8 июля в суде допросили уже осужденного фигуранта дела «Нового величия» Павла Ребровского. На следствии он признал вину и заключил досудебное соглашение — суд приговорил его к двум с половиной годам колонии.
На допросе в суде Ребровский рассказал, что дал признательные показания после угроз следователя.
— Все это [на допросах] выдумал следователь <…> Все эти показания были даны под давлением, под угрозой 205-й статьи… Было так: «Либо ты сейчас подписываешь, либо я тебе даю 205-ю статью».
По словам Ребровского, следователь обещал, что за досудебное соглашение и нужные показания он получит условный срок, но в итоге обвиняемый получил реальный срок.
Ребровский настаивал, что участники «Нового величия» не планировали радикальных действий, как говорится в его ранних показаниях, а только обсуждали политику, раздавали агитматериалы на митингах и планировали наблюдение на президентских выборах.
Помимо этого, Ребровский говорил о роли информатора силовиков Руслана Данилова (он же Руслан Д.) в деятельности «Нового величия».
— У меня есть информация, что Данилов писал Костыленкову все это по электронной почте… Костыленков все это озвучивал. У меня иногда было впечатление, что [Руслан Данилов] — серый кардинал организации, — вспоминал осужденный активист.
На следующем после допроса Ребровского заседании должны были допросить Рустама Рустамова, еще одного осужденного фигуранта дела «Нового величия». Гособвинитель сказала, что он не явился, хотя родственники подсудимых видели его в здании суда. Также прокурор ходатайствовала о дополнительном допросе Ребровского; хотя защита выступала против, судья просьбу удовлетворил.
18 июля у Ребровского в Мосгорсуде должна была состояться апелляция на приговор. Вопрос сняли с рассмотрения: суд поручил прокуратуре проверить, не нарушил ли Ребровский условия досудебного соглашения, изменив показания.
Заседание начинается с опозданием почти в час. Журналистов снова не пускают в зал, отправляя их в комнату с трансляцией.
В процессе сменились прокуроры — теперь обвинение вместо Александры Андреевой представляют ее коллеги по фамилии Васильева и Иванов. Их имена расслышать невозможно из-за качества звука на трансляции. Отводов у сторон нет.
Судья говорит, что планируется допрос Павла Ребровского с адвокатом Марией Эйсмонт. Перед этим защита заявляет ходатайство. Одна из адвокатов напоминает, что прокурор ходатайствовал о дополнительном допросе Ребровского, но никаких аргументов в обоснование позиции гособвинитель не привел.
«Внезапно возникшее желание передопросить свидетеля Ребровского может свидетельствовать о том, что на него вновь будет оказано давление», — говорит она.
По трансляции непонятно, кто заявляет ходатайство. Защитник вспоминает случай на предыдущем заседании, когда выяснилось, что свидетель Рустамов находился в здании суда, хотя прокурор утверждала обратное, и просит приобщить возражение на действия прокурора.
Судья спрашивает, откуда известно, что Рустамов был в суде. «Все видели, ваша честь», — отвечают адвокаты. Судья уточняет, что и ему говорили, что Рустамова нет. «Вас ввели в заблуждение», — уверяют защитники.
Кто-то из адвокатов называет замену прокурора «рокировкой», которая произошла из-за того, что предыдущий был «серьезно скомпрометирован, а суд был введен в заблуждение».
Пока Ребровского ведут в зал, судья уточняет, где был Рустамов — в здании или на втором этаже? Ему отвечают, что точно видели на первом этаже.
— Вы его все визуально знаете? — уточняет он у защиты.
— Конечно, видели, и не раз притом.
Заводят Ребровского, он, как и в прошлый раз, пристегнут наручниками к конвоиру. Молодого человека ставят так, что он не попадает в объектив камер.
Один из защитников просит Ребровского сказать, кто ему обещал условный срок за показания — тот отвечает, что следователь предложил досудебное соглашение. «Он мне сказал — получишь условку», — рассказывает свидетель.
