«Неприязненные отношения к нашему отделу полреспублики имело». Репортаж из суда по пыточному делу ингушского Центра «Э»
Иллюстрация: Анна Морозова / Медиазона
В Нальчикском гарнизонном военном суде подходит к завершению процесс семерых силовиков, которые обвиняются в пытках задержанных в ингушском Центре «Э». Шестеро потерпевших говорили в суде о насилии и издевательствах; сколько человек пострадали от сотрудников ЦПЭ, но предпочли молчать о пережитом, неизвестно. Никто из обвиняемых своей вины не признал. Егор Сковорода рассказывает, как шел этот беспрецедентный процесс.
Обновлено в 17:50 17 июля: гособвинение запросило подсудимым сроки от шести до 16 лет колонии с лишением званий и права в течение трех лет работать в госорганах.
— Потерпевший, поясните, что вы подразумеваете под кровной местью?
— Кровная месть это… отомстить за брата, — со вздохом отвечает на вопрос судьи Андрея Лазарева потерпевший Назир Долиев. Его брат Магомед Долиев погиб в Центре «Э» в Назрани. Его невестка Марем Долиева рассказывает, что сотрудники центра пытали ее током, а перед этим — душили пакетом в отделе полиции Сунжи.
— Он говорит правду, ко мне действительно приходили люди и объявили мне кровную месть, — поднимается со своего места 55-летний Магомед Беков, бывший начальник Сунженского РОВД. По словам Долиевой, Беков в своем кабинете бил ее и надевал на голову пакет, перекрывая доступ кислорода.
— Что подразумевается под понятием «кровная месть»?
— В моем понимании это физическое устранение меня.
Процесс над ингушскими силовиками идет в Нальчикском гарнизонном военном суде, поскольку один из подсудимых — оперативник ФСБ. Дела против сотрудников спецслужбы всегда рассматривают военные суды, но в Ингушетии гарнизонного суда нет, ближайший нашелся в Кабардино-Балкарии. Судят силовиков в здании, которое было построено рядом с СИЗО специально для процесса по делу о нападении боевиков на Нальчик в 2005 году — тогда на скамье подсудимых оказались 57 человек, а судебные слушания растянулись на семь лет.
Над высоким забором нависает белая громада СИЗО, из открытых окон которого доносятся крики заключенных. Вдоль забора выстроились автоматчики в зеленой форме и масках, они провожают взглядом входящих в суд — там слушателей обыскивают и забирают у них всю технику, разрешая пронести внутрь только блокнот и диктофон. Зал суда похож на исполинский школьный спортзал, разделенный пополам узорчатым чугунным заборчиком. Заборчик сторожат три автоматчика в масках.
Мимо них постоянно снуют адвокаты — даже во время допросов они то выходят из зала, то возвращаются обратно. Судья лишь изредка ворчит: «Этот вопрос уже задавали, пока вас не было. Курить надо меньше!». Защитники сидят за столами в два ряда, и когда судья Лазарев по очереди позволяет сторонам задавать вопросы свидетелям, эта перекличка еще раз напоминает о школе:
— Давайте по крайнему кругу. Защита, первый ряд, у вас есть вопросы? Второй ряд? Подсудимые, первый ряд. Подсудимые, второй ряд. Государственный обвинитель? Потерпевшие, представители потерпевших? На этом все.
От скамеек слушателей — на них могут поместиться больше ста человек, но обычно в зале дежурят только пара репортеров и несколько родственников — до стола судьи, наверное, полсотни метров. Трое подсудимых — оперативники ЦПЭ Иса Аспиев и Сергей Хандогин, а также экс-начальник Сунженского РОВД Магомед Беков — находятся под домашним арестом, они сидят рядом с адвокатами. Четверо — глава ЦПЭ Тимур Хамхоев, его подчиненные Алихан Беков и Андрей Безносюк, сотрудник ФСБ Мустафа Цороев — в просторных клетках. Хамхоеву, мужчине средних лет с глубокими залысинами, не сидится на месте, он нервно ходит из угла в угол своей клетки.
— Здесь же все звери, понимаете. Вот лев сидит за решеткой, царь зверей, — обернувшись к Хамхоеву, иронизирует во время своего допроса Сергей Хандогин, — а мы все собаки бешеные. Но, к сведению некоторых, кто это сказал, все собаки — друзья человека.
