В мае 2015 года Верховный суд частично отменил решение коллегии присяжных Приморского краевого суда, которая годом ранее — в феврале 2014-го — признала шестерых фигурантов дела «приморских партизан» виновными более чем в двадцати преступлениях. Присяжные тогда сочли доказанным, что в 2009-2010 годах «партизаны» убили четырех человек ради крупной партии конопли в Кировском районе, зарезали сержанта милиции и обстреляли патрульный автомобиль в Ракитном, совершили покушение на полицейских во Владивостоке, подожгли ОВД на станции Варфоломеевка, ограбили и похитили девушку в пригороде Лесозаводска, угнали такси и угрожали убийством женщине-водителю, обстреляли полицейских близ Хвалынки и совершили целую серию квартирных и магазинных краж.

Отменено и направлено на новое рассмотрение было решение лишь по одному эпизоду — убийству четырех жителей Кировского района: ответы присяжных на связанные с ним вопросы Верховный суд счел «противоречивыми и неясными». Как рассказывала «Медиазона», из дела пропала или была подменена часть вещественных доказательств, а председательствующий в нарушение УПК ссылался в напутственном слове на недопустимые доказательства. Кроме того, по словам адвоката «партизан», вместе с трупами в лесу «нашли лишнюю ногу».

Остальные решения коллегии 2014 года Верховный суд оставил в силе. Таким образом, суд полностью отменил приговор Алексею Никитину и Вадиму Ковтуну — они обвинялись только по эпизоду с убийством четырех предполагаемых наркоторговцев. Первоначально суд приговорил Никитина к пожизненному сроку, а Ковтуна — к 8 годам и 2 месяцам заключения.

Остальным «партизанам» Верховный суд снизил срок заключения: Александр Ковтун и Владимир Илютиков вместо пожизненного получили 25 лет и 24 года соответственно, Роман Савченко — 24 года вместе 25 лет, а Максим Кириллов — 19 лет вместо 22-х. Савченко в убийстве в Кировском районе не обвинялся, поэтому в повторном рассмотрении этого эпизода не участвовал.

Для нового суда над «приморскими партизанами» долго не могли собрать коллегию присяжных — отбор кандидатов растянулся на месяцы. Когда коллегия собралась и изучила дело, она вынесла оправдательный вердикт.

20 июня 2016 года Вадима Ковтуна и Алексея Никитина освободили в зале суда. Трое других обвиняемых — Александр Ковтун, Владимир Илютиков и Максим Кириллов — остались в заключении: их приговор за участие в покушениях на сотрудников полиции и других преступлениях не был отменен и не пересматривался.

Прокуратура обжаловала это решение, и в конце декабря Верховный суд отменил оправдательный вердикт Вадиму Ковтуну и Никитину, сославшись на «систематическое нарушение» требований закона адвокатами подсудимых, которые говорили в присутствии присяжных о недопустимости ряда доказательств. Из-за этого на «заседателей было оказано незаконное воздействие, повлиявшее на содержание принятого ими решения», постановил ВС и вновь вернул дело на повторное рассмотрение в Приморский краевой суд.

В четверг там пройдет первое заседание очередного, уже третьего судебного процесса по делу «приморских партизан». Накануне «Медиазона» поговорила с Вадимом Ковтуном и Алексеем Никитиным

Алексей Никитин

Алексей Никитин на повторном рассмотрении дела «приморских партизан» в Приморском краевом суде. Фото: Юрий Смитюк / ТАСС

Родился я во Владивостоке. Там мы прожили года два-три, но потом папа бросил маму, и по семейным обстоятельствам пришлось переехать в Кировский район. И вот с трех лет я жил в Кировке.

Потом до ареста я жил с невестой во Владивостоке. Жил, как все мои сверстники. Работали, учились, ждали ребенка. Для меня главное — это моя семья, жена, дочь, мать, родственники, друзья. Приехали в отпуск к родителям в Кировку.