Больше ему никто ничего подобного не обещал, с прокурором это не обсуждалось.
Павел Ребровский говорит невнятно и тихо; он отмечает, что «это все со стороны следствия, я не просил ничего».
Прокурор заявляет ходатайство об оглашении досудебного соглашения Ребровского и нескольких других документов, связанных с ним.
Защита возражает, так как молодой человек допрашивается в качестве свидетеля. Прокурор не соглашается и говорит, что он — осужденный; они спорят о его статусе. Адвокат Руслана Костыленкова Светлана Сидоркина замечает, что документ о досудебном соглашении Ребровского даже не входит в перечень доказательств по рассматриваемому делу. Другие защитники говорят: свидетель четко давал понять, что документы подписывал под давлением; кроме того, его нельзя называть осужденным, так как приговор не вступил в законную силу.
Защитники продолжают выступать против оглашения материалов по досудебному соглашению с Ребровским. Один из адвокатов замечает: вновь вступившие прокуроры ссылались на предыдущее заседание; ей интересно, как обвинители ознакомились с протоколом заседания раньше защитников.
Из этого, по ее мнению, следует, что по делу идут «закулисные взаимоотношения между обвинением и судом». Защитник говорит, что такая «непрямая игра вызывает у нее очень большую озабоченность».
Выслушав остальных защитников, судья Александр Маслов отказывается «на данный момент» удовлетворить ходатайство обвинения. Тогда прокурор просит огласить и приобщить протокол с заседания по делу Ребровского, поскольку эта информация имеет отношение как к досудебному соглашению, так и к его показаниям.
Адвокаты вновь возражают и говорят, что сейчас судят не Ребровского, документ к участникам процесса отношения не имеет, и нельзя менять порядок исследования доказательств, так как стадия приобщения дополнительных документов еще не наступила.
Адвокат Ребровского Мария Эйсмонт просит 15-минутный перерыв: Ребровскому плохо. Суд соглашается.
Заседание возобновляется. Когда включается трансляция, заседание уже идет. Адвокаты продолжают выступать против ходатайства прокурора о приобщении и оглашении протокола заседания, на котором Ребровскому вынесли приговор. Аргументы, в целом, те же.
Поскольку в заседании участвуют около десяти адвокатов, каждое процессуальное действие занимает достаточно много времени: по каждому ходатайству защитники с разной степенью подробности излагают свои позиции, указывают на нарушение уголовно-процессуального кодекса и так далее
Ребровского на трансляции не видно: как объяснила «Медиазоне» его адвокат Мария Эйсмонт, молодого человека поставили у окна рядом с судейской кафедрой, он не попадает в объективы камер.
Подсудимые единогласно поддерживают своих защитников, адвокат Ребровского Эйсмонт тоже говорит, что ее подзащитного вызвали для допросов, но предлагается «приобщать какие-то документы», и возражает против приобщения документов.
Судья Маслов уточняет у Ребровского, участвовал ли он в том заседании, где его осудили — да, участвовал. На следующий вопрос Ребровский говорит, что смысл всех фраз ему не был понятен — например, он не понял, что такая 73-я статья.
«Я вообще уже ничего не понимаю», — признается свидетель и просит «повременить». «Не очень понял», — замечает судья.
Ребровский говорит тихо, но от судьи слышится реплика «Врач меня опять обманул, что ли?» и «Врач мне сказал, что вы после таблетки должны лежать сорок минут». По смыслу диалога можно догадаться, что Ребровский плохо себя чувствует и не готов давать показания.
Адвокат Ребровского Иван Сустин говорит, что свидетель хочет воспользоваться 51-й статьей Конституции по поводу вопросов, которые ему зададут прокуроры.