47-летний Хандогин, который, по собственным словам, «с 15 лет носит форму», перевелся на службу в Ингушетию из Нижегородской области. «По большому счету, конечно, приехал я сюда, чтобы спокойно уйти на пенсию, потому что на тот момент у меня выслуга была более 25 лет. Так сложилось, что мои глупые амбиции меня сюда и привели. Так получилось, что когда все делали карьеру, я ездил по командировкам и не прятался за спину ничью», — говорил он в суде. Давно знакомый с ним Хамхоев предложил Хандогину место заместителя, в апреле 2016 года он приступил к работе, а через полгода оказался под домашним арестом по обвинению в пытках Марем Долиевой.
Его заместитель Сергей Хандогин обвиняется в применении насилия к Марем Долиевой (часть 3 статьи 286 УК).
Оперативник Иса Аспиев обвиняется в применении насилия к Зелимхану Муцольгову, Адаму Дакиеву и Магомеду Мусаевичу Аушеву (три эпизода по части 3 статьи 286 УК).
Оперативник Андрей Безносюк — в применении насилия к Марем Долиевой и Магомеду Мусаевичу Аушеву (два эпизода по части 3 статьи 286 УК), а также в похищении золотого кольца Долиевой (часть 1 статьи 161).
Оперативник Алихан Беков — в применении насилия к Магомеду Руслановичу Аушеву и Магомеду Долиеву (два эпизода по части 3 статьи 286 УК) и убийстве Долиева (часть 1 статьи 105).
Начальник Сунженского РОВД Магомед Беков обвиняется в применении насилия к Марем Долиевой (часть 3 статьи 286 УК).
Оперативник ФСБ Мустафа Цороев — в применени насилия к Амилу Назарову, вымогательстве денег и похищении его паспорта (часть 3 статьи 286, пункт «б» части 3 статьи 163 и часть 2 статьи 325 УК).
Обвинения Хандогин, как и остальные подсудимые, отрицает. «Я здравомыслящий человек, на тот момент мне было 45 лет, я сотрудник МВД, который прошел психологические, психофизические все исследования, конечно, дураков в системе МВД нет. Но они там есть, получается. Раз мы все работаем и за то, что я 26 лет служу, я себе даже на комнату не заработал — ну кто я, умный или не умный?» — рассуждает он.
— На иждивении кто у вас находится? — задает судья стандартный вопрос.
— Я нахожусь на иждивении. Мне жена и мать присылают деньги, значит, я нахожусь на иждивении, — отвечает Хандогин и принимается рассказывать, как ему живется вместе с престарелой матерью: у нее зрение -20, она перенесла два микроинфаркта. На этих словах подсудимый прерывается и плачет.
— Вам воды, может быть? Перерыв пять минут, — объявляет судья.
Рассказывая свою версию событий, Хандогин время от времени крестится. В начале процесса защитник просил суд отпустить его из-под домашнего ареста в православный храм во Владикавказе, поскольку Хандогин «глубоко верующий человек». Судья Лазарев отказал, сославшись на слова святителя Филарета Московского: «домашнюю молитву Господь примет так же, как и храмовую», а «славить Бога можно в любом месте, в том числе и в домашних условиях».
Центр «Э». Кабинет №13
Около 11 утра 15 июля 2016 года по приказу Тимура Хамхоева в Сунжу, город на границе Ингушетии и Чечни, выехали «почти все сотрудники центра», вспоминал оперативник Андрей Овада. Поехали на нескольких машинах, в одной были Сергей Хандогин, Андрей Безносюк, Виталий Донин и Андрей Овада, в остальных — Иса Аспиев, Магомед Арапханов, Хасан Осмиев, Тимур Богатырев, Александр Логинов, Али Муталиев, Яхья Албогачиев и Зураб Гиреев. Ранним утром того же дня большинство из них — а также Алексей Левшунов и Алихан Беков — уже побывали на обысках в селах Али-Юрт и Сурхахи. Из Сурхахи в здание ЦПЭ в Назрани привезли Магомеда Аушева — позже он станет потерпевшим в деле о пытках.
Выезд в Сунжу был связан с ограблением «Россельхозбанка», которое произошло там 11 июля. Работавшую кассиром Марем Долиеву допрашивали уже несколько раз, но 15 июля женщину снова вызвали с Сунженский РОВД — там в кабинете начальника отдела Магомеда Бекова ее уже ждали глава Центра «Э» Тимур Хамхоев, замначальника полиции МВД Ингушетии Алишер Боротов и начальник уголовного розыска республиканского МВД Сергей Осин. «Когда Долиеву вызвали, но она еще не явилась, мы все находились в комнате отдыха, пили чай — ну гости приехали, аппарат МВД, надо же какое-то уважение проявить. И мы там чай пили», — рассказывал Беков.
