной акции, которая создала помехи транспорту.

Среди материалов, поступивших в суд из полиции, был протокол об административном правонарушении. В нем говорилось, что Агафонов «в составе группы лиц» участвовал в несогласованной акции на Адмиралтейском проспекте: вместе с другими демонстрантами скандировал лозунги «Свободу Навальному», «Мы здесь власть», «Перемен!», «Путин — вор», «Долой царя» и «Свободу политзаключенным», при этом игнорируя требования полицейского, который «неоднократно, публично, доступно» и «с использованием звукоусиливающей аппаратуры» просил собравшихся прекратить акцию.

Агафонову назначили наказание ниже низшего предела — по предъявленной ему статье предусмотрен штраф от 10 до 20 тысяч рублей или 15 суток ареста. Суд принял во внимание, что петербуржец ранее не привлекался к ответственности и, согласно представленным им документам, имеет инвалидность III группы по слуху, а значит, лишен «возможности достоверно услышать требования сотрудников полиции о прекращении противоправных действий».

«Я глухой. То, что вы привели из энциклопедии про глухоту, очень точно описано, — объясняет Агафонов в переписке с "Медиазоной". — Я даже слуховой аппарат самый мощный не ношу, он не помогает разобрать речь — делает шум. Тут есть еще одна бяка при пандемии для всех [людей] с проблемами со слухом. Глухие и слабослышащие могут считать речь с губ — не полностью, отдельные слова. Я, например, если повезет, отдельные слова могу понять, но не всегда и не у всех. Ну вот при эпидемии у всех маски на лице, даже невозможно понять, что к тебе обращаются».

Из-за врожденной глухоты у Евгения проблемы и с речью — «местами люди не понимают, что говорю» — и с письмом: он путает буквы и пропускает слова. «Несмотря, на высшее [образование], русский язык точно не моя тема, и глухота дает [о себе] знать в правописании», — объясняет Агафонов.

Задержание

Дизайнер вспоминает, что в митинге 31 января он не участвовал, а о самой акции узнал, когда ехал на метро в букинистический магазин «Мир искусства» на Невском проспекте. Поскольку часть станций, включая и нужную Агафонову «Адмиралтейскую», в тот день перекрыли, он вышел на «Сенной» и дальше шел пешком. По дороге он зашел в общественный туалет на Сенатской площади, а когда вышел, оказался в толпе протестующих.

«ОМОН зачистил всех протестующих, им показалось этого мало, и [они] перешли на случайных людей. Ко мне подошли двое и взяли под руки, я успел предупредить, что глухой, но [это] вызвало только недолгое замешательство, — рассказывает Агафонов в переписке. — Перед автобусом обыскали, снова задали какие-то вопросы, которые не понял, попросил написать их письменно. Разумеется, не стали, погрузили к задержанным, там уже 27 задержанных было и четверо полицейских. Они были довольно вежливые. Затем нас повезли через улицы, там хаос был из протестующих и ОМОНа. По дороге нас бойцы ОМОНа остановили: им нужно в другую точку, всех, кто впереди сидели, грубо согнали, они доехали до своего места и выгрузились».

Задержанных доставили в 74-й отдел полиции на улице Доблести и разместили в актовом зале. Там Агафонов предъявил сотрудникам не только паспорт, но и пенсионное удостоверение о бессрочной инвалидности по слуху, объяснил, что глухой и нуждается в переводчике. Полицейские начали совещаться и куда-то звонить, но переводчика ему так и не предоставили.

«Сообщить, что задержали, успел супруге, она слабослышащая, и друзьям. Есть знакомый переводчик, но это старая женщина за семьдесят, мысли не было ее выдергивать при пандемии из дома. [Полицейские] занялись оформлением протоколов, пошел уже четвертый час, стал сотрудничать, но совсем не ориентировался в этих казенных бумагах, где написаны номера статей, про которые ничего не знаешь, — пишет Агафонов. — Общались жестами, мимикой и писали друг другу. [Полицейские] бумаги подсовывали на подпись потоком. Я понимал, что они пользуются ситуацией, но когда первый раз сюда попал и не слышишь, что говорят за соседними столами, ты полностью в вакууме и под давлением — почти невозможно принимать правильные решения».

Петербуржец помнит, что догадался написать, что не согласен с протоколом, а объяснительную за него переписывал полицейский: «Офицер бегал с этой моей бумагой к начальству, и его три раза заставляли устранять недоработки в пожарном порядке».

