История сорокалетней Юлии Савиновских — многодетной матери из Екатеринбурга — стала предметом широкого обсуждения в конце лета-начале осени 2017 года. Громким делом заинтересовались депутаты Государственной Думы РФ, общественные деятели, правозащитники. Дискуссия вылилась на страницы газет и экраны центрального телевидения. Данной теме были посвящены выпуски ток-шоу «Пусть говорят» на Первом канале и многочисленных интервью. Поводом к столь широкому обсуждению послужил факт изъятия органами опеки г. Екатеринбурга двух приемных малолетних детей из семьи Юлии Савиновских, воспитывавшихся ею в течение нескольких лет. Дети были изъяты из семьи на основании Приказа Управления социальной политики Министерства социальной политики Екатеринбурга. Свои действия чиновники мотивировали тем, что им стало известно о проведении Юлией Савиновских хирургической (пластической) операции по удалению молочных желез с целью дальнейшего возможного изменения паспортного пола в связи с транссексуализмом. Чиновники ссылались на то, что выявленный у Ю. Савиновских транссексуализм входит в перечень психических заболеваний, при наличии которых лицо не может усыновить (удочерить) ребенка, принять его под опеку (попечительство) на основании Постановления Правительства РФ от 14.02.2013 №117.

Юлия Савиновских дала автору письменное разрешение на использование ее медицинской документации в научных и учебных целях.

Таким образом, юридические последствия для Юлии наступили исключительно в результате обнаружения у нее расстройства, которое формально относится к кругу психических и включено в международные классификации психических и поведенческих расстройств (МКБ-10, DSM-5). Суд поддержал позицию Министерства социальной политики г. Екатеринбурга, несмотря на то, что в Постановлении Правительства РФ речь идет только о тех пациентах с психическими расстройствами и расстройствами поведения, на которых распространяется необходимость диспансерного наблюдения. Транссексуализм, как и многие иные поведенческие расстройства, к данной группе не относятся.

Трагический казус, произошедший с Юлией Савиновских, высветил актуальнейший для современной психиатрии аспект — фактическое юридическое приравнивание поведенческих расстройств к психическим с распространением на них правовых ограничений. Об этом аспекте современной психиатрии мы уже писали ранее. Однако случай Ю. Савиновских диктует необходимость обратиться к теме вновь.

История жизни. Родилась в семье военного второй из трех детей. Росла и развивалась нормально. Когда ей было семь лет, родители развелись. После этого часто конфликтовала с матерью. По характеру была активной, любимицей воспитателей и учителей. В школе училась хорошо, была общительной, веселой, решительной, занималась дзюдо и другими видами спорта. После окончания средней школы поступила в педагогический институт, затем в педагогический колледж, получив по окончании обучения специальность «воспитатель детского сада». Затем закончила курсы в колледже безопасности и работала охранником, инструктором по служебному собаководству, оператором службы технической поддержки сетевого оператора, официанткой, парикмахером и в течение десяти лет крупье в казино. Занималась разведением элитных пород собак и кошек. В настоящее время не работает, занимается воспитанием детей. Со слов сестры, Юлия «позитивная, доброжелательная, обязательная, очень порядочная… творческий человек», а по мнению первого мужа — «совестливая, с повышенным чувством справедливости».

Особенность Юлии заключалась в том, что с детства она считала себя не девочкой, а мальчиком. При этом в силу обстоятельств до определенного возраста не допускала возможности говорить об этом с окружающими. Поведение носило маскулинный характер, а женская анатомия и физиология приводили к выраженному дисстрессу и внутриличностному конфликту. В подростковом возрасте она впервые стала открыто обсуждать эти несоответствия с родственниками, понимая, что «простого решения ее проблемы нет». При этом формально выполняла все женские функции и роли. И первый, и второй муж знали о ее «особенности». В первом браке она родила дочь, во втором — еще двоих детей. Решение о необходимости смены пола созревало постепенно. Когда в 2017 году она сообщила об этом родственникам и друзьям, те поддержали ее решение.

Летом 2017 года Юлия разместила в социальных сетях следующий текст, отражавший ее мироощущение:

«Я — Beira. Я родился девочкой в семье военного летчика и секретаря промторга, имевших уже в это время семилетнюю дочь (мою сестру). С самого раннего детства я считал себя принадлежащим к мужскому полу. В детстве этот выбор был бессознательным, интуитивным. В возрасте двух-трех лет я выбирал для игр компании мальчиков, а не девочек. Когда родился мой младший брат, и, спустя какое-то время, пока он немного вырос, я понял, что я такой, как он, а не как моя старшая сестра. Для меня она была существом, принадлежащим к другому биологическому виду, в то время как с братом, в моем понимании, мы были одинаковы. Правда, в то время я считал, что у всех мальчиков половые органы похожи на мои, а у моего брата что-то с ними не в порядке. Примерно в пять лет была предпринята попытка объяснить моим родителям, что я не девочка, а мальчик, что я хочу иметь стрижку и носить одежду, как у моего брата. Отец на это посмеялся, мать в грубой форме объяснила, что это дурь, что так не бывает и быть не может… Больше я к родителям с этим вопросом не подходил.