В 2010 году [силовики] искали группу парней, то есть «приморских партизан». У нас тут полпоселка привозили в ментовку, допрашивали, избивали там конкретно, пытали, чтобы узнать, где они находятся. Вот и меня так же привезли в ментовку кировскую. Там пытали, избивали, пытались узнать, где пацаны находятся. После отпустили. Cутки продержали, издевались. Когда отпустили, я написал в прокуратуру заявление — ну, и начал писать во все инстанции против них, против их методов дознания. Потом 28 июля 2010 года моей маме позвонили, пригласили в прокуратуру, сказали, чтоб я пришел. Сказали, что пришли мои заявления, якобы меня надо допросить в качестве свидетеля: хотели знать, что я могу сказать о пытках, наркоторговле ментов кировских, чтобы дал показания. И мы приехали в прокуратуру. Там на меня надели наручники и повезли в ОРЧ-4 во Владивосток. Так я и стал подозреваемым по данному уголовному делу. Меня обвинили в участии в банде «приморских партизан» — их к тому времени уже около трех месяцев, как задержали — и убийстве четырех наркоманов в поселке Кировский.

Алексея Никитина не было среди «приморских партизан», когда те вышли на тропу войны с милиционерами. Его арестовали только в начале августа 2010-го, как рассказывал сам Никитин — из-за того, что он собирал доказательства связи сотрудников полиции с наркобизнесом в Кировском.

Видео, на котором сотрудники милиции передаеют «мешки с коноплей» наркоторговцам, по словам Никитина, было на изъятом у него жестком диске, который впоследствии исчез из судебного сейфа.

Первый суд был не суд, а судилище, и вот почему: во-первых, меня и Вадима (Ковтуна — МЗ) обвиняли по одному эпизоду, который должны были выделить в отдельное судопроизводство, но его объединили [с другими эпизодами] в одно общее дело, и поэтому мы пошли по всем статьям как «партизаны». Во-вторых, обвинялся я в итоге по одному всего эпизоду, а получил ПЖ (пожизненное лишение свободы — МЗ).

Никто ни в чем не хотел разбираться. Прокуроры давили на всех, так как громкое дело, и сроки должны быть высшими. Было очень много процессуальных нарушений. Суд присяжных оправдал меня и Вадима на первом суде — прокурор и судья, игнорировав вердикт присяжных, вынесли свой приговор. Потом в итоге апелляция в ВС с нарушениями составила 50 листов.

Верховный Суд в первую очередь на основании вердикта присяжных отменил полностью мне и Вадиму приговор, посчитал недостаточной доказательную базу по нашему эпизоду. Поэтому второй суд рассматривал только один эпизод с нашим участием. По итогу из дела исключили явки с повинной — я, кстати, ее не писал. Еще — первоначальные признательные показания, так как было доказано, что они добыты незаконно, под пытками и давлением, без присутствия адвокатов. Подписи ставились в документах задним числом, многие документы фальсифицировались, подменялись, исчезли три тома, и еще [была] куча нарушений. Кстати, все эти недопустимые доказательства были исключены и в первом, и во втором суде — прокуратура вынуждена была согласиться и не подавала возражений.

Я считаю себя невиновным, но такая наша система. Главное — закрыть, а разбираться будем потом. Я думаю, то, что дело «приморских партизан» громкое, резонансное — это тоже сыграло большую роль. Разбираться с доказательствами у Следственного комитета не было времени, да и желания разбираться в мелочах и отрабатывать какие-либо версии [не было]. Было стремление поскорее отрапортовать о задержании банды. Было шесть человек, двое погибли — осталось четыре. Этого мало — нашли еще двоих. Получается, было шестеро и стало шестеро. Нужен был резонанс, чтобы не повадно другим было. Раз одно общее дело, то и обвинение должно быть всем одно, по максимуму. Сразу же было видно на первом суде, что оно сшито белыми нитками — было много нестыковок в показаниях, доказательства строились на предположениях и версиях стороны обвинения. Долго выбирали присяжных, и долго слишком длились сами суды.