Обвинитель все-таки собирается начать задавать вопросы. Судья Маслов уточняет — это еще не допрос, это — разрешение ходатайства. Прокурор спрашивает, кто оказывал на Ребровского давление, адвокаты горячо протестуют и требуют вопрос снять.
«Вопрос задавался, ответ на него получен и зафиксирован», — соглашается судья.
Прокурор замечает, что, по мнению обвинения, после оглашения протокола позиция Ребровского может измениться.
«Вы только что заявили, что позиция Ребровского может поменяться! Это прямое давление на свидетеля!» — почти кричит один из защитников.
Вопросы Ребровскому задает судья Маслов. Он спрашивает, задавал ли гособвинитель на том заседании Ребровскому вопросы относительно соглашения, и угрожали ли ему судьи.
— Пять один, — отвечает Ребровский, имея в виду 51-ю статью Конституции.
— Какой бы вопрос не последовал, будет пять один? — интересуется судья.
Молодой человек отвечает утвердительно. Прокурор Иванов говорит, что при таких обстоятельствах не видит смысла задавать свидетелю вопросы.
В зал заводят еще одного свидетеля, Рустама Рустамова. Это знакомый Костыленкова, который не входил в «Новое величие», но участвовал в их «тренировках» в Подмосковье. Именно он, согласно материалам дела, давал им бензин для «коктейлей Молотова», ему принадлежало ружье «Сайга», из которого стреляли обвиняемые.
Рустамов тоже заключал досудебное соглашение. Он получил два года условно по статье о пособничестве экстремистскому сообществу (часть 5 статьи 33, часть 2 статьи 282.1 УК).
Рустамова тоже не видно на трансляции, он стоит не у свидетельской кафедры.
Свидетель говорит, что в зале есть люди, которых он знает — Руслан Костыленков и Максим Рощин. Он не знаком с Петром Карамзиным, но слышал его фамилию. Оснований оговаривать кого-либо у него нет.
На вопрос прокурора, как он познакомился с подсудимыми, Рустамов говорит, что в Москве в 2017 году «была создана экстремистская организация» и ему «довелось несколько раз общаться». Свидетель замечает, что дело было полтора года назад, и он мог что-то запамятовать.
Первым он познакомился с Костыленковым, потом, на встрече — с Дмитрием Полетаевым, Константином Крюковым, Анной Павликовой.
С Костыленковым Рустамов познакомился в 2010 году, потому что они живут в небольшом городе Хотьково. Костыленков, по его словам, придерживался активной гражданской позиции и чем-то в связи с этим занимался.
Рустамов рассказывает, что однажды Костыленков попросил у него бензин и отработанное машинное масло. После свидетель подвез Костыленкова на стройку, где «были ребята»; Руслан предложил ему остаться и посмотреть, что будет. Так Рустамов увидел, как молодые люди делают коктейли Молотова и бросают их.
Здесь прокурор просит Рустамова говорить подробнее. Тот рассказывает: участники «Нового величия» разливали коктейли Молотова, поджигали и кидали их в стену.
Адвокат Светлана Сидоркина возражает: по ее мнению, прокурор задает наводящие вопросы. Прокурор просит Рустамова сказать, кто что делал конкретно. Свидетель уточняет, что кто-то кидал бутылки в некую фигуру, которая, по легенде, изображала полицейского.
После этого молодые люди разъехались по домам, Костыленкова свидетель довез до дома. Рустамов тогда не воспринял произошедшее всерьез.
Свидетель продолжает отвечать на вопросы прокурора.
По его словам, в один из дней он с Русланом Костыленковым, Русланом Д и Вячеславом Крюковым встретились и поехали в карьер, где стреляли из карабина. В этот день от Костыленкова Рустамов услышал название «Новое величие» и узнал об уставе, суть которого заключалась в противодействии властям.
«Это как бред звучало, я поэтому мимо ушей пропустил, хотя надо было прислушаться», — замечает Рустамов.