В школе я практически сразу попал в компанию пацанов, не знаю, как это описать — "доминантных", "популярных". Активные, безбашенные, дети с низкой планкой моральных принципов. Они воспринимали меня как равного партнера по играм, различным мероприятиям, в том числе при травле более слабых духом и застенчивых детей… На протяжении всех лет учебы я считал свою принадлежность к мужскому полу как нечто абсолютно естественное, хотя и понимал, что внешне отличаюсь. Природа этого явления была мне непонятна. Думать о том, почему это происходит мне было неприятно, ответы получить было не от кого. В младшей школе отношения с противоположным полом (девочками) считались в среде "альфа-самцов" занятием неподобающим. Девочки были существами из противоположного лагеря — "плаксы, ябеды, позерши". Мы не понимали их образа мыслей, их интересы и занятия были смешны и бестолковы.

Примерно в 12 лет у меня возник интерес к однокласснице. Мне хотелось проводить с ней время, заботиться о ней, защищать. Этот мой интерес помог ей избежать "приставаний" молодых людей в виде ощупывания интимных мест… С девушкой, которая мне нравилась, у нас завязалась дружба, я часто бывал у нее дома, мы вместе делали уроки, она нравилась мне своей утонченностью, была для меня "принцессой". Один раз я даже пытался ее поцеловать, но получил отпор… Я привлекал ее своей безбашенностью, смелостью, [ведь] я не боялся насекомых, мог помочь кошке родить. Наши отношения продолжались около двух лет, потом меня заменили очень женственной подругой, которая могла поддерживать разговор о косметике и нарядах. Меня игнорировали, я страдал.

В общем, я чувствовал себя мужчиной, вел обыкновенную жизнь обыкновенного парня- подростка, за исключением того, что горы прочитанных книг заставили меня понять, что доминирование и издевательства над слабыми никакого авторитета дать не могут, что нужно развиваться по пути гуманизма, помощи и поддержки тех, кто в этом нуждается. Я был сосредоточен на внешнем мире и на том, что моя жизнь, и то, как и кем я себя чувствую, не соответствует тому, что я вижу в зеркале, я старался не думать, т.к. ответы получить было негде, мысль об этом несоответствии угнетала, а негативных факторов в жизни было хоть отбавляй.

В 13 лет моя анатомия и физиология в виде растущей груди и начавшихся менструаций заставили меня задуматься об этих несоответствиях. За разъяснениями я обратился к старшей сестре, отношения с которой к этому времени наладились… Она сказала мне, что это нормально, что я выросла и стала женщиной. Ответ меня не устроил, я возражал, говорил, что я парень, что месячные отвратительны, лифчики ужасны, что я не могу в них свободно дышать, что, если я приду в школу в лифчике, меня мои же друзья засмеют. Не помню, что она мне на это ответила и ответила ли вообще. Помню ее лицо в тот момент — то ли улыбка, то ли презрение, то ли сочувствие, как будто смотрела на городского сумасшедшего. Все происходившее впоследствии было еще ужаснее. Ненависть к растущей груди, желание сдохнуть где-нибудь в лесу во время каждой менструации. Мне казалось, что все на меня смотрят, все меня осуждают, относятся как к уроду. Слезы/сопли каждый день вечером в подушку, чтоб никто не слышал и не знал. Это происходило от чувства одиночества, непонимания происходящего, обиды, иногда отчаяния, отвращения к своему телу. Тогда в первый раз я самостоятельно без разрешения… криво и косо очень коротко отрезал волосы.

В 10-м классе от этих весьма болезненных переживаний меня избавила взаимная влюбленность. Я понял, что женское тело можно использовать, так как оно нравилось парню, который нравился мне. Мне было с ним хорошо. Мне хотелось с ним доверительных и чистых отношений. Я сказала ему, что чувствую себя парнем, хотя внешне выгляжу, как девушка — он воспринял это нормально, как некую мою странность (у него их тоже было немало — "потрогай своим языком мой глаз", например). И мы использовали это в нашей сексуальной жизни.

Юлия Савиновских. Фото: личная страница в Facebook

Следующим сексуальным партнером стал мой первый муж, с которым я тоже был откровенен. Еще до свадьбы он увлекался Фрейдом, что-то мне объяснял, говорил, что с точки зрения психологии такое явление бывает, но все же к подобным явлениям относился без удовольствия. Секс был так себе, меня он не любил, тонкоорганизованную мою сущность признавать не хотел. Я уходил в себя, чувствовал себя противно и одиноко, временами очень хотелось дистанцироваться от этого человека. А временами к нему что-то влекло — может быть, его недоступность и холодность, может быть, развитый интеллект.

