Об уголовном деле против Евгении Беркович и Светланы Петрийчук стало известно ранним утром 4 мая — когда в Петербурге к Елене Эфрос и Нине Катерли, матери и бабушке театральной режиссерки и участницы «Седьмой студии» Евгении Беркович, пришли с обыском.
Саму Евгению Беркович задержали в Москве и увезли на допрос. Написавшую пьесу Светлану Петрийчук в тот же день задержали в московском аэропорту «Внуково».
На следующий день адвокаты рассказали, что дело возбудили еще 10 апреля, а экспертизу по делу об оправдании терроризма из-за пьесы «Финист Ясный Сокол» проводил Роман Силантьев, который называет себя создателем «деструктологии».
В спектакле «Финист Ясный Сокол» рассказывается о женщинах из России, которые решили выйти замуж за исламистов и отправиться к ним в Сирию. В прошлом году «Финист Ясный Сокол» победил в двух номинациях на премии «Золотая маска» — за работу драматурга и за лучшие костюмы. Художница по костюмам Ксения Сорокина передала свою награду петербургской художнице Саше Скочиленко, которая с апреля 2022 года находится в СИЗО по делу о военных «фейках».
5 мая в Замоскворецком районном суде Москвы Евгения Беркович рассказала, что воспитывает двух приемных дочерей с тяжелыми заболеваниями. Адвокат Светланы Петрийчук Сергей Бадамшин отметил, что «спектакль помимо театральной общественности понравился и структурами ФСИН России». На официальном сайте УФСИН по Томской области действительно сохранился комплиментарный отзыв о постановке.
Тем не менее судья Замоскворецкого суда Наталья Чепрасова отправила Евгению Беркович и Светлану Петрийчук в СИЗО. Они обе не признали вину.
Апелляция Беркович рассматривается в маленьком зале Мосгорсуда, внутрь смогли попасть только десять человек — пятеро журналистов и пятеро близких Евгении.
«Я прошу прощения, у меня нет звука», — громко говорит Беркович. Через несколько минут ей включают звук, и она теперь слышит, что происходит в зале суда.
В зале для трансляции несколько десятков человек. Интересы Беркович теперь представляют три адвоката: Юлия Трегубова, Ксения Карпинская и новая защитница Елена Орешникова.
Адвокат Ксения Карпинская просит суд приобщить заключение «деструктологической экспертизы» целиком, а не в кратком изложении, как оно сейчас в материалах дела. Также она просит приложить характеристику из благотворительного фонда помощи сиротам о состоянии двух приемных детей Беркович.
В характеристике из благовторительного фонда сказано, что обе девочки до Беркович уже были в двух семьях, но сейчас наконец «привязанность случилась». Если Беркович рядом с ними не будет, это может травмировать детей.
Карпинская хочет допросить главу фонда Елену Альшанскую, которая также пришла в суд.
Адвокат Карпинская также говорит, что 5 мая 2023 года автор «деструктологической экспертизы» сам высказался об этом уголовном деле и назвал ее подзащитную «еврейкой», которая «активно за ваххабитов выступает».
Защитница также просит приобщить публикации в СМИ о том, что после таких публикаций уже высказывания самого Силантьева просили проверить на экстремизм.
Так, например, российский еврейский конгресс (РЕК) направил жалобу председателю СК Александру Бастрыкину с просьбой проверить на разжигание межнациональной розни публикацию с этим комментарием Силантьева.
Прокурор не возражает против приобщения характеристик и допроса свидетелей, но она не хочет, чтобы приобщали высказывания Силантьева и экспертизу уже его слов.
Судья Ирина Сысоева сходу соглашается с прокурором: приобщает характеризующие материалы, решает допросить Ольшанскую, но игнорирует слова «деструктолога» Силантьева про евреев.
Судья начинает зачитывать материалы дела. В своей жалобе на арест Беркович ее защитницы называют решение незаконным и необоснованным, так как их подзащитная обвиняется в ненасильственном преступлением и единственным доказательством обвинения стала «деструктологическая» экспертиза.
Они просят избрать Беркович меру пресечения без заключения под стражу.