«Начали очень сильно кричать, — описывала свое появление в кабинете Долиева, — типа как вы это сделали, кто это сделал, это вы с мужем все организовали, признавайтесь, иначе мы с вами расправимся». По словам женщины, Хамхоев ударил ее по лицу, а Беков надел на голову черный полиэтиленовый пакет, перекрыв доступ кислорода. «Как только этот пакет начал прилипать к моему рту, я уже… Они видят, когда пакет прилипает, что я тоже дышать не могу, он расслаблял пакет — и опять затягивал. И так пару раз он меня душил. При этом все кричали и угрожали расправой с жизнью», — плача, рассказывала Долиева в суде. Она говорит, что вместе с Бековым ее били и душили Хамхоев и Боротов.
Тимур Хамхоев и Магомед Беков уверяют, что с кассиром они просто беседовали, и насилия к ней никто не применял. Боротов и Осин — они в деле остались свидетелями — говорят, что во время разговора с Долиевой находились не в кабинете, а рядом — в комнате отдыха, и оба ничего не слышали.
Поговорив с Долиевой, полицейское руководство отправило своих подчиненных на обыск в квартиру Марем и ее мужа Магомеда Долиева в Карабулаке — туда уехала большая часть прибывших в Сунжу сотрудников Центра «Э». Ожидавшие во дворе оперативники Сергей Хандогин и Андрей Безносюк поднялись в кабинет, забрали Марем из кабинета и посадили ее в свой автомобиль «Лада-Гранта».
В машине, говорит Долиева, на голову ей снова надели пакет — на видеозаписи из отдела видно, что Безносюк выходит из здания с предметом, похожим на черный полиэтиленовый пакет. Сам оперативник утверждает, что никакого пакета не было, в руках он держал свою майку: «Когда я выходил из кабинета на пару минут, в приемной я прикрыл дверь и снял майку. Жарко было, она была мокрая, поэтому я решил снять майку и потом в руке ее нес».
За руль сел Хандогин, рядом с ним Безносюк, по сторонам от Долиевой — Овада и Донин. «Всю дорогу меня били, я не могла дотронуться до лица. Положила руки на переднее сиденье и не могла шевельнуться даже — били очень сильно по рукам. Начались опять угрозы физической расправы: признавайся, как вы это сделали, что вы сделали, как вы это организовали, кто соучастник ограбления банка. Спереди сидящие очень сильно кричали», — вспоминает поездку с полицейскими пострадавшая.
Оперативники настаивают на том, что женщину не били и даже не задерживали. По словам Донина, «она сидела в машине и не высказывала никаких претензий. Все было добровольно». Хандогин объяснял, что начальник попросил его чем-то занять Долиеву на время обыска в ее доме: «Тимур [Хамхоев] говорит: вот это кассир "Россельхозбанка", это они с мужем организовали нападение на банк, сейчас будут обыски, ты возьми ее, езжайте отсюда. Вы с ней поговорите, побольше вопросов ей позадавайте. Ну, насчет вопросов этого мне говорить не надо — я поговорить люблю, особенно с преступниками. Он говорит: часа два вы с ней так пообщайтесь».
Пообщаться с женщиной решили в Центре «Э». «Ну а где я с ней буду разговаривать? Я не таксист, чтобы ее возить. Для меня комфортным является мое рабочее место, то место, где я прохожу службу. Мы туда и поехали», — говорит Хандогин. Ему вторит Безносюк: «А куда повести еще? Нету ни родственников здесь, ни еще чего, на пляж ее не повезешь, в кафе не пригласишь».
Двухэтажное здание Центра «Э» находится в Назрани на улице Оздоева, 7, оно обнесено десятиметровым, выше самой постройки, ограждением из металлической сетки. Марем Долиеву подняли в кабинет №13, где в тот момент, как вспоминают оперативники, работал Хаваш Дзейтов — один из немногих сотрудников ЦПЭ, которые не поехали в Сунжу. По словам подсудимых, здесь женщину тоже никто не бил — с ней спокойно беседовали.