Я нашел еще один способ использования женского тела и родил ребенка. Дочь. Даже во время беременности я понимал, что я парень. Было абсолютно жутко видеть себя [в этот период]. Но в то же время осознание зарождения жизни, шевеление ребенка внутри, делали меня счастливым. И сны… Потрясающие сны снились мне во время этой и следующих беременностей. Сны, которые не хотелось покидать при пробуждении. Там, где я — это я. Очень детальные, очень реалистичные. Снилось, что я полноценный мужчина, молодой, здоровый, неплохо сложенный. Сны могли быть и про какую-нибудь простую бытовую вещь, например, про дорогу, машину, я за рулем, смотрю в зеркало, в зеркале — Я. Парень с короткой стрижкой… Минимальные незначительные отличия в строении лица, те же руки… Иногда (часто во время беременности) это были эротические сны — я мужчина, и я с мужчиной. Было противно просыпаться…

Сегодня очень согревает и настраивает на позитив мысль о том, что я сам выносил и родил этих детей. Это незабываемый, очень волнующий опыт. Было бы здорово, если мужчины могли бы это чувствовать тоже. Может быть, в будущем. Может быть, нейросеть какая-то, в стопроцентном объеме передающая все ощущения. Совместная беременность…

Во время беременности и кормления грудью моя "мужская сущность" была отодвинута на второй план. Приоритетной задачей было родить и вырастить физически и психически здоровых детей. Для этого детям нужна была "мама", с грудным вскармливанием, с колыбельными, с "обнимашками"… У меня все это было, и мне все это нравилось. Кроме грудного вскармливания. Но, как уже было сказано, нужно вовремя и верно расставлять приоритеты и следовать намеченному плану. [Из собственного детства] я знаю, на что похожа депривация, поэтому детям своим даю по максимуму. В эмоциональном плане было трудно, иногда просто невыносимо. Спасали "десятиминутки одиночества", во время которых я отключался, говорил себе, что я — это все равно я, как бы отвратительно ни было видеть себя в зеркале с опухшими огромными "дойками". Воспринимал себя как "систему жизнеобеспечения" маленького ребенка, которого кроме меня никто не поймет, не почувствует, которому кроме меня никто не поможет.

Вообще, мне с самого начала было абсолютно ясно, что у моей проблемы нет простого решения. Мне казалось даже, что совсем нет решения. Те сведения, которые мне удавалось найти о подобных моему случаях, были похожи на издевательства — "Посмотрите, мол, тут типа человек, типа мужчина хочет женщиной стать!!! Ха-ха". Истории, которые я находил в журналах про мужчин, отважившихся сменить пол и рассказать об этом, были похожи на жизнеописание проституток. Все выглядело карикатурно. Мужчины не были похожи ни на мужчин, ни на женщин. На трансвеститов, может быть… Они вызывали отторжение. Историй про женщин, которые пошли на такой шаг, я вообще не встречал. Зато иногда видел на улицах мужеподобных и неухоженных женщин… Но это на Мой Путь совсем не было похоже.

Я принял решение думать об этом как можно реже. Решил смириться. Как люди, рожденные без рук, смиряются с этим. И учатся есть, писать, рисовать, одеваться с помощью ног. Получалось с трудом. Напряжение накапливалось, помогал алкоголь. Раза два в месяц я приглашал своих "внутренних рыб и тараканов" на вечеринку, мы закрывались на кухне, пели жалостливые песни, плакали и мечтали о том, что в следующей жизни моя пацанская душа, наверняка родится в правильном теле. Это была мечта.

На самом деле я не собирался откладывать ее реализацию на следующую жизнь. Просто я был временно занят своим ребенком. Говорил себе: вот освобожусь, и к этому времени медицина шагнет вперед, выход появится. Ну или Таиланд на худой конец — там, говорят, делают, что хочешь. Вот выдам дочь замуж и обязательно сделаю то, что мне нужно, чтобы чувствовать себя полноценным, уверенным в себе Мужчиной.

В 2004 году с первым мужем мы развелись. К тому времени у меня была работа, приносившая хороший доход. Я развлекался: бары, клубы, мужчины, в постели с которыми я представлял себя мужчиной, немногочисленные женщины, отношения с которыми были интересны только на стадии флирта… Настоящий секс у меня был только с одной женщиной. И то, не для моего удовольствия, просто хотелось сделать приятно ей. В общем, женщины оказались ну прям совсем не мое… Значительных мужчин в жизни моей не встречалось. Они приходили и уходили, внутренние рыбы и тараканы помогали время от времени перезагружаться, ребенок и ответственность за него заставляли развиваться.