После полицейские сняли у задержанного отпечатки пальцев. Агафонов объясняет: он понимал, что это незаконно, но не смог вспомнить, как можно обосновать отказ от дактилоскопии.

«Ведут куда-то вниз, ничего не объяснив, думаю, выпускают, но приводят в обезьянник и в отдельную комнату с ним. Честно, растерялся, думал, посадят, хотя не должны. Требуют снять верхнюю одежду и закатать рукава к локтям, как проверка на уколы в вены. И тут стали готовить ролик с краской. Они, конечно, воспользовались растерянностью, откатали и сняли, — пишет Евгений. — И отпустили. Мне показалось, что они других задержанных не выпускали за отказ сдавать пальчики — по сути, заложники. Про пальцы сильно пожалел, но поздно».

Дизайнер вышел из отдела примерно через девять часов после задержания с обязательством о явке в суд. По его словам, заседание хотели назначить на следующий день, но ему удалось убедить перенести его на 5 февраля, чтобы успеть найти сурдопереводчика и адвоката.

Суд

«В ожидании суда успел почитать заметку про еще одного глухого, задержанного там же, как его вертели в суде без переводчика. Понял, что со мной будет или так же, или еще хуже. Развил деятельность, нашел и переводчика, и адвоката. Про адвоката говорили, [что] он не нужен при административке, но [я уже] был в теме, прочитал все, что происходит с задержанными», — пишет Агафонов.

На заседании 5 февраля, когда Агафонову назначили штраф, защита настаивала: полицейские вписали в протокол, что задержанному разъяснены его права, хотя это по очевидной причине невозможно. Но судья даже не стала прислушиваться к этому доводу, говорит адвокат «Апологии протеста» Сергей Локтев, представляющий интересы дизайнера.

«В протоколе об административном правонарушении и в других документах, которые представили сотрудники, сказано, что ему якобы разъяснялись права. То есть там стоит графа, что права, предусмотренные статьей 51 Конституции и статьей 25.1 Кодекса об административных правонарушениях "мне разъяснены и понятны". Однако же тексты самих статей в этом протоколе не приведены, он прочитать их в этом протоколе не мог, соответственно, положение этих статей сотрудники должны рассказать задержанному. Естественно, они объяснить ему это не могли», — рассуждает адвокат Локтев.

По словам защитника, он ходатайствовал о вызове в суд сотрудников полиции, которые через громкоговорители предлагали протестующим разойтись, задерживали Агафонова и составляли протоколы, но суд эту просьбу отклонил.

«Есть рапорт, что требования доводились до участвующий лиц, в том числе Агафонова, с использованием звукоусиливающей аппаратуры. Он их не выполнил, несмотря на то, что на прекращение у участников было десять минут. Как минимум, это цинизм: "Мы глухому говорили прекрати или мы тебя арестуем, а он, сволочь такая, не услышал, и мы его за это арестовали". Это театр абсурда», — возмущается Локтев.

Согласно постановлению суда, единственное доказательство вины Евгения — это рапорты полицейских, отмечает адвокат. «Я так понимаю, расчет был на то, что не явится [в суд] и без его участия вынесут решение», — полагает защитник.

Сам Агафонов говорит, что и не надеялся «выиграть даже со своим трешем», поскольку суд «обслуживает полицию» и беспристрастности от судей ждать не приходится.

Локтев называет постановление Красносельского районного суда незаконным и нарушающим фундаментальные права человека; защитник обжалует его в Петербургском городском суде.

«Я наивно полагал — 70 на 30 — что у нас будет постановление о прекращении административного производства ввиду отсутствия события правонарушения и ввиду того, что тот административный материал, который был составлен, не может использоваться в качестве доказательства. Если не будет отмены [решения в городском суде], мы уходим в ЕСПЧ, — обещает Локтев. — Безобразное дело, которое показывает всю проблематику российского правосудия. У нас пачками заводят эти административные дела. Они типовые, там стоят прочерки под фамилию, имя, отчество, дату рождения, место жительства и задержания и объяснение, остальное все один в один. То есть сотрудники пачками штампуют эти протоколы, пачками отвозят их в суд, [а суды] пачками штампуют постановления».

Словно в подтверждение слов адвоката, в постановлении суда вместо Евгения Агафонова дважды упомянут некто Макеев Р.В. «Оценивая приведенные доказательства, суд полагает, что они являются относимыми, допустимыми, а в целом достаточными для признания Макеева Р.В. виновным в совершении административного правонарушения», — гласит документ, скрепленный подписью судьи Юлии Ушановой.

Редактор: Дмитрий Ткачев