Марем Долиева запомнила эту беседу по-другому: «Один из них связал мои руки за спиной скотчем и надел какие-то провода на пальцы рук. Все это время рядом со мной находились голоса Безносюка и Хандогина, все голоса, которые угрожали в машине — и Овада, и Донин, в дальнейшем я узнала, что это они были. Сильнее всех кричали Хандогин и Безносюк. Они заломали мои руки за спину, надели на пальцы рук провода и начали бить током. Удары были такой силы, что я не могла себя сдерживать и кричала громко, во весь рот. После этого Безносюк говорит: "По ходу, это для нее слабо, давайте поменяем, примените другое насилие". Они сняли провода с моих рук, сняли босоножки, носочки и надели провода на большие пальцы ног. Там были такие удары, что я думала, у меня все тело разорвется».
По словам Долиевой, во время пыток Сергей Хандогин приоткрыл дверь в коридор и сказал, что ее мужа тоже задержали, он в соседнем кабинете: «Слышишь голос его, как он стонет, кричит? То же самое будет с тобой». Однако вскоре насилие неожиданно прекратилось — Долиеву заставили выпить водки, сняли у нее с пальца кольцо и отпустили.
Хандогин объясняет это тем, что истекли два часа, в течение которых Тимур Хамхоев просил занимать женщину разговором: «Я говорю, Андрей, времени, наверное, уже много прошло, забирай эту гражданку». Трое оперативников — Андрей Безносюк, Хасан Осмиев и Андрей Овада — отвезли Долиеву обратно в Сунженское РОВД. Ближе к ночи ее отпустили из отдела, перед которым избитую женщину уже ждали родные.
О сменившем арестованного Хамхоева на посту главы Центра «Э» Эльджаркиеве рассказывал житель Назрани Абдул-Малик Албагачиев (его пытали в феврале 2017-го, уголовное дело в отношении «неустановленных сотрудников» возбудили 14 месяцев спустя): «[Он] обратился ко мне и сказал, что мне лучше признаться во всем, что мне некуда деваться, что если я скажу, что меня кто-то пытал, то мне не жить. Эльджаркиев сказал, что закон — это они, и что им никто не судья».
Смерть в кабинете №12
Когда Марем Долиеву увозили из здания Центра «Э», ее муж Магомед, скорее всего, был уже мертв. В Центр «Э» Долиева привезли после обыска в квартире супругов в Карабулаке — силовики утверждают, что нашли там две гранаты; родные настаивают, что гранаты подбросили сами силовики. Так или иначе, оперативники Зураб Гиреев и Магомед Арапханов привели Долиева в кабинет №12 на втором этаже — его жена была в это время соседнем кабинете — и передали своему коллеге Алихану Бекову. Гиреев и Арапханов говорят, что они сразу ушли и больше ничего не видели и не слышали.
«Они сказали, сейчас мы подойдем. Вышли, оставили Долиева. После чего я с ним остался. Я сел за компьютер, он сидел в углу там. Разговаривали. Он был в наручниках, я сидел на компьютере», — утверждает 38-летний Беков. По словам оперативника, он вышел выпить чаю с дежурным, оставив задержанного одного: «Поднялся обратно, смотрю, Долиев лежит на полу. По-моему, на левом боку. После этого я выскочил из кабинета, побежал, крикнул, скорую вызвали. У меня аптечка была в кабинете полная, аптечку взял, ребята подскочили. Я быстро снял наручники, и начали делать искусственное дыхание. Первую помощь оказывать».
Сергей Хандогин говорит, что он был в своем кабинете, когда услышал «беготню и шум», что «человеку плохо»: «Я захожу в кабинет, народу-то нету, лежит человек на левом боку в наручниках, я к нему подбегаю. Я ему, раз, артерию сонную, мне кажется, там тук-тук, я думаю, живой. "Чего такое там?" — "Сердце, сердце". И как раз Алихан Беков [появляется], я говорю, давай переворачивать, снимай наручники». Реанимировать Долиева, по словам полицейских, не получилось. «Я посветил фонариком в глаза, а они, знаете, стеклянные — если кто сталкивался с этим, труп сразу видно, взгляд другой, как будто линза во весь глаз. Понятно, что человек тук — и все», — рассказывал Хандогин.
Судебно-медицинская экспертиза трупа Магомеда Долиева показала, что он скончался не из-за сердечного приступа, как сначала говорили сотрудники Центра «Э», а в результате асфиксии — задохнулся. Следствие считает, что Алихан Беков пытал задержанного током с помощью полевого телефона ТА-57 и душил его надетым на голову пакетом. Во время пыток он и погиб.