Адвокаты возмущаются, что свидетель говорит очень тихо. «Я просто девять часов добирался сюда, в горле пересохло», — извиняется он.
Он говорит, что цель существования «Нового величия» участники той встречи обсуждали между собой, и Костыленков говорил о «противодействии власти и подготовке к выборам». Свидетель говорит, что ему показалось: речь шла о каких-то немирных действиях.
Рустамов утверждает, что участники «Нового величия» обсуждали поджог офиса «Единой России» коктейлем Молотова, а Костыленков «что-то говорил про Останкинскую телебашню», собираясь делать это в период «народных волнений».
Однажды Костыленков, со слов Рустамова, попросил еще раз отвезти его куда-то; они встретились на станции, где были Павликова и Рощин. Вчетвером они поехали в тот же карьер, Рустамов развесил мишени, и молодые люди тренировались в стрельбе — нужно было попасть по условным ногам или голове, которые не защищены бронежилетами.
Свидетель уверяет, что все происходящее и компания ему не понравились, и потом он поехал домой. На следующий день Костыленков попросил Рустамова привезти еще бензин.
В общих чертах Рустамов повторяет свои показания, данные после досудебного соглашения. «Медиазона» публиковала основные моменты из показаний Рустамова.
Теперь вопросы Рустамову начинают задавать адвокаты.
Свидетель говорит, что молодые люди представлялись кличками. Защитница просит охарактеризовать всех подсудимых, он отвечает, что молодые люди были «оппозиционно настроены», и Костыленков, по его мнению, занимал в компании лидирующую позицию.
Адвокат Светлана Сидоркина интересуется у Рустамова, в чем заключались приятельские отношения между ним и Костыленковым. Тот отвечает, что они помогали друг другу, но до тренировок никогда не выезжали пострелять.
На вопрос следующего адвоката свидетель оговаривается: только когда ему предъявляли обвинение, он понял, что организация была экстремистской. Оппозиционность молодых людей Рустамов определил по их фразам и по тому, что на стрельбах и тренировках с коктейлями Молотова они в качестве мишеней представляли сотрудников полиции.
Что касается офиса «Единой России», свидетель думает, что речь шла о центральном отделении партии. На вопрос, почему он так решил, Рустамов говорит, что обсуждался удар «в самое сердце», но где находится этот офис, он не знает.
На другой вопрос он уточняет, что самого устава «Нового величия» он не видел, его кто-то ему зачитал с телефона — кто точно, Рустамов не помнит.
Адвокат Дмитрия Полетаева интересуется обстоятельствами осуждения Рустамова — тот рассказывает, что давал такие же показания, как сегодня, но более подробные — лучше помнил.
— Я тогда напрягся.
— А сейчас расслаблены?
— Конечно.
Свидетель уточняет, что заключал досудебное соглашение со следствием.
Адвокаты подробно интересуются, почему Рустамов называет организацию экстремистской — тот отвечает, что так решил суд, но поджоги и стрельбу по полицейским он осуждает, и знакомые Костыленкова ему несимпатичны.
Другой защитник недоумевает — почему же тогда Рустамов доверял членам «Нового величия» свое оружие. Свидетель объясняет, что из-за их знакомства с Костыленковым.
На очередной вопрос он отвечает, что мишени на стрельбах представляли собой металлические диски радиусом примерно 35 сантиметров. Адвокат не понимает, как эти диски изображали людей и как участники представляли, где у них голова, и где — ноги. Рустамов объясняет, что стрелять нужно было в верхнюю или нижнюю часть мишени.
Адвокат Петра Карамзина просит уточнить, совершил ли кто-нибудь из знакомых Рустамова какие-то поджоги или нападения — нет, Рустамову об этом ничего не известно.
Минут пять юрист пытается выяснить, сколько, по мнению Рустамова, тренировок нужно было знакомым Костыленкова, чтобы научиться стрелять. «Смотря какой тренер», — отвечает тот.