В 2008 году мы начали встречаться с моим вторым мужем. Собственно, мне не хотелось с ним встречаться. Свою откровенность в вопросе своей самоидентификации я использовал с целью напугать и оттолкнуть. Его это не останавливало, он хотел жениться и мечтал о детях. Постепенно я тоже начал мечтать о детях с его глазами.

Я любил его, он — меня. Дети получились "офигенные" — столько и такие, как хотелось и планировалось. Но тут неожиданно выяснилось, что мой муж — гомофоб. Мне всегда были интересны фильмы на гей-тематику. Они меня волновали, вдохновляли, дарили надежду. А тут: "Фу-ну-что-это-за-гомосятина-выключи-сейчас же". На этом месте понимаешь, что тебя, видимо, не услышали, а если услышали, то не поняли. И для самого главного разговора в жизни еще не время. Ну что ж, вызов принят. Человек мне дорог, я хочу быть собой и хочу быть счастлив. Счастлив с ним. Значит пришло время для образовательно-просветительских мероприятий. Постепенно с привлечением научной литературы облегчал себе жизнь, доводя до сознания любимого мужчины, что быть геем — это вариант нормы. Быть трансом — тоже вариант нормы. Нельзя просто так осуждать. Нельзя на придуманных каких-то основаниях считать кого-то хуже себя.

Фото из личного архива

Доводя до него, доводила и до себя, ибо тоже были места слабые, нуждавшиеся в тренировке. В общем, дети росли, мы работали над собой, строили отношения, становились лучше. Мечты мечтами, а жить надо было в реальности.

Недавно моя уже весьма взрослая и самостоятельная старшая дочь поделилась со мной "тайной", что ей очень хочется "иметь своего парня". Что у всех девочек в классе уже есть мальчики, и что ей тоже хочется, чтобы о ней кто-нибудь мечтал и заботился. Что ей очень грустно и плохо, когда никого рядом нет и не с кем поделиться. А я взял да сказал, как тяжело и страшно, и нет выхода, когда все тебя считают женщиной, а ты парень. И ни рассказать толком никому, и жить тоскливо зная, что никогда в этой жизни не будешь по-настоящему счастлив, и что бесит этот рюкзак из лифчика с титьками внутри, задом наперед надетый. Долго мы разным делились… В конце концов дочь сказала мне, что примет меня любой. С этого момента жить стало значительно легче. Хоть с кем-то абсолютно откровенно я смог обсудить свои тайные мысли. Шутки типа… "знаешь, когда придет время стать бабушкой, я уже буду дедушкой", стали звучать смелее и чаще. И вот этой весной во время очередных наших с ней задушевных разговоров она сказала мне: зачем ждать, сделай это сейчас и живи счастливо.

Шесть лет назад я абсолютно выпал из жизни. Беременности, дети, уход за ними, редкие встречи с очень редкими друзьями. Жизнь в колесе. Ноль осознанности. Все сжиралось бытовухой, все, что не сожрано, было размазано по времени и пространству. И снова появилась тоска, и снова вроде все делаю правильно, и человек я хороший, и еще лучше стану, да вот только не мое это все, живу чужую жизнь, ведь я — это не я, и снова рыбы и тараканы с соплями.

И вот с этого времени появилась мысль — а почему не сделать операцию? И почему не жить счастливо? Иду в Сеть и со странной легкостью нахожу ответы на все свои вопросы. Тестостерон и мастэктомия. Jake Graf и Benjamin Melzer. И нисколько я не уникальный. Тысячи таких, как я. Шок. Все рядом лежало. Руку надо было протянуть. Обида… Досада…

Как я мог этого не замечать, не найти раньше? Потом пришло понимание. Так надо. Моя семья.

Мои дети. Не нужно доноров искать, слезать с гормонов, чтобы родить детей. У меня все есть. Есть деньги на операцию. Есть понимание жизни… Нет уверенности, что муж поддержит и не бросит.

— Дорогой, нам надо поговорить.

— Не про смену пола, надеюсь?

— Про нее. А как ты понял? И что, ты не против? Да, грудь отрежу. Да, хочу гормоны. Хорошо, еще раз подумаю. Хорошо, может, позднее начну.

Ооо-чень смешно, в подвале он меня закроет и найдет себе сисястую… Не бросит.

Мир перевернулся. Рыбы перестали прижиматься к моей душе своими холодными скользкими боками, безнадега отступила, мир обрел краски, а жизнь обрела смысл… Если мечту можно реализовать, то это не мечта, а план. Мечтой меньше — планом больше.

… После рождения нашего последнего ребенка я прошла процедуру стерилизации, так мы с мужем посчитали, что свою биологическую функцию по продлению рода мы выполнили… Спустя какое-то время решили подумать о приемных детях. И вот момент настал, мы решили, что пора. Ибо нет разницы, две "мороженки" покупать или три.