А по поводу присяжных, не знаю, почему так долго их собирали. Думаю, что отношение к «партизанам» было неоднозначным, поэтому был строгий и долгий отбор. Много было сочувствующих нам.

Почему прокуратура обжаловала приговор? Я думаю, что была поставлена задача — только обвинительный приговор. Но так как прокуратура с задачей не справилась, то теперь необходимо [было] как-то реабилитировать себя. Тем более, что в нашем случае возможна выплата компенсации, а это немалые деньги.

Прокуратура в апелляции ссылалась на процессуальные нарушения в ходе суда, например: не показывались присяжным явки с повинной, не показывали фото с трупами. Прокуратура считает, что это могло бы морально воздействовать на присяжных, и они бы приняли другое решение. Кроме того, [прокуратура] отмечает, что двое присяжных скрыли свои или родственников судимости — это также, по мнению прокуратуры, могло повлиять на решение присяжных. Однако почему-то ни в начале судебных заседаний, ни в конце прокуратура не заявляла им отвод. Этот козырь она скрыла бы при обвинительном приговоре, но при оправдательном вдруг выявила. Ведь все сведения о присяжных проверяются тщательно перед судебным процессом. Решение последнее Верховного [суда] было тоже шокирующим для всех. По сути, он дал зеленый свет прокуратуре — использовать в процессе все недопустимые доказательства.

Мне непонятно, почему Верховный суд не поставил точку в этом деле. Это уже будет третий судебный процесс. И так может продолжаться бесконечно. А ведь мы были оправданы судом присяжных и судьей, начали жить, работать, обеспечивать семьи, воспитывать детей, которые нас ждали столько лет. И опять все сначала, судебные разборки — столько сил, средств, нервов, здоровья.

Пока сидел, было по-разному: были и провокации со стороны сотрудников СИЗО, и в карцерах сидел. Но была и поддержка огромная — со стороны друзей, семьи, родственников, просто знакомых и незнакомых людей. Огромное им всем спасибо, благодарен очень всем за помощь. В тюрьме просто не бывает. Писал и письма, и жалобы. Еще обращался в Европейский суд по ужасным условиям содержания. Почти все годы я содержался в спецблоке, в одиночной камере. Есть видео на YouTube об условиях содержания «партизан».

«Приморским партизаном» я себе не считаю, нет. Прохожу по [их] делу, но отношения к ним не имею. Всех соединили в одно уголовное дело. Вот и получилось, одно дело — значит, все «партизаны».

Когда нас освободили, все знакомые, соседи, родственники, друзья — все были рады. Даже незнакомые подходили, поздравляли с освобождением. У меня со всеми нормальные, ровные отношения.

Первый приговор был шокирующим, конечно. Этого никто не ожидал, даже адвокаты. Я не мог поверить. Это просто был шок — в 20 лет получить ПЖ! И главное, за что? Я даже не могу передать словами все те чувства. Но я был уверен подсознательно, что должно что-то измениться, ведь я невиновен. Но страшно было.

На втором суде верил и надеялся, что оправдают, но все равно после первого суда приговор стал неожиданным. Второй суд присяжных оправдал всех в данном эпизоде — прокуратуре не удалось доказать, что убийство четырех наркодилеров совершили «партизаны». А поскольку мне с Вадимом вменялся только этот эпизод, то согласно, опять же, вердикту присяжных нас освободили.

После тюрьмы жил, работал, наслаждался жизнью и свободой. Мне только исполнилось 28 лет. Я со своей семьей, с дочкой — в этом году она идет в первый класс. Сейчас много надежд и планов. Я себя считаю хорошим человеком, нормальным другом, хорошим мужем, отцом, сыном.

Уезжать из России не собираюсь. Зачем мне куда-то бежать, если я невиновен? И потом, я патриот и у меня семья. Хотя я прекрасно осознаю, что в нашей стране система любого может сделать виновным.