В жалобе адвоката Юлии Трегубовой отдельно повторяется довод, что Беркович не может больше «заниматься преступной деятельностью», так как спектакль «Финист — Ясный сокол» давно нигде не ставится.
Трегубова считает, что «суд формально подошел» к избранию меры пресечения, обратив внимание лишь на тяжесть предъявленной статьи УК.
Адвокат Ксения Карпинская, выступая, вновь возвращается к «деструктологической» экспертизе и напоминает, что при выборе меры пресечения должна быть проверена обоснованность подозрений. «Никакого события преступления не было, так как постановка никакого спектакля не может являться преступлением», — говорит Карпинская.
С момента возбуждения дела 10 апреля 2023 года следствие, по словам Карпинской, не сделало ничего, только заказало «экспертизу» и допросило двух свидетелей, а также саму Беркович и вторую обвиняемую Светлану Петрийчук.
Вопрос о наличии «идеологий или субкультур» в спектакле был поставлен перед экспертами уже после возбуждения дела по статье об оправдании терроризма, продолжает адвокат. То есть, поясняет Карпинская, уже после возбуждения дела следователь «вдруг решил выяснить, а что же это было».
Единственным символом ИГИЛ в спектакле эксперты назвали поднятый вверх указательный палец. Карпинская рассказывает, что на картине Леонардо Да Винчи «Иоанн Креститель» тоже палец поднят вверх, но ее террористической никто не признает.
Более того, следователь Полищук сам в своих материалах пишет, что не смог найти сразу нужного ему эксперта, поэтому поручил заключение представителям Московского государственного лингвистического университета. Карпинская повторяет свой довод, что постановление правительства позволяет использовать экспертизу лишь в аккредитованных учреждениях. МГЛУ таким не является.
Главный эксерт следствия Роман Силантьев — географ, но почему-то он представлен как религиовед. Никаких подтверждений его специальных познаний в данной области в деле нет. У двух других эксперток также указан стаж работы, но не профильное образование.
Карпинская возвращается к нормам УПК, которые требуют подробного указания всех деталей экспертного заключения и условий проведения экспертизы, а в материалах следствия ничего этого нет.
Формально экспертиза занимает 125 листов, из которых 89 — сама пьеса Беркович. Помимо этого там приложено описание ролика, где женщина разрезает, как считают эксперты, символическую плоть животного. Карпинская говорит, что никакого животного в этом ролике не увидела, то есть эксперты искажают картину.
Защитница подробно останавливается на описании каждого тезиса из «экспертизы», изредка делая ремарки вроде: «Вот вражда. У [эксперта обвинения] Силантьева явно враждебность ко всему чуждому».
Далее в экспертизе перечисляется использованная литература, первый пункт которой — собственный труд Силантьева «Деструктология. Как быстро и надежно лишиться денег и здоровья. 10 шагов к успеху».
Название вызывает смешки в зале.
После этого Карпинская возмущенно зачитывает выдержку из экспертизы, где авторы приравнивают радикальный феминизм к радикальному исламу. «А где анализ?» — периодически задается вопросом адвокат, имея в виду, что выводы экспертов в заключении ничем логически не обоснованы.
«Извините, уважаемый суд, это просто бред сумасшедшего», — не выдерживает Карпинская после очередной цитаты из экспертизы.
Последний вопрос, поставленный перед экспертами, — есть ли в спектакле признаки оправдания терроризма. Эксперты отвечают на вопрос утвердительно без дополнительных пояснений.
В результате суд отправил Беркович под арест только на основании того, что та поставила спектакль. Карпинская говорит, что, согласно закону, экспертом может быть только тот, чьи выводы можно проверить, а выводы Силантьева проверить нельзя, так как других «деструктологов» помимо него не существует.
Сама Евгения Беркович первым делом повторяет, что не считает себя виновной, так как не считает, что вообще было какое-то преступление. «К чему я причастна и совершенно этого не отрицаю — к постановке спектакля. Это никакое не преступление», — говорит она.
Беркович говорит о главной идее своего спектакля: «Терорризм — это страшное зло и любой живущий в России в XXI веке это знает. Десятки женщин, если не сотни, становятся соучастницами этого зла, об этом очень мало говорят».