Первый раз я увидела Димасика в декабре 2013 года на сайте "Усыновите.ру". Влюбилась. Показала мужу. Стали собирать документы. Родственники восприняли это в штыки, считали, что "надо сначала своих поднять…", а мы считали, что самое то. Дети одного возраста, и им веселее, и нам по несколько раз школьную программу не проходить.

Надо сказать, что пока не был собран полный пакет документов, некоторые из них готовятся весьма долго, пока не была пройдена Школа приемных родителей, никакую информацию о здоровье, местонахождении и даже об актуальности базы данных детей, нуждающихся в усыновлении, получить было невозможно. Поэтому нам посоветовали найти "запасной вариант" — не зацикливаться на одном ребенке, так как на момент готовности полного пакета документов его уже может не оказаться в Детском Доме. И такой "вариант" был найден.

Но Димасик нас дождался. Отчасти потому, что раньше детей с такими сложными диагнозами забирали в основном зарубежные усыновители. Но и мы не сразу решились. Я пришла к начальнику опеки. Сказала, что хочу этого малыша. Она мне ответила отказом и отправила мальчика в специализированный Детский Дом, где находятся дети без шансов на реабилитацию. Лежачие, без сохранного интеллекта, микроцефалы и пр. Настойчивостью и объяснениями, что я не могу бросить своих детей и все силы сосредоточить на безнадежном ребенке, что я уже выбрала и другого мне не надо, я добилась своего Димасика. Когда Димасик попал к нам, он два дня привыкал к новой обстановке. Потом он залез на ручки и больше меня не отпускал. Он боялся засыпать вечером. Месяц спал у меня на руках. Не давал ни ложиться, ни… садиться — боялся, что я его положу и уйду. Через два дня начал спокойно засыпать в своей постели рядом со мной. А еще убирал ручки за спину. Вот ставишь перед ребенком тарелку с вкусняшками, а он руки за спину убирает. Я как бывший инструктор по служебному собаководству могу рассказать, что нужно делать с собакой, чтобы она еду не трогала без разрешения. Но не буду. Вы уже сами все поняли…

Жизнь пошла своим чередом. Димасик нам жизнь не усложнил. Как-то все почти осталось на своих местах. А через полтора года я увидела на сайте наш "запасной вариант" — Константин, ребенку было три с половиной года. Он вырос. Фото поменяли. Но никто его не забрал. Позвонила в органы, узнала, что за диагноз. Позвонила своему педиатру, спросила его мнение. Сказал — не вздумай. Инвалидная коляска, бесконечные больницы, не факт, что реабилитируется. Я подумала, что три неугомонных коника, бегающих и громко топающих, у меня есть, пусть один сидит рядом читает и рисует, разовьем.

Муж сопротивлялся, говорил, что четвертый это перебор, что сейчас "самое оно" — и по силам, и миссию свою мы выполнили. Я его уговорила, потому что кто, если не мы, потому что если можем, то должны. Мы несколько раз ездили в соседнюю область. Знакомились. Убеждали руководство Детского Дома, что мы сможем дать этому ребенку все. Они искренне недоумевали и, кроме шуток, спрашивали, не на органы ли он нам нужен.

В конце концов мы забрали в нашу семью и Константина. Привезли домой, он боялся горшка, нужду справлял исключительно в памперсы. Ноги в голеностопе и в коленях были в контрактурах, не разгибались. Его любимой игрушкой стал выключатель света — стоял по часу, держась за стену, раскачивался и давил на кнопку. Ночью не спал, сидел в кровати и раскачивался. Или бился головой о стену. Стали брать спать к себе, через полгода сон наладился. Потом конструкторы, сначала с крупными сегментами, потом "Лего", и вот уже Костя строит дома и машины. Четыре курса гипсотерапии, один курс диспорта, по шесть часов в день в туторах, массаж, пока смотрим мультики, раз в месяц курс массажа от специалиста, книжки на ночь, кремчики после ванной, споры о том, чья зубная щетка красивее и кто первый чистит зубы, кинотеатры и контактные зоопарки, бассейн и свежий загородный воздух все лето, и вот через полтора года ребенок уже ничем не отличается от остальных…»

В середине 2017 года после консультаций с родственниками и получения от них одобрения Юлия Савиновских приняла решение начать процедуру по смене пола. Для этого обратилась к психиатрам для получения заключения об отсутствии у нее противопоказаний к операции. После получения справки о психическом здоровье ей была проведена «двусторонняя маскулинизирующая мастэктомия в рамках смены пола с женского на мужской». Вопрос о необходимости проведения других хирургических вмешательств по смене пола Савиновских Ю.В. перед врачами не ставила, по поводу изменения паспортных данных в официальные органы не обращалась.