На следующий вопрос он отвечает, что Мария Дубовик ему не знакома.
Адвокат Павликовой интересуется, привозила ли ее подзащитная какие-то продукты — тот вспоминает, что она брала с собой мясо, молодые люди его жарили. Другая защитница интересуется, считает ли Рустамов, что он совершил преступление.
«Суд решил, что да», — отвечает свидетель и говорит, что его мнение никого не интересует. Суд снимает вопрос, но Рустамов замечает, что признал вину и раскаялся. Затем он говорит, что, заключая досудебное соглашение, понимал, что его могут отправить под стражу и приговорить к реальному сроку.
Следом адвокат Сидоркина решает задать вопросы Костыленкову, тот просит пятиминутный перерыв для разговора с адвокатом. «Четыре с половиной», — разрешает судья.
Заседание продолжается, вопросы свидетелю задает Руслан Костыленков. Он интересуется у Рустамова, когда они впервые увиделись — свидетель говорит, что это есть в его показаниях, у него плохая память.
Дальше подсудимый спрашивает, слышал ли Рустамов звуки стрельбы в заброшенной больнице — нет, не слышал, людей в камуфляже он там тоже не видел.
«Я думаю, можно начать с пролога», — начинает Костыленков свой рассказ о Рустамове. Прокурор предлагает для начала завершить допрос свидетеля — могут быть ходатайства об оглашении старых показаний Рустамова.
Стороны соглашаются и гособвинитель тут же подает такое ходатайство. «А в чем заключаются противоречия, конкретно?» — интересуются адвокаты. Прокурор объясняет, что противоречия касаются того, кто что привозил на первую встречу, разговоров подсудимых вне встреч, лозунгами об убийствах полицейских на тренировках, и того, как Рустамов воспринимал слова Костыленкова о диверсиях.
Защита оставляет этот вопрос на усмотрение суда. Судья Маслов удовлетворяет ходатайство, прокурор начинает читать протокол.
Один из защитников отмечает: в ранних версиях показаний Рустамов, еще будучи свидетелем, многого не упоминал, а потом вдруг стал рассказывать какие-то подробности. Прокурор предлагает читать покказания, которые молодой человек давал уже подозреваемым — разница между ними всего 15 часов, но допрос велся уже в присутствии адвоката по назначению. Адвокаты поддерживаютт, и прокурор начинает читать протокол, в котором Рустамов говорил, что считает себя невиновным.
На этом допросе, в частности, Рустамов говорил, что ничего об организации «Новое величие» ему не известно.
Следом стороны соглашаются огласить и третий протокол допроса, который велся, когда Рустамов уже был обвиняемым. В зале несколько раз звучит фраза «в целях экономии времени» — участники процесса договариваются читать документ только в той части, где, по мнению защиты, содержатся противоречия с другими показаниями.
Прокурор говорит, что различия в показаниях, действительно, есть, и просит Рустамова это объяснить — тот говорит, что на первом допросе «был немножко в шоке» и волновался. Обвинитель замечает: сначала свидетель говорил, что мишени символизировали зайцев, потом — полицейских. «Ну, я же охотник», — отвечает тот.
Когда свидетеля спрашивают, почему более поздние показания более полные, он объясняет, что у него было время подумать, он находился под домашним арестом.
«На каких показаниях должен быть основан обвинительный приговор?» — спрашивает прокурор. Эта реплика вызывает бурную реакцию у защиты. «Он до сих пор не понимает, что он сделал неправильно!» — возмущается один из адвокатов.
Гособвинитель примирительно соглашается — Рустамов предлагает ориентироваться на последние письменные показания, которые читал прокурор. Тогда один из защитников спрашивает, как же так вышло, что сегодняшние показания Рустамова в суде похожи не на последние письменные, а на более ранние. «Потому что тогда я лучше помнил, а сейчас я опять забыл», — отвечает свидетель.