В одном из соседних кабинетов в тот день находился задержанный с утра Магомед Аушев. Следователь пересказывает воспоминания Аушева о пережитом в Центре «Э» так: «Ему завели руки назад за спину и завязали скотчем — липкой лентой. Затем он почувствовал, как большие пальцы его ног обвязывают металлическими проводами. <…> Затем послышался шум, похожий на шум старого телефона, когда телефон раскручивали перед звонком. Сразу же после данного шума ему стало очень больно, и он понял, что его бьют током. Боль была невыносима». Как и Марем Долиева, Аушев говорит, что время от времени слышал из соседнего помещения мужские крики и стоны — предположительно, это кричал под пытками Магомед Долиев.
Оперативник Алихан Беков — единственный, кого обвинили в пытках Долиева и Аушева, его соучастники так и остались в деле «неустановленными сотрудниками». Пытал он Долиева по прямому приказу Тимура Хамхоева, настаивает следствие.
Свидетельница Аза Гадиева рассказала в суде, что вечером того дня Тимур Хамхоев попросил ее подъехать в Центр «Э». Там она заметила суету сотрудников, а Хамхоев спросил ее как человека с медицинским образованием: если у человека стоит сердечный клапан, его током пытали, а потом он зашел выпить воды, мог ли человек умереть от этого? Гадиева сказала, что да.
Она выступала в суде по видеосвязи из СИЗО Владикавказа — Гадиева, по ее словам, «благодаря сотрудникам ЦПЭ», осуждена на 4,5 года за мошенничество с обналичиванием материнского капитала и участие в организованном преступном сообществе (часть 4 статьи 159 и часть 2 статьи 210 УК). Гадиева призналась, что оговорила перед Хамхоевым Магомеда Аушева. О том, зачем она регулярно посещала Центр «Э», свидетельница говорить отказалась: «Если мы сейчас начнем говорить о том, что связывало меня с Тимуром, нам, наверное, и день-два-три не хватит. Я с 2010 года, чего мне Тимур говорил, я то и делала».
— Вы там работали, что ли? — поинтересовался адвокат Андрей Сабинин, представляющий интересы потерпевших по инициативе правозащитной организации «Зона права».
— Я не работала, я там жила практически. Когда мне нужно было, я могла заехать в ЦПЭ.
— У вас пропуск был или удостоверение?
— Да, у меня пропуск — «Хамхоев Тимур».
«Подписывал не глядя»
— Свидетель, вы наше время не тратьте! Что вы начинаете юлить, что за разговор: «Я не читал протокол допроса»!? Вы взрослый человек, вы знаете, куда вас вызывали, о чем вы говорите? — горячится судья Лазарев, когда очередной свидетель-полицейский говорит, что подпись под показаниями на следствии принадлежит ему, но он их не может подтвердить, потому что подписал протокол своего допроса, не читая.
Оперативник Алан Хамхоев — он родственник Тимура Хамхоева — в суде невнятно бормотал, что все протоколы он «подписывал не глядя». Он участвовал в задержании гражданина Азербайджана Амила Назарова, у которого, по версии следствия, глава республиканского ЦПЭ и сотрудник ФСБ Мустафа Цороев вымогали деньги. Именно Алан Хамхоев перегонял отнятую у Назарова в качестве «залога» Audi A6 во двор к оперативнику Исе Аспиеву (тот был в отпуске); через пару дней машину переставили к дому другого родственника главы ЦПЭ.
Сам Алан Хамхоев находится под следствием по другому делу — при обыске у наго изъяли патроны и незарегистрированный травматический пистолет Макарова. Он говорит, что нашел их возле реки и собирался сдать в полицию, но по рассеянности не сделал этого. «Ни у кого патроны и травматический пистолет я не похищал, — настаивает Хамхоев. — Я забыл, что я не имею права хранить данные патроны».
И Тимур Хамхоев, и Мустафа Цороев говорят, что Амила Назарова задержали из-за информации о его причастности к торговле оружием. Они отрицают, что вымогали у бизнесмена 800 000 рублей, шантажируя его записями интимных разговоров с ингушкой, что отобрали у него машину, документы и айфон и что били его в служебном автомобиле во дворе Центра «Э». Во время следствия Цороев признавал, что они сидели с Хамхоевым и Назаровым в машине и прослушивали аудиозаписи с его телефона. В суде 40-летний сотрудник ФСБ отказался от этих показаний:
— Я хотел бы сказать, что данные показания я не признаю, я от них отказываюсь. Но как я их давал? Меня склонили некие лица, имена которых я не хочу называть, обманным путем склонили меня дать такие показания. Данные лица имели отношение к службе собственной безопасности УФСБ России по республике Ингушетия.