В конце августа 2017 года в их квартиру пришли представители органов опеки и сообщили о том, что «в интересах ребенка» забирают приемных детей — Диму и Костю — обратно в детский дом. На вопрос о причинах сказали, что у них есть информация, что приемная мать Юлия сделала «незаконную хирургическую операцию» и собирается сменить пол. Кроме того, упрекнули родителей в том, что в их доме грязно. В ответ Юлия предъявила официальную справку из больницы и сообщила, что все было сделано законно.

Как оказалось впоследствии, дети были изъяты из семьи, а Юлия Савиновских была освобождена от обязанностей опекуна на основании приказа Управления социальной политики Министерства социальной политики Свердловской области по Орджоникидзевскому району г. Екатеринбурга. Суд признал законным решение Министерства по социальной политике, согласившись с тем, что обращение Ю. Савиновских к хирургам и проведенная операция по смене пола доказывают наличие у нее психического заболевания в виде транссексуализма, и это в соответствии с Постановлением Правительства РФ от 14.02.2013 №117 «лишает ее права усыновлять (удочерять) ребенка, принимать его под опеку (попечительство), поскольку транссексуализм отнесен в данном Постановлении к числу противопоказаний».

За последние месяцы Юлия Савиновских подавала в суд иски о признании незаконным приказа Управления социальной политики об освобождении ее от обязанностей опекуна и о восстановлении ее в этом статусе. Она объявляла голодовку. В ее поддержку высказывались многие известные общественные деятели РФ, в десятках центральных газет и телевидения появились ее интервью. Однако суд раз за разом отклонял ее иски. Помимо этого, мужу Юлии, 31-летнему Евгению, отказали в усыновлении двух приемных детей, ранее изъятых опекой у его супруги. В последнем принятом судебном решении от 5 февраля 2018 года указано, что «главной причиной расторжения договора с ответчиком является транссексуализм, поскольку дети отдавались в традиционную семью». Отмечено также, что «Савиновских Ю.В. длительное время страдает психическим расстройством… состоит в браке с Соковым Е.В…, [однако] согласно положениям Семейного Кодекса РФ, в браке могут состоять только мужчина и женщина… Идентификация Савиновских себя в качестве представителя мужского пола с учетом состояния ее в браке с мужчиной, стремление к принятию социальной роли, свойственной мужскому полу, противоречит принципам семейного законодательства нашей страны, традициям и менталитету нашего общества». Основополагающими доводами явились ссылки на то, что транссексуализм относится к категории психических расстройств, при наличии которых лицо не может усыновить, удочерить ребенка или принять его под опеку, попечительство. Кроме того, в решениях суда без уточнений обращалось внимание на то, что «семейным законодательством РФ предъявляются повышенные требования к личности и морально-нравственным качествам опекунов», и что указанные требования законодательства, а также интересы детей были проигнорированы.

История «болезни». За свою жизнь Юлия Савиновских никогда не обращалась к психиатрам с жалобами на состояние своего здоровья. Она считала и считает себя психически здоровой. Никаких указаний и свидетельств о том, что у нее наблюдались какие бы то ни было психические или поведенческие расстройства, нет. Обращение к специалистам психиатрического профиля летом 2017 года было обусловлено стремлением Ю. Савиновских получить справку об отсутствии у нее психических расстройств и противопоказаний для проведения операции по смене пола. Врачебной комиссией филиала «Сосновый бор» Свердловской областной клинической психиатрической больницы было сделано заключение о наличии у нее транссексуализма и отсутствии признаков «иной психической патологии», а также отсутствии психиатрических противопоказаний для проведения хирургической косметической коррекции (смены пола) и изменения паспортных данных на мужской пол. В дальнейшем эксперты-психиатры Свердловской областной клинической психиатрической больницы, проводившие амбулаторную судебно-психиатрическую экспертизу (в январе 2018 года), подтвердили выводы коллег. Они пришли к заключению о том, что у Ю. Савиновских обнаруживается «расстройство половой индентификации неуточненное». При этом отметили, что ее «психическое расстройство течет в мягкой форме» и что «диагностических критериев какого-либо иного психического расстройства» у нее не выявлено. Эксперты указали, что у подэкспертной помимо прочего наблюдается акцентуация характера по истеро-неустойчивому типу.

Юлия Савиновских. Фото: Вова Жабриков / URA.RU / ТАСС

Нами 6 октября 2017 года было проведено психиатрическое обследование Ю.В. Савиновских (с 16.00 до 16.40 по московскому времени с использованием интернет-коммуникации посредством системы Skype с информированного согласия Савиновских Ю.В., 1977 года рождения, находившейся в момент обследования в г. Екатеринбург. Личность обследованной удостоверялась на основании паспортных данных). Жалоб на состояние здоровья обследованная не предъявляла. Клинико-психопатологическое обследование Савиновских Ю.В. показало, что у нее выявляется расстройство, классифицируемое по МКБ-10 как «Расстройство половой идентификации. Транссексуализм» (F64.0), относящееся к рубрике «Расстройства личности и поведения в зрелом возрасте». Помимо этого констатировалось, что Юлия, с ее слов, отказалась от идеи дальнейших шагов по реализации права на смену пола и не собирается обращаться ни за гормональной терапией и пластикой половых органов, ни за изменением актовой записи о рождении и перемене паспортного пола. Специально нами было отмечено, что транссексуализм не относится к кругу психических расстройств.

