20 мая 2014 года Московский окружной военный суд на основании вердикта присяжных признал виновными в мошенничестве и создании преступного сообщества 11 человек — сотрудников отдела по борьбе с экономическими преступлениями (ОБЭП) УВД подмосковных Люберец, двоих офицеров ФСБ, нескольких бизнесменов и одного бывшего милиционера.

Несмотря на тяжесть обвинений и яркий состав подсудимых, пресса не обратила особого внимания на процесс.

По версии следствия, в 2010-2011 годах обвиняемые дважды нелегально продавали товар, изъятый у коммерсантов под предлогом подозрений в контрабанде, и заработали на этом несколько миллионов рублей. Еще один эпизод касался покушения на хищение, которое не состоялось, поскольку в тот раз у владельца были документы, подтверждающие, что товар ввезен в Россию легально.

Вину из всех обвиняемых признали только бывший сотрудник МВД Алексей Канаев и его знакомый предприниматель Виктор Шуклин. Оба получили условные сроки — восемь и шесть с половиной лет соответственно — и это несмотря на то, что Канаев, по версии обвинения, организовал преступное сообщество и руководил им. Подсудимые, отрицавшие вину, получили реальные сроки от пяти до 15 лет колонии. Максимальное наказание суд назначил сотруднику ОБЭП Максиму Субботину, хотя он фигурировал не во всех эпизодах дела. В апелляции срок ему снизили на полгода. 13 лет дали сотруднику территориального отдела ФСБ Александру Кулагину, вместе с которым Субботин выявлял контрабанду.

Присяжные пишут в АП

После оглашения приговора трое присяжных обратились с жалобами в администрацию президента. Летом 2014 года заседатели Павел Соин и Сергей Беспалов рассказали, что судья Михаил Кудашкин, который вел процесс, регулярно вызывал к себе старшину коллегии Наталью Иконникову. После этих бесед она обсуждала с остальными присяжными вопрос виновности подсудимых, пытаясь выяснить мнение каждого.

«В ходе этих бесед старшина убеждала всех, что подсудимые однозначно виновны в совершении инкриминируемых преступлений и должны сидеть в тюрьме, — говорится в жалобе Соина и Беспалова. — Она буквально настраивала каждого из присяжных против подсудимых, заявляя, что им все равно не удастся избежать наказания».

Из-за похожих разговоров была исключена присяжная на процессе по делу об убийстве политика Бориса Немцова, но здесь недовольство заседателей поведением старшины обернулось против них самих. Сначала из коллегии вывели Ирину Ким, которая опоздала на заседание из-за неожиданного визита полицейских. Затем судья вызвал к себе присяжную Зою Золовкину и «потребовал от нее неукоснительно выполнять все указания старшины». Вскоре Золовкину удалили — вместе с Сергеем Беспаловым и тоже за опоздание: перед заседанием под предлогом проверки на наркотики их задержали полицейские. В обоих случаях помощник судьи не отвечала на звонки присяжных, которые пытались предупредить об опоздании, хотя раньше до нее всегда можно было дозвониться.

Согласно жалобе в АП, присяжные дважды ставили перед судьей вопрос о замене старшины, но получили отказ.

«По нашему мнению, суд был лишен возможности услышать объективное мнение всех изначально участвовавших в деле присяжных заседателей, поскольку трое из них (кстати, имевших противоположную точку зрения) были попросту выведены из процесса, а остальное большинство, если они сомневались, то были четко переубеждены старшиной», — подчеркивают авторы обращения.

Они также сомневались в виновности подсудимых: «Мы <...> имели возможность наблюдать за ходом слушания и считаем, что не все исследованные доказательства были объективными, некоторые, на наш взгляд, вовсе не имели отношения к делу, а виновность и причастность отдельных подсудимых к совершению преступлений, как нам кажется, слишком преувеличена и очень сомнительна».

Зоя Золовкина описала ход процесса в отдельной жалобе, направленной вслед письму Соина и Беспалова в АП; копию обращения она отослала Генпрокуратуру. «У меня сложилось стойкое впечатление, что к нам умышленно применили противозаконные действия в виду нашей неподатливости и стойкости в позиции», — делала вывод присяжная.