Подсудимый вспоминал, что в тот день, 9 ноября 2016 года, Хамхоев с утра попросил его подъехать в ЦПЭ. Дежурный на проходной сказал, что руководитель во дворе. «Но там я не нашел ни Хамхоева, ни кого-либо из знакомых мне лиц. И вернулся на свое рабочее место», — уверяет Цороев. Звонить Хамхоеву и уточнять, где он и зачем звал, оперативник спецслужбы почему-то не стал.
Действующий сотрудник Центра «Э» Зураб Гиреев, как и большинство его коллег, заявил в суде, что лишь «частично» подтверждает свои показания на следствии — тогда он рассказывал о работе ЦПЭ под руководством Хамхоева более подробно, хотя и настаивал, что никакого насилия не видел.
— Вы читали свои протоколы, подписи ваши? — уточнил судья.
— Да. Я читал, но я уставший был.
Уходя, Гиреев оборачивается к подсудимым и говорит на ингушском языке: «Да поможет вам сам Бог».
27 апреля 2017 года в Следственный комитет Ингушетии поступило коллективное обращение, подписанное десятком сотрудников Центра «Э». «В указанном обращении говорится, что в результате действий следователей указанного следственного ведомства по привлечению к уголовной ответственности сотрудников ЦПЭ МВД по республике Ингушетия, совершивших противоправные действия, парализована деятельность центра, что создает опасность обострения обстановки на территории республики Ингушетия и возрастания террористической угрозы», — пересказывал прокурор это обращение.
Допрошенные после этого оперативники, в том числе Виталий Донин и Ахмед Долгиев сказали, что они ничего не подписывали. «Я лично с данным обращением не знаком и текст этого обращения не читал. Данное обращение я не подписывал», — говорил следователю Донин.
Тюбетейка опера Аспиева
До начала процесса обвиняемый в пытках трех задержанных оперативник Иса Аспиев не был даже под домашним арестом, он продолжал носить оружие и исполнять свои обязанности. Именно он в декабре 2017 года отвозил из Центра «Э» в ИВС местного жителя Альберта Хамхоева, которого пытали током уже после ареста главы Центра «Э» и его подчиненных — Аспиев утверждает, что он никакого отношения к задержанию молодого человека не имел и выступил только в роли водителя.
На процессе в нальчикском суде 37-летний Аспиев обычно сидит в бордовой тюбетейке и синей жилетке. Эту тюбетейку вспоминал Магомед Аушев, которого доставили в Центр «Э» в декабре 2014 года. В деле двое потерпевших по имени Магомед Аушев: по версии следствия, одного их них, Магомеда Расуловича, пытали в 2016 году в один день с Магомедом Долиевым, а другого — Магомеда Мусаевича — в 2014-м, от него требовали признаться, что он стрелял на свадьбе из золотого автомата.
«Положили меня на пол, и кто-то в районе шеи сел мне, завязали ноги скотчем, сняли ботинки, носки и ноги и прикручивали провода к пальцам — на большой палец правой ноги и большой палец левой ноги. И начали бить током. Били они минут пять. Потом со мной говорили, куда дел я золотой автомат, куда спрятал», — вспоминал Аушев. Молодой человек говорил, что среди пытавших его сотрудников Центра «Э» он опознал Тимура Хамхоева, Ису Аспиева, Андрея Безносюка и Зураба Гиреева. Всем, кроме Гиреева, по этому эпизоду предъявлены обвинения.
Из Центра «Э» Магомеда Аушева увезли в ИВС, где он оказался в камере с арестованным по другому делу Рашидом Цуровым. Как пишет «Кавказкий узел», Цуров вспоминал, что Аушев с трудом мог говорить, на голове у него были синяки, на ногах и пальцах ожоги. Ходить без посторонней помощи у мужчины не получалось, потому что «все, что есть между ног, ему разбили».
Отвечая в суде на вопросы Тимура Хамхоева, свидетель признался, что испытывает к нему неприязнь.
— Почему? — удивился Хамхоев.
— Лично вы меня тоже пытали.
Потерпевший Зелимхан Муцольгов когда-то учился с Исой Аспиевым в одном колледже, знает его в лицо, а потому, говорит он, сразу узнал однокашника, когда увидел его через дыру в надетом на голову пакете.