Обсуждение. Таким образом, случай Юлии Савиновских, приведший к трагическим правовым последствиям, должен в очередной раз привлечь внимание психиатров к теме обоснованности разработки классификаций психических расстройств и включения в них тех или иных феноменов. С нашей точки зрения, требуется пересмотр положения, в соответствии с которым в МКБ и DSM поведенческие расстройства фактически приравнены к психическим. Нахождение их в единой рубрике создает опасные для пациентов юридические казусы. Если ограничение прав психически больных может быть в ряде случаев признано оправданным и обоснованным, то наказание за поведенческие или личностные отклонения выходит за рамки научно и этически обоснованных. Процесс объединения психических и поведенческих расстройств в одну группу не способствует поиску диагностической истины, идет вразрез с попытками нормализовать отношения между пациентами и врачами и не направлен на помощь пациентам.

Очевидно, что поведенческие девиации и расстройства не идентичны психопатологическим. А ведь именно к данному несовершенству психиатрической классификации апеллировал суд в анализируемом случае. В решении суда записано, что «Савиновских Ю.В. длительное время страдает психическим расстройством», а именно транссексуализмом, и вследствие этого не может адекватно и добросовестно выполнять роль усыновителя или опекуна. Суд не вдается и не должен вдаваться в психиатрические тонкости и академические дискуссии о том, чем отличается nosos от pathos (по-древнегречески νόσος — болезнь, παθος — страдание или страсть — МЗ). Для суда все, что включено в F-раздел МКБ, является психическим заболеванием.

(О равенстве (идентичности) терминов «психическое расстройство» и «психическое заболевание» было указано в справке эксперта-психиатра, приобщенной к делу Ю. Савиновских: «Расстройство половой идентичности, включая транссексуализм, относится к категории психических расстройств. В Международной классификации болезней МКБ-10 этот термин используется вместо "психического заболевания"»).

С точки зрения оценки правовых последствий небезынтересным становится вопрос — с какого момента человек становится транссексуалом:

1) с момента диагностики данного расстройства психиатрами и сексологами, 2) с тех пор, как человек осознал себя представителем иного пола, 3) с момента проведения хирургической операции и начала гормональной терапии или 4) с момента изменения актовой записи о рождении и получения нового паспорта с указанием нового пола?

После того, как из семьи Юлии Савиновских были изъяты приемные дети, а суд встал на сторону органов опеки, когда появилась потенциальная угроза лишения ее родительских прав в отношении родных детей и признания брака недействительным, она заявила, что теперь «не планирует менять пол… и не собирается обращаться в органы ЗАГС с запросом о смене документов с женских на мужские». С высокой вероятностью можно предполагать, что это не столько попытка избежать еще более тяжких юридических последствий, сколько результат того, что «материнский инстинкт» снизил интенсивность и даже блокировал гендерную дисфорию. В связи с этим перед специалистами встает новый вопрос: можно ли в таком случае продолжать признавать человека трансгендером?

Обратим внимание на то, что суд опирался в своем судьбоносном решении на противоречивый характер оценки состояния здоровья подэкспертной со стороны экспертов-психиатров. В заключении психиатров написано, что у Ю. Савиновских диагностируется расстройство половой идентификации в форме транссексуализма и что «иная психопатология» у нее отсутствует. Парадокс заключен в использовании слова «иная». То есть фактически психиатры признали, что транссексуализм относится к кругу психопатологических феноменов, являясь его неотъемлемой частью. Однако данное допущение не является научным фактом.

Психиатрический раздел МКБ-10 (F) называется «психические и поведенческие расстройства», то есть в него включены как психические, так и поведенческие клинические феномены (диагнозы). Часть из них традиционно признается психиатрами психопатологическими и проявляется симптомами и синдромами нарушений психических функций, а часть — поведенческими, которые ограничиваются исключительно изменениями поступков человека без собственно психических расстройств. Ранее группа российских ученых-психиатров уже обосновывала необходимость исключения из психиатрических классификаций расстройств поведения и личности (рубрики F6) и порочность процесса медикализации обыденной жизни. Случай Ю. Савиновских заставляет нас обратить внимание коллег на то, что несовершенство психиатрических классификаций и нежелание изъять из них поведенческие девиации продолжает приводить к тяжелым и несправедливым правовым последствиям для обращающихся к психиатрам людям. Речь идет о реальных социальных последствиях расширительной психиатрической диагностики.