Фото: Игорь Зарембо / РИА «Новости»

Что увидели присяжные на процессе

Ирина Ким вспоминает, что в начале процесса обвинение уступало стороне защиты: «Было видно, что надо будет постараться прокурору, чтобы склонить людей на свою сторону. Когда увидели, что люди симпатизируют подсудимым и понимают, что виновность их сомнительна, после этого все стало намного жестче. Нас постоянно удаляли — это процессуальные моменты, это вы не должны слышать».

Павел Соин, который оставался в коллегии вплоть до вынесения вердикта, считает, что в действиях подсудимых экс-милиционеров не было состава уголовного преступления: «Я увидел, [что] по большей части это чисто административные нарушения, в плане оформления всех этих вещей, максимум служебное несоответствие сотрудников. ОПГ я там не увидел. Я не видел большой серьезной доказательной базы. То что представлено, спорное». В то же время у заседателя сложилось мнение, что предприниматели, обвинявшиеся по тому же делу, действительно причастны к хищениям.

Присяжных Галину Сергееву (имя изменено по ее просьбе) и Зою Золовкину доказательства обвинения тоже не убедили. Последняя отмечает, что судья предвзято относился к стороне защиты и часто не давал высказаться подсудимым.

«Я вам скажу как профессионал — я вообще профессиональный ревизор — у них были административные нарушения, их можно было уволить, наложить административное взыскание, но то, что было на суде, там не было уголовного преступления», — говорит Сергеева, которая до выхода на пенсию работала в финансовой сфере. Вину бизнесменов она считает также недоказанной.

Присяжные пришли к выводу, что в документации потерпевших компаний, которые настаивали на незаконности изъятия их товара, были нарушения. В качестве свидетеля по одному из эпизодов допрашивали новенькую бухгалтера, которая только устроилась в компанию, признанную потерпевшей; она не дала внятных ответов, а сотрудника, которого она сменила на должности, в суд не вызвали. «Этот момент очень настораживает, потому что складывается ощущение, что пытаются скрыть что-то уже истцы», — рассуждает Соин. Ким и Сергеевой сомнительными кажутся показания и других свидетелей.

В то же время присяжная Ирина Козлова заключила, что вина подсудимых доказана, хотя коллегию и не ознакомили со всеми материалами дела. «Понимаете, мы должны по своему убеждению и опыту жизни об этом заявить, а не из-за того, что там… Если бы мы читали 100 томов или сколько, я не помню, мы бы просто физически не смогли все это охватить, — говорит Козлова. — У предпринимателей воровали, миллионные потери они несли. Куда-то же деньги делись? Это же не просто так. Я думаю, что правильное обвинение».

Присяжная Елена Кулькова также склоняется к версии обвинения: «Мое мнение по этому процессу, что люди действительно превысили свои полномочия. Я бы не сказала, что это халатность. Думаю, что умысел был».

Еще двое присяжных, до которых удалось дозвониться «Медиазоне», не захотели говорить с журналистами.

Вызов к судье и «мягкая накачка»

Старшина Наталья Иконникова открыто делилась с заседателями мнением о подсудимых и убеждала остальных в их виновности, вспоминает присяжная Галина Сергеева. «Она постоянно говорила, [что они виновны], и постоянно убеждала всех сомневающихся, что им больше пяти лет не дадут, вот они уже три года посидели под следствием и еще пару лет посидят», — вспоминает она.

«Она пыталась меня как-то припугнуть. "Надо их посадить, мол, туда-сюда, они преступники". Я говорю: "Меня не надо убеждать"», — добавляет Сергеева.

Впрочем, не только старшина, но и многие присяжные открыто высказывали свое мнение об уголовном деле — хотя в начале процесса их предупреждали, что это нарушение.

Четверо опрошенных «Медиазоной» присяжных рассказали, что Иконникову регулярно вызывал к себе судья. Что они обсуждали, неизвестно.

«Явно после каждого посещения [судьи или его помощника] начиналась мягкая накачка или навязывание мнения, что подсудимые все плохие», — отмечает Соин. Он также подметил, что на заседаниях старшина общалась с прокурором — перебрасывалась фразами, смеялась.