От нового процесса уже и не знаю, чего ожидать. С одной стороны, знаю, что никаких доказательств моей вины нет, а с другой стороны — не знаешь уже, чего и ожидать. Я все-таки верю в суд присяжных, в своих адвокатов и в Бога.

Сейчас буду готовиться к очередному оправданию.

Вадим Ковтун

Вадим Ковтун на повторном рассмотрении дела «приморских партизан» в Приморском краевом суде. Фото: Юрий Смитюк / ТАСС

«Приморские партизаны» — это явно не про меня. Этот ярлык на меня надели одновременно с задержанием по данному делу. Никакой я не партизан. По полям, по лесам не бегал. До задержания работал, заочно учился в университете, у меня была семья — в общем, все как у всех.

24 ноября 2010 года, когда я возвращался с работы домой, меня задержали оперативники УВД и ФСБ по подозрению в пособничестве в совершении разбойных нападений, убийств, которые инкриминировали остальным ребятам.

При первом рассмотрении уголовного дела в Приморском краевом суде прокуратура поддерживала в отношении меня обвинение в бандитизме, незаконном обороте оружия, в исполнении убийства и разбое. Процесс длился очень долго. В итоге присяжные оправдали меня по обвинению в бандитизме и незаконном обороте оружия, но признали виновным и заслуживающим снисхождения в пособничестве в совершении преступления. Судья тогда назначил мне наказание в виде 8 лет и 2 месяцев лишения свободы. А мы в свою очередь обжаловали приговор в Верховном Суде РФ, и дело вернулось на повторное рассмотрение. Вплоть до оправдательного вердикта я и содержался в СИЗО под стражей.

Что касается присяжных заседателей — и при первом, и при втором рассмотрении уголовного дела в Приморском краевом суде процесс формирования коллегии начинался в июне-июле. Конечно же, большую роль при этом играет сезонность. Ведь практически все стараются брать отпуска на летний период, у граждан есть свои приусадебные участки, в конце концов, каждый старается устроить себе отдых на море. Надеюсь, в этот раз коллегия будет сформирована в течении одного-двух месяцев, а может, и сразу — 16 февраля.

Вадим Ковтун — брат одного из «партизан» Александра Ковтуна. В ноябре 2010 года он обратился в следственные органы с заявлением о том, что летом, в разгар операции по поимке группировки, его избивали в полиции, требуя рассказать о местонахождении брата. Через 21 день после этого Вадим был задержан и обвинен как участник банды.

Отмечу, что при повторном рассмотрении нашего уголовного дела недопустимыми доказательствами по тем или иным причинам были признаны: первоначальные протоколы допросов Алексея Никитина, протоколы опознания по фото, заключения экспертов, протоколы явки с повинной, протокол осмотра и ряд вещественных доказательств. Рассказывать об основаниях, по которым каждое из этих доказательств было признано недопустимым — очень долго. Скажу лишь, что органами следствия были допущены грубые нарушения уголовно-процессуального закона. Например, адвокат Никитина, который представлял его интересы при первых допросах, оказался родным братом следователя, ранее принимавшего участие в расследовании уголовного дела.

Признаться честно, я не ожидал именно такого вердикта. Не потому, что я или кто из ребят виновен. Нет. Коллегия признала недоказанным сам факт совершения убийства и разбоя в отношении четырех жителей поселка Кировский. А при таком ответе на первый вопрос, согласно закону, вопросы о причастности и виновности в отношении каждого из подсудимых должны оставаться без ответа.

Все, конечно, сам оправдательный приговор и освобождение восприняли по-разному. Поначалу нас с Алексеем Никитиным узнавали на улице, поздравляли, кто-то стоял, не поверив своим глазам, а потом как-то все забылось. Но агрессии не было ни у кого. Теперь, если видят, то и не догадываются, что я — это я.