Муцольгов, крупный мужчина с длинной бородой, подпрыгивает, опершись на свидетельскую кафедру — он пытается показать, как Аспиев прыгал у него на спине. «Три-четыре удара по бедрам — один в пах», — Муцольгов хлопает себя по бедрам, демонстрируя, как Хамхоев бил его ногами. По словам потерпевшего, он был готов подписать все, что от него требовали, но даже не мог держать ручку — так опухли после истязаний кисти рук. Через пять дней Муцольгова вывезли из ЦПЭ и бросили неподалеку от реки, где его подобрали приехавшие помыть машину молодые люди.
— Неприязненные отношения к нашему отделу полреспублики имело! Полреспублики! Благодаря этому Центру, благодаря ФСБ России по республике Ингушетия сейчас люди там спокойно зажили, — у подсудимого Аспиева скрипучий голос.
Он говорит, что родственники потерпевших находились в рядах боевиков, многие были убиты во время спецопераций, а потому все их слова — наглый оговор. По заверению Аспиева, оговорил его и Адам Дакиев, работавший программистом в ингушском подразделении «Газпрома». Дакиев рассказывал, как оперативники избивали его после конфликта одного из сослуживцев программиста с братом экс-сотрудника Центра «Э». Сильней всего подсудимого возмутило упоминание приклада, которым, по словам Дакиева, его ударили в лицо.
— Я согласен на следственный эксперимент: бейте меня прикладом! — предложил судье Аспиев. — Бейте! Если я не упаду, я согласен сразу туда идти, потому что это оговор! Оговор!
«Я по жизни дурак»
— Я же не вечно здесь! И вы не вечные, понимаете?! — горячится Тимур Хамхоев, обращаясь к Пятимат Юусуповой, сестре погибшего в Центре «Э» Магомеда Долиева. — Если вы хотите воспринять это как угрозу, я попрошу в протоколе указать, что это угроза. Каждый из вас — каждый — ответит!
— Подсудимый, сейчас судом будет решен вопрос об удалении вас из зала судебных заседаний, поэтому, пожалуйста, соблюдайте регламент судебного заседания, — одергивает его судья.
— Она тут всю свою жизнь рассказывает, ей можно, а мне нельзя! Что я, животное, что ли, здесь вы меня закрыли и будете тут — говорить мне или не говорить! — кричит Хамхоев.
Он раздраженно мечется из угла в угол клетки и, окончательно теряя самообладание, переходит на ингушский язык. Приставы отключают Хамхоеву микрофон, а судья объявляет перерыв. Слышно, как бывший глава ЦПЭ кричит кому-то из подсудимых: «Ты не мужчина, ты это доказал уже! Помнишь тот день, когда тебя задерживали?».
На следующем заседании Хамхоев принес всем присутствующим извинения за свою горячность: «Я по жизни дурак, наверное, поэтому, пытаясь спасти своих коллег, попал сюда. Ну, насколько я понял, я это делал зря. Я буду отстаивать свое мнение». Он надел очки и накинул на спину свитер, повязав его у горла.
И тут же попросил судью запретить журналистам писать о процессе. «Я не хотел бы вообще, чтобы освещали данный процесс. Это мое мнение. Я против этого, я думаю, против и все подсудимые. Насколько я понял, это в радость членам НВФ, что здесь сотрудников судят, которым даже угрозы из Сирии поступали. Вот они сидят, радуются. И "Кавказский узел" — это провокационный сайт. Поверьте», — вцепившись в прутья клетки, уверял Хамхоев. Судья отказался — процесс продолжился в открытом режиме.
Подсудимые и их адвокаты попытались выгнать прессу с процесса еще раз — после того, как судья Андрей Лазарев узнал, что корреспондент «Новой газеты» Ирина Гордиенко пользовалась в зале заседаний мобильным телефоном. Суд даже направил в редакцию газеты сообщение об этом проступке. «Я считаю, что пресса должна была быть удалена изначально, поскольку, ваша честь, есть вероятность и ангажированности, и нагнетания общественного мнения, ведь очень однобоко освещается. Если почитать — очень однобоко. Я поддерживаю своих коллег. Прошу принять меры реагирования», — говорила адвокат экс-главы ЦПЭ Маргарита Хаджиева.
Экс-глава Сунженского РОВД Магомед Беков уверял суд, что «в связи с данными статьями в Республике Ингушетия очень сильно накалена оперативная обстановка, еще чуть-чуть, может вспыхнуть пожар». Судья процесс закрывать снова отказался.