Другого защитника интересует, почему в первых показаниях Рустамов говорил, что не знает, что такое «Новое величие».
— Ну, простой вопрос», — замечает юрист.
— Может быть, на тот момент боялся сказать, признаться, что я знал», — отвечает свидетель.
Другой защитник указывает на еще одно противоречие: «Как можно было перепутать канистру двадцатилитровую с канистрой трех-пятилитровой? Где все-таки правда?»
— Правда — в последних показаниях, — отвечает молодой человек.
На остальные противоречия, вроде того, что изображали мишени — зайцев или полицейских — и зачем молодые люди кидали бутылки — досуг или тренировки — Рустамов тоже говорит, что правда — в последних письменных показаниях, они — наиболее полные и обдуманные.
Практически на все вопросы о датах свидетель отвечает, что не помнит. Другой адвокат интересуется травмой головы, которую Рустамов получил в 12 лет из-за падения, и провалами в памяти. Тот уверяет, что плохо запоминает только мелкие детали.
В отличие от предыдущего свидетеля Рустамов говорит, что Руслан Д практически ни с кем не общался — это был нелюдимый молодой человек, который почти ни с кем, кроме Костыленкова, не говорил.
Другой адвокат просит Рустамова ответить, были ли ложными те показания, в которых он сказал, что о «Новом величии» ничего не слышал. Прокурор возражает, адвокат настаивает — правдивые или ложные, она очень просит ответить на этот простой вопрос.
«Ну какие бы они ни были, это — мои показания», — уклончиво отвечает тот. Адвокат настаивает. «Как-то так постановка вопроса… третьего варианта нету?» — пытается увильнуть Рустамов.
Для Рустамова повторяют фразу из протокола: «Об объединении "Новое величие" я ничего не слышал и не знал до своего задержания»
— Это правдивые или ложные показания?
— Да!
— Правдивые или ложные?
— Просто — да.
— Правдивые или ложные?
— Я не могу ответить в таком контексте.
— Это мы и хотели услышать.
Адвокат спрашивает у Рустамова, получал ли он повестку на заседание 10 июля, и был ли он в суде. Свидетель отвечает, что не был — работал. Прокурор просит завершить допрос, Рустамов жалуется, что не успеет на последнюю электричку.
Адвокаты возражают, гособвинитель говорит, что боится не успеть в рабочее время. Судья говорит, что, если сейчас показания начнет давать Костыленков, то заседание действительно затянется.
Стороны подходят к тому, чтобы пригласить Рустамова еще раз. Прокурор спрашивает, приедет ли молодой человек на другое заседание? «Я думаю, да», — отвечает тот. Свидетеля по всеобщему согласию отпускают.
Один из адвокатов решает заявить ходатайство. Он замечает, что сегодня в суде обвинение представляет уже третий состав прокуроров и вспоминает, что сегодня прокурор говорил об обвинительном приговоре и назвал подсудимых преступниками, и просит его отвести.
Ходатайство поддерживают все адвокаты и подсудимые. Прокурор оправдывается, что не хотел никого задеть, называя подсудимых преступниками.
«Для меня как для прокурора эти люди — обвиняемые, я уверен в том, что они сделали, изучив материалы дела», — говорит он и уверяет, что лично ни к кому неприязни не испытывает, а при рассмотрении уголовного дела ведет себя беспристрастно. Судья удаляется в совещательную комнату.
Судья возвращается из совещательной комнаты. Он отказывает в отводе прокурора. На этом заседание завершается.
Стороны долго обсуждают, когда адвокаты смогут в полном составе прийти на заседание или прислать замену. Наконец, судья назначает заседание на 5 августа, в 14:00, затем заседания пройдут 8, 13 и 16 числа. Судья также по просьбе подсудимых обещает не назначать больше двух заседаний в неделю.
Оформите регулярное пожертвование Медиазоне!
Мы работаем благодаря вашей поддержке