По словам обвиняемой, она пыталась сделать так, чтобы люди лучше поняли суть проблемы. Она говорит, что спектакль — «это не плакат на стене, не методичка, не учебник, это произведение искусства».
Иначе, как объясняет Беркович, спектакли надо было бы упрощать до однозначных фраз и приводит пример: «Здравствуйте, дети. Баба-Яга плохая. Сказочке конец, кто слушал молодец. Спасибо».
Еще один пример Беркович — роман Достоевского «Преступление и наказание». В нем автор не написал просто одним предложением, что Раскольников — убийца, а расписал всю историю на 600 страниц.
Спекталь «Финист Ясный Сокол» создавался два года, за это время в процессе участвовали сотни людей «от последнего костюмера и заканчивая, прошу меня простить, чиновниками Министерства культуры РФ». «Неужели вы думаете, что Минкульт в 2019 году хотя бы рубль даст на пропаганду терроризма?» — задает риторический вопрос Беркович.
За все время, по ее словам, ни один из сотен зрителей или экспертов и критиков не заподозрил никакой пропаганды. «Мы бы встретились гораздо раньше… никто не хочет в тюрьму», — усмехается Беркович.
«Почему мы здесь? Я не буду оглашать свои домыслы, кто посмотрел, что посмотрел, что случилось. Мы точно знаем, что это дело оказалось на рассмотрении СК. И я прекрасно понимаю, что это очень серьезное дело, тяжкая статья. Прекрасно понимаю, что такое пропаганда терроризма в России в XXI веке», — продолжает Беркович.
Как и адвокаты, Евгения рассуждает о «деструктологической экспертизе» Силантьева и его утверждении, что в спектакле одновременно есть радикальный феминизм и патриархальный исламский фундаментализм. По словам Беркович, она за все время в СИЗО не смогла придумать, как это возможно.
Она считает Силантьева предвзятым экспертом, об этом свидетельствуют его публичные заявления. «А больше в деле нет ничего», — говорит Беркович. И только из-за экспертизы Силантьева она уже 25 дней сидит «в подвале с тараканами».
Дальше Беркович рассказывает, как тяжело приходилось ее приемным детям, которые потеряли родных родителей. Судья внимательно ее слушает. Прокурор почти не обращает внимания на происходящее, смотрит в телефон и обмахивается веером.
«Каждую минуту, что я нахожусь здесь — мне не дали ни одного звонка — вся эта огромная работа [по помощи детям] катится в пропасть. Это может закончиться смертью. Почему? За что? За мировоззрение господина Силантьева? Мы же не террористы? Мы же не ИГИЛ? Может, не нужно мучить абсолютно невиновных детей?»— злится Беркович.
Беркович говорит, что она с детьми даже в магазин не может незаметно сходить из-за их состояния здоровья, а уж тем более куда-то скрыться. На свидетелей она давить не может, так как те уже на ее стороне и поддерживают ее.
«В экспертизе сказано, что я пропагандирую радикальный феминизм, что значит, женщина не обязана обслуживать детей. Ваша честь, я больше всего хочу сейчас пообслуживать своих детей», — подытоживает Беркович.
В зал заходит президент благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» Елена Альшанская. Вопросы задает адвокат Карпинская, она просит Альшанскую рассказать о Беркович и ее приемных детях.
Альшанская говорит, что ее фонд выступает как экспертная организация при передаче детей приемным родителям. Две девочки, которые уже были знакомы с Беркович, уже трижды меняли семьи. Эта третья семья была первой, где девочки жили спокойно, не в условиях насилия. Но опекун заболел. Тогда Беркович обратилась в фонд для сопровождения, чтобы забрать девочек себе.
Период адаптации, по словам Альшанской, был тяжелым, но несмотря на это Беркович не отказалась от девочек, она вникала в особенности их поведения с помощью специалистов фонда, соблюдала все рекомендации. Беркович из СИЗО слушает Альшанскую, положив голову на руки.
Альшанская называет «разительным» изменение состояния детей на попечении у Беркович. «Женя говорила, что никому их не отдаст, никогда от них не откажется. Создала ситуацию надежности и доверия», — говорит она.