Еще один присяжный, который участвовал в обсуждении вердикта, Андрей Березин не стал комментировать поведение старшины: «Давление старшины присяжных — это тайна комнаты присяжных заседателей». На вопрос о давлении или угрозах он отвечает, что за время работы в коллегии не сталкивался с подобным. Об этом же говорят Кулькова и Козлова.

Здание Московского окружного военного суда. Фото: Дмитрий Лекай / «Коммерсант»

«У нас бы было большинство»

Ирина Ким оставалась в коллегии почти весь процесс, но за полтора месяца до вынесения вердикта 4 марта 2014 года ее вывели из числа присяжных. Поводом для этого стало опоздание. Когда Ким собиралась в суд, домой к ней явился участковый в сопровождении нескольких сотрудников ФСКН.

Ким сразу принялась звонить помощнику судьи, чтобы предупредить о возможном опоздании, но та не поднимала трубку.

«Они приехали с каким-то постановлением, в котором было написано, что мой сын в чем-то участвовал», — рассказывает присяжная. Сфотографировать документ ей не дали. Силовики до двух часов дня осматривали квартиру, а потом доставили Ким в отдел ФСКН, где она подписала бумаги об осмотре. С тех пор ни с ней, ни с ее сыном по этому поводу не связывались.

Только после заседания Ким дозвонилась до секретаря. «Она мне сказала: "Да, все, вы удалены". Я говорила, что я же звонила, у меня есть уважительная причина, я же могу взять бумаги, что у меня проходила проверка — нет, это никого не интересовало», — рассказывает экс-присяжная.

Затем из коллегии исключили еще двоих — Золовкину и Беспалова. Они тоже критически относились к версии обвинения. Их задержали за три дня до вынесения вердикта, 20 апреля. «Мы не успели выйти из гостиницы, как нас остановила группа полицейских. Мы предупредили, что мы присяжные, мы не можем опаздывать. На что они нам ответили: "Была дана команда задержать вас"», — рассказывает Золовкина. Присяжных отвезли в отдел полиции и отпустили только после того, как заседание уже началось. Предупредить о своем опоздании они не смогли — как и Ким, не дозвонились до помощника.

Ким и Соин в беседе с «Медиазоной» отмечали, что Золовкина, более 20 лет проработавшая директором школы, имела авторитет в коллегии и убедительно оппонировала старшине.

Сама Золовкина рассказывает, что за три недели до удаления ее вызвал судья Кудашкин и отчитал за несогласие со старшиной. «Он начал меня укорять. Я говорю: "Я не даю возможности этой женщине устроить в комнате присяжных скандал, а Иконникова так и хочет рассорить всех". — "А кто вы такая?". Я говорю: "Ну, по крайней мере меня избрали в присяжные заседатели — значит, я могу за себя постоять. И я не позволю никому, чтобы на меня в данный момент повышали голос. Никто не имеет права на это. И если вы еще раз меня вызовете, я буду жаловаться". Им это, естественно, не понравилось. Особенно Кудашкину».

Ким, Соин и Сергеева предполагают, что вердикт мог бы оказаться иным, если бы не удаления присяжных под конец процесса. «У нас получалась почти половина на половину. Если бы Зоя [Золовкина] не вылетела, у них ничего не получилось бы, у нас бы было большинство», — уверена Сергеева, участвовавшая в обсуждении вердикта.

Присяжные говорят, что после этих случаев в коллегии установилась напряженная атмосфера, и заседатели стали замкнутыми. «Однажды старшина высказывалась, кому-то угрожала: "Смотрите, чтобы так же не произошло, как с Ким". Высказывание одно было», — добавляет Соин.

Перебор

23 апреля присяжные ушли в совещательную комнату и спустя несколько часов вернулись в зал суда с вердиктом. Всех подсудимых они признали виновными и заслуживающими снисхождения — кроме Канаева, оперативника ОБЭП Субботина и сотрудника ФСБ Кулагина.