Тимур Хамхоев настаивает на том, что его уголовное преследование — месть родственников задержанных сотрудниками Центра «Э» Аушевых. «Собрали молодежь и вынесли вердикт о том, что Хамхоев Тимур, если он в здании ЦПЭ был, значит, виноват я во всем. "Хамхоев Тимур над нашим человеком издевался, это не первый случай, неоднократный". И вынесли вердикт среди молодежи, что меня надо ликвидировать. Об этом мне было доложено моими людьми, которые находились на том же совещании», — сбивчиво объяснял он в суде.
Потерпевших Хамхоев называет лжецами, марионетками ингушских оппозиционеров вообще и семьи Аушевых в частности, которые одновременно связаны с Сараджином Султыговым из общественной организации «Мехк-Кхел» (он помогал Долиевым записывать видеообращения), главой правозащитной организации «Машр» Магомедом Муцольговым (он якобы нанял адвоката Андрея Сабинина) и арестованным оппозиционером Магомедом Хазбиевым (его защищает адвокат Хеди Ибриева, которая также представляет интересы потерпевших в деле ЦПЭ).
Ингушского оппозиционера Магомеда Хазбиева задержали в январе, он находится в СИЗО. Его обвиняют в незаконном обороте оружия (часть 1 статьи 222 УК), оскорблении представителя власти (статья 319 УК) и в возбуждении ненависти к властям Ингушетии (часть 1 статьи 282 УК).
Оружие, говорят родные и защитники оппозиционера, силовики подбросили ему во время обыска. Потерпевшим по делам об оскорблении представителя власти и возбуждении ненависти признан глава Ингушетии Юнус-Бек Евкуров. Поводом для возбуждения уголовного дела стали видеообращения Хазбиева, в которых следствие обнаружило не только оскорбление Евкурова, но и ненависть к социальной группе «представители судебной системы, силовых структур, правительства и властных структур Республики Ингушетия».
«Ваша честь, уберите этих адвокатов, которых наняла оппозиция, — просил Хамхоев судью. — Во-первых, это оппозиция их наняла, во-вторых, гражданину Сабинину я лично заявляю ходатайство, что я на его вопросы отвечать здесь не буду. Если он признается в том, что его нанял иностранный агент Муцольгов Магомед Адамович, конечно, я отвечу на любой его вопрос. Если он признается. Если он не признается, я не буду на его вопросы отвечать. Его нанял иностранный агент. Гражданка, другой адвокат, Ибриева — она является адвокатом оппозиционера, который возглавляет РПР-ПАРНАС, запрещенный на территории Российской Федерации».
Так выяснилось, что в иностранных агентах и экстремизме 45-летний Хамхоев, который служил в Центре «Э» с 2008 и возглавил его в 2013 году, разбирается плохо: «Машр» Муцольгова не включен в список НКО-инагентов, а ПАРНАС — зарегистрированная политическая партия, она никогда не была запрещена или признана экстремистской организацией.
Отказавшись отвечать на вопросы представителей потерпевших, Хамхоев перешел к оскорблениям и угрозам адвокату Сабинину: «Я, сидя здесь за решеткой, его достану, если он мне нужен будет. Но он мне не нужен. Я не трогаю то, что потом вонять будет. Поэтому я бы хотел обратить внимание, чтобы данные адвокаты здесь не присутствовали. Я этого не хочу, я при них показаний давать не буду».
— Если я угрожаю, я должен это делать, — крестясь, говорил Сергей Хандогин, объясняя, почему он не мог угрожать Марем Долиевой. — Что нам мешало, как говорит Долиева, лишить ее жизни? Да мы лишили бы ее жизни, спокойно вывезли куда-нибудь, и она бы пропала.
— Как и Долиева Магомеда, да? — спрашивает его вдова.
— Магомед Долиев умер в здании ЦПЭ, и сотрудниками ЦПЭ была вызвана следственно-оперативная группа. Получается, мы убили Долиева и потом сами сказали — вот, мы его убили, нате, судите нас? Если бы мы действительно были в чем-то виноваты, ни вас бы, ни вашего супруга никто не нашел бы. По вашим словам. Мы же такие звери продуманные.
Когда очередное заседание заканчивается, в Нальчике начинает накрапывать дождь, и автоматчик в маске прячется под жестяным грибком, обычно такие можно увидеть на пляже. Адвокаты и те подсудимые, которые находятся под домашним арестом, выходят из здания суда. Заметив их, заключенные со смехом кричат из окон СИЗО: «Беков Магомед! Приветствуем тебя! Как ты? Салам алейкум!».
Один из подсудимых полицейских, сложив руки рупором, кричит в ответ: «Жизнь ворам!».
Редактор: Дмитрий Ткачев