По словам Альшанской, далеко не всегда дети в похожем состоянии остаются в приемных семьях, иногда от них отказываются. Она подчеркивает, что старшая приемная дочь Беркович, которой формально 18 лет, реально находится в психологическом состоянии 11-летней девочки.
Сейчас, продолжает Альшанская, дети «получают, непонятно почему, ровно такую ситуацию, в которой они могут пострадать». Альшанская не понимает, ради чего сейчас детей оторвали от приемной матери, ведь они до этого были неоднократно травмированы. Она называет это совершенно нецелесообразным.
Бадамшин также прикладывает документы, подтверждающие права на квартиру Петрийчук — в качестве подтверждения возможности домашнего ареста. Он снова просит приобщить сообщение с сайта ФСИН о постановке «Финиста» в томском театре.
Судья Боброва замечает, что в апелляционной жалобе уже есть такие же данные.
Перечисление публикаций о спектакле занимает у защиты более десяти минут. Они также просят приобщить к делу данные об образовании Петрийчук, начиная с класса фортепиано в музыкальной школе.
Бадамшин особо отмечает, что все дипломы Петрийчук — с отличием. После перечисления содержательных документов об образовании адвокат переходит к приобщению «похвальных листов за примерное поведение и прилежание», а также иных школьных грамот и наград Петрийчук.
Как и защита Беркович ранее, Бадамшин просит приобщить к материалам дела данные о том, что главный эксперт обвинения «деструктолог» Роман Силантьев критиковал еврейскую общину и высказывался об уголовном деле.
Он просит приобщить обращение Михаила Гельфанда, Андрея Ростовцева и других ученых «против недобросовестных гуманитарных экспертиз». В обращении они критикуют «деструктологию» как не присутствующую в научном пространстве дисциплину и сравнивают ее с псевдонауками.
«Истинная задача науки — беспристрастная оценка объекта исследования, а не преследование врагов народ», — цитирует Бадамшин.
Прокурор Колягина против приобщения публикаций, процитированных Бадамшиным, против приобщения остальных материалов о личности Петрийчук не возражает.
Судья Боброва приобщает данные о личности Петрийчук, но не «иные документы», так как сведения из интернета, по ее мнению, «содержат личные мнения их авторов».
Светлана Петрийчук говорит, что не может скрыться от следствия, так как она не чувствует себя виноватой или нарушившей закон. «Я просто делала свою работу и эта работа была неоднократно одобрена разными государственными институциями», — объясняет она.
Петрийчук хочет в ходе следствия добиться своего полного оправдания и восстановления репутации. Она также не согласна с доводом следствия, что может продолжить преступную деятельность, так как пьесу она написала в 2018 году и после этого никак в ее постановке не участвовала.
Адвокат Бадамшин в своем выступлении говорит, что следствием обсуждалось, по какой именно части стоит обвинять его подзащитную Петрийчук. Дело в том, что она написала пьесу, но не участвовала в ее постановке. То есть не участвовала в распространении, тем более через интернет. Но сейчас Петрийчук обвиняется именно по более тяжелой части статьи 205.2 УК.
Пьеса Петрийчук получила самую высокую награду в театральной среде, Бадамшин сравнивает ее с наградой «Юрист года».
По словам Бадамшина, «в защиту девушек-театралок» высказались диаметрально противоположные деятели: от пропагандиста Владимира Соловьева до лауреата Нобелевской премии Дмитрия Муратова. Бадамшин также сетует, что следствие игнорирует попытки защиты участвовать в расследовании.
В зал приглашают свидетеля — сестру обвиняемой Юлию Горбачук. Она по просьбе адвоката Бадамшина рассказывает, что живет с Петрийчук в одной квартире. Судья Боброва не понимает — свидетель, называя свои анкетные данные, только что говорила, что на самом деле живет по другому адресу. Горбачук объясняет, что прописана она у сестры, но живет отдельно.
Горбачук говорит, что ее сестра помогает их родителям. Вопросы Бадамшина по поводу здоровья Петрийчук судья Боброва снимает — это медицинская тайна, а соответствующие документы приложены к делу.
На этом допрос сестры Петрийчук окончен.
Оформите регулярное пожертвование Медиазоне!
Мы работаем благодаря вашей поддержке