«Красней не бывает». История нижегородской ИК-14, которую правозащитники называли пыточной, а сотрудники ФСИН — образцово-показательной

Активисты и трупы. «Не показывать врачам, подменить снимок»

Весна в поселке Сухобезводное Нижегородской области была холодной, и двое заключенных расположенной там исправительной колонии №14 «ершили трубу в локалке» — металлическими ершами отчищали ото льда сливную трубу в закрытом дворе перед тюремным бараком. Эта бессмысленная, сводящая с ума работа давно стала в колонии привычным методом воспитания и наказания осужденных.

«Ершить трубу» — не единственный пример. Заключенных ИК-14 заставляли зубной щеткой тереть лед во дворе («скоблить»), чистить раз за разом один и тот же писсуар, весь день трамбовать землю огромным бревном («тромбон»), носить воду с первого на второй этаж, выливая ее в канализацию, и вдесятером возить по территории телегу либо тракторный прицеп, нагруженный песком или камнями.

«За то, что мы медленно трем водяной слив ершами, сначала руководители подняли меня в отряд, избили, потом осужденного Козлова дважды поднимали наверх, то есть в отряд, и там его избивали. После всех этих избиений нас заставили опять тереть лед этими ершами», — вспоминал потом Виктор Луценко (имя героя изменено по соображениям безопасности