Расскажу про жалобу в ЕСПЧ. Да, я обращался с жалобой на неудовлетворительные условия содержания в СИЗО. Сам составлял формуляр жалобы и готовил документы для обращения в суд. Сущность жалобы заключалась в моем содержании в СИЗО в пыточных и унижающих человеческое достоинство условиях. Потом представитель правительства РФ при Европейском суде направил мне письменную просьбу об урегулировании спора на досудебном этапе. В своем обращении он указал, что правительство РФ признало факт моего содержания в условиях, которые не отвечают требованиям Конвенции по защите прав человека. Предложил без суда возместить мне моральный и материальный ущерб, выплатив сумму в 14 500 евро. Я направил свое согласие на урегулирование спора и на возмещение мне вреда этой суммой. Теперь слово за Европейским судом, который должен вынести постановление о прекращении производства по моей жалобе ввиду заключения мирового соглашения и о выплате мне указанной суммы. После чего данное постановление направится в Минюст и в Минфин для исполнения.

С момента освобождения я пытался вернуться на свое прежнее место работы. Не буду раскрывать биографические данные. Я хочу туда еще вернуться, мне такая реклама ни к чему. На прежнем месте работы служба безопасности сказала мне: «Сначала уладь все свои вопросы, связанные с уголовным преследованием, а потом ждем к себе». Я начал искать работу. Какое-то время даже работал в такси. Сейчас я работаю официально, устроился в октябре месяце. Работа, конечно, не по профессии, но все же. Многие работодатели, когда узнавали мою биографию, даже несмотря на оправдательный приговор, просто говорили нет.

Пока был под стражей, безусловно как и всем, мне было морально тяжело. Там, в заключении, понимаешь, что простое слово «свобода» значит очень многое для человека. Но благодаря поддержке родных, друзей и знакомых я справился. Я практически не изменился, потому что старался не впитывать из тюремного мира все то, что мне ни к чему в жизни. Огромное спасибо хочу сказать тем людям, кто поддерживал нас морально и материально, несмотря на то, что мы даже не знакомы.

Сейчас будет новое судебное разбирательство. Я готовлюсь к этому. Вновь на протяжении нескольких месяцев, а может, и года все участники процесса еще раз исследуют доказательства, дадут свои показания, предъявят вещдоки. Все это в моей жизни происходит уже в третий раз подряд.

Наши адвокаты по назначению отказались работать в новом судебном процессе. Все они сказали, что за этот процесс им необходимо будет платить. Я не вижу смысла в оплате работы адвоката, потому что сам в состоянии осуществлять свою защиту. Безусловно, работой своего адвоката я был доволен. Она много сделала для меня, за что ей огромное спасибо. Для легализации процесса попросил суд назначить мне любого адвоката, оплата труда, которого будет из средств федерального бюджета. Да и все мы не имеем сумм в кармане, чтоб оплатить работу своих адвокатов.

Прогнозов не делаю, тем более, будет судья, новый состав коллегии присяжных, новые адвокаты, предугадать что-либо невозможно. Поэтому не буду ничего говорить об исходах дела. Будет как будет.

Несмотря на все это я не собирался и не собираюсь покидать свою страну. Здесь все родные, близкие, друзья. Это, в конце концов, моя родина.

Родом и я, и все ребята, проходящие по данному уголовному делу, из поселка Кировский. Поселок городского типа, расположен примерно в середине Приморского края. Население около шести-семи тысяч человек. Вокруг тайга, река Уссури, озера, поля и реки. О своей родине можно рассказывать бесконечно: о красоте родных мест, о привычном размеренном образе жизни жителей поселка. И где бы ни был человек, его всегда будет тянуть, как магнитом, в свои родные края.

Я хочу и буду жить в России. Уголовное преследование не может продолжаться вечно. Очень жду и надеюсь, что скоро все закончится. С 2010 года длится производство по данному уголовному делу. Когда-то итоговая точка будет поставлена.