Справедливости ради следует отметить, что психиатры пытаются разрешить описанный парадокс путем разделения пациентов на группы — на нуждающихся в диспансерном или в консультативном наблюдении. В первом случае речь идет о тяжелых (грубых) психических расстройствах, во втором — о более легких (пограничных) случаях. Кстати, данная дифференциация представлена в Перечне психических заболеваний, при наличии которых лицо не может усыновить (удочерить) ребенка, принять его под опеку (попечительство) на основании Постановления Правительства РФ от 14.02.2013 №117. В нем специально оговаривается, что действие Постановления распространяется не на всех пациентов с психическими расстройствами и расстройствами поведения, а только на подлежащих диспансерному наблюдению. В случае Ю. Савиновских суд проигнорировал данное положение, хотя экспертами-психиатрами было прямо указано, что Ю. Савиновских, несмотря на диагноз транссексуализма, в диспансерном наблюдении у психиатров не нуждается.

С позиции современной психиатрии отнесение транссексуализма к группе психических и поведенческих расстройств неправомерно и ненаучно. Несмотря на это, острая дискуссия в профессиональном сообществе продолжается. Значительная часть специалистов настаивает на необходимости вывести сексуальные расстройства (парафилии), включая транссексуализм, за рамки группы психических и поведенческих расстройств. Это нашло отражение в новой классификации МКБ-11, вступающей в силу в 2018 году, где такие нарушения выделены с отдельную группу — «заболевания, связанные с сексуальным здоровьем» — и не причислены ни к психическим, ни к поведенческим расстройствам. Российские сексологи не соглашаются с данным положением. Они считают непродуктивным и ошибочным исключение расстройств половой индентификации из группы психических и поведенческих расстройств, поскольку, с их точки зрения, это делается не на основании научных критериев, а из гуманистических соображений в связи со стремлением избежать стигматизации транссексуалов. Комментарии некоторых специалистов категоричны и избыточно эмоциональны. Например, Г.Н. Введенский и С.Н. Матевосян пишут, что «вместо того, чтобы надлежащим образом организовать правовую и медицинскую помощь таким больным, вопрос решается кардинально — путем исключения нозологической единицы из классификации. Если быть последовательным, то тогда надо все психические расстройства вследствие имеющейся стигматизации объявить вариантами нормы или закодировать не как психические нарушения, а [как] что-либо еще».

С нашей точки зрения, исключение парафилий из психиатрического раздела МКБ-11 совершено не только в целях соблюдения этических и гуманистических норм, хотя это и немаловажно. Это сделано в связи с отсутствием убедительных научных доказательств, что парафилии имеют психопатологическую основу. Ведь диагностика любого психического заболевания (расстройства) подразумевает обнаружение психопатологических симптомов и синдромов. Согласно МКБ, расстройства половой идентификации и другие парафилии диагностируются только в случае исключения психических нарушений.

Если говорить шире, то приходится констатировать, что до сих пор не существует никаких научных оснований приравнивать поведенческие расстройства к психическим. Это принципиально разные сущности, не говоря уже о том, что в современной психиатрии крайне затруднительна и неверифицируема дифференциация поведенческих расстройств как патологии и девиаций поведения как крайних вариантов нормы.

Следует также иметь ввиду, что понятие болезни (расстройства) в общей медицине подразумевает наличие страдания пациента, стремления вылечиться. Можно ли обнаружить у Юлии Савиновских какие бы то ни было «болезненные страдания», от которых она хотела бы избавиться? Таких симптомов и жалоб на состояние здоровья у нее нет. Идентичная картина обнаруживается при личностных расстройствах (психопатиях) и некоторых иных расстройствах поведения. Психиатры могут возразить, что при ряде тяжелых психических расстройств (например, психозах) пациенты не признают себя больными и ни от чего лечиться не хотят. Да, это так. Но ведь тем и отличаются тяжелая психопатология, что при ней отмечается качественное искажение восприятия реальности и собственной личности в связи с различными поражениями головного мозга. В случаях же поведенческой и личностной патологии (девиаций) ни о каких мозговых причинах расстройств речи не идет. По крайней мере, доказательств тому нет. Реальность такими людьми воспринимается адекватно, пусть и субъективно. Следовательно, в условиях существующей стигматизации всех, кто оказывается в поле зрения психиатров и получает диагноз по МКБ или DSM до прояснения этиопатогенеза поведенческих расстройств логичнее и гуманнее вывести за скобки психиатрии. Классификация не должна строиться на гипотезах и расширительно толковать патологию.

Случай Юлии Савиновских, приведший к трагическим последствиям для нее, ее семьи и приемных детей, показывает, что настало время пересматривать основополагающие принципы психиатрических классификаций.