Галина Сергеева считает, что вопросы, поставленные перед коллегией, были сформулированы так, что понять их мог только человек, профессионально связанный с финансами или юриспруденцией. В итоге даже сомневавшиеся в версии обвинения присяжные проголосовали в его пользу.

«Там был грамотный парень, закончил он, по-моему, Бауманское, а когда итог объявили, он был в ужасе. Потому что он отвечает на вопрос: "Был там этот или не был?" — ты отвечаешь, что был, а что в итоге получится, [не понимаешь], — объясняет Сергеевва. — Только профессионал мог понять, что это ловушки».

Как рассказывает Соин, после удаления оставшийся в зале как запасной заседатель, во время обсуждения вердикта старшина выходила из совещательной комнаты узнать у пристава, возможно ли удалить двух несогласных присяжных — хотя присяжные, если у них возникают вопросы, должны выходить в зал к судье только в присутствии сторон процесса.

«Я находился в зале суда, когда старшина во время голосования вышла в зал суда из комнаты присяжных, позвала пристава, и [они] начали обсуждать, что ее не устраивают два человека и "можем ли мы их как-то исключить", — говорит Соин. — Ей сказали — вы можете исключить, но получится, что у вас нехватка [присяжных] и решение вы принять не сможете».

Сергеева называет ощущение, которое осталось у членов коллегии после голосования, «гадким». Несколько присяжных были затем удивлены приговором.

«Я не очень рад тому, как были составлены вопросы, — говорит Андрей Березин, участвовавший в обсуждении. — Мое личное мнение — вина по конкретным эпизодам доказана, но то, что было преступное сообщество, это перебор».

«Вердикт немного меня шокировал, я думала что он будет мягче. Максимальные сроки для осужденных меня шокировали», — говорит Кулькова, тоже остававшаяся в коллегии до вердикта.

Пятеро присяжных решили обратиться с жалобой в администрацию президента, однако когда дошло до подачи обращения, свои подписи под ним поставили лишь Соин и Беспалов. Зоя Золовкина не смогла приехать в Москву и направила свою жалобу отдельно.

Позже с Соиным связался следователь, проводивший проверку по обращению; присяжный посоветовал ему позвонить Беспалову, у которого сохранились документы о задержании. Поговорил ли следователь с удаленным присяжным, неизвестно. «Медиазона» не смогла дозвониться до Беспалова, а на сообщения «ВКонтакте» он не стал отвечать, хотя и прочитал их.

Олег Феоктистов. Фото: crimerussia.com

«Похоже на дело Сугробова»

Осужденный Максим Субботин по-прежнему настаивает на своей невиновности. По мнению экс-милиционера, к его уголовному преследованию может быть причастен бывший первый замглавы управления собственной безопасности ФСБ Олег Феоктистов; впрочем, привести «Медиазоне» аргументы в пользу такой версии Субботин не смог. Он подчеркивает, что добросовестно выполнял свою работу и боролся с контрабандой. Другие осужденные милиционеры признавали, что допускали нарушения при оформлении материалов, но также отрицали свое участие в ОПС и хищениях.

Олег Феоктистов фигурирует в нескольких громких делах против силовиков.

В 2009 году его имя связывали с делом генерал-лейтенанта ФСКН Александра Бульбова, которого обвиняли в организации несанкционированной прослушки. Бульбов говорил, что это месть за его работу по расследованию контрабанды мебели для торгового центра «Три кита» и нелегальных поставках ширпотреба из Китая, поступавших на склад военной части № 54729 Управления материально-технического обеспечения ФСБ.

Позже Феоктистов упоминался в связи с делом о контрабанде на Кубани, по которому был арестован генерал МВД Виктор Сюсюра. В 2011 году при освобождении из СИЗО он назвал высокопоставленного чекиста в числе причастных к его аресту. В январе 2012-го СК прекратил дело в отношении Сюсюры и еще 11 фигурантов, поскольку статья «контрабанда» (статья 188 УК) была декриминализована.В январе 2012-го СК прекратил дело в отношении Сюсюры и еще 11 фигурантов, поскольку статья «контрабанда» (статья 188 УК) была декриминализована.

Феоктистова называют инициатором дела генерала Дениса Сугробова, возглавлявшего Главное управление экономической безопасности и противодействия коррупции МВД, и 11 его подчиненных, которые разрабатывали замначальника 6-й службы УСБ ФСБ Игоря Демина. По данным «Новой газеты», у Феоктистова и Сугробова был «затяжной конфликт» из-за отказа последнего наладить «деловые отношения» с главой ДЭБ МВД Андреем Хоревым.

Сугробова и его подчиненных обвинили в провокации взятки (статья 304 УК), превышении должностных полномочий (статья 286 УК) и создании ОПС (статья 210 УК). Во время следствия заместитель Сугробова Борис Колесников выпал из окна здания СК.

В апреле 2017-го Мосгорсуд приговорил Сугробова, отрицавшего свою вину, к 22 годам колонии, а его бывших подчиненных к срокам от четырех с половиной до 20 лет. В декабре Верховный суд снизил срок Сугробову до 12 лет; большинству других фигурантов дела сроки сократили также примерно вдвое. Еще двое его подчиненных заключили сделку со следствием и получили до пяти с половиной лет.

Максим Субботин убежден, что его и других фигурантов «люберецкого дела» разрабатывали те же сотрудники ФСБ, что и Сугробова с подчиненными.

«Это дело очень похоже на дело Сугробова. Тот же самый инициатор — небезызвестный теперь генерал ФСБ Феоктистов. То же противостояние спецслужб, — говорит адвокат Субботина Евгений Смирнов из "Команды 29". — Мой подзащитный полагает, что дело курировал лично Феоктистов, он оказывал непосредственно давление на суд и все следствие по делу».

Сам Субботин через защитника передал «Медиазоне» рассказ о событиях, предшествовавших возбуждению дела против него и его коллег: по мнению экс-милиционера, реальной причиной его проблем стало задержание товара компании «Веллер-Текстиль» в феврале 2011 года. Владелец фирмы, предполагает Субботин, имел связи в ФСБ; при этом документов, подтверждающих, что товар был ввезен в Россию легально, потерпевшие так и не смогли предоставить, подчеркивает он.

Законность дела ставит под вопрос и более ранний эпизод, относящийся к октябрю 2010 года, считает экс-милиционер. Его коллеги тогда задержали фуры с предположительно контрабандным текстилем и направили материалы в СК, однако следователь Максим Трофимов вынес отказное постановление и возбудил дело о хищении товара, которое позже стало одним из эпизодов в деле люберецких милиционеров. Через два года самого Трофимова осудили за взятку — суд счел доказанным, что владельцы конфискованного товара заплатили ему за то, что он подменил документы проверки, скрыл улики и возбудил дело о хищении. Однако эпизод с фурой так и не исключили из дела обэповцев, а хозяева контрабандного текстиля снова стали потерпевшими — несмотря на то что СК выделил в отдельное производство в их отношении материалы по признакам дачи взятки, приготовления к мошенничеству и использования поддельных документов. О судьбе этих материалов на сегодня ничего неизвестно.

По мнению адвоката Смирнова, в «люберецком деле» много процессуальных нарушений, позволяющих отправить его на пересмотр. Например, на одном из заседаний у подсудимого Владимира Костюка не было адвоката — защитника срочно госпитализировали, а замену ему искать не стали. Самого Субботина удалили с прений и последнего слова, не дав ему выступить перед присяжными.

«Очень много процессуальных поводов для отмены решения. Мы требуем отменить приговор и отправить дело на новое рассмотрение. Были грубейшие нарушения со стороны суда — и отвод адвокатов, и удаления нынешнего моего подзащитного Субботина. Фактически он был лишен возможности защищать себя. Очень непонятная квалификация, откуда появилась 210-я статья», — говорит Смирнов.

Защитники Евгений Смирнов и Иван Павлов, также из «Команды 29», собираются подать надзорную жалобу на приговор в Верховный суд, а в Европейский суд по правам человека уже поданы жалобы на условия содержания в СИЗО (статья 3 Европейской конвенции по правам человека) и нарушение права на справедливое судебное разбирательство (статья 6 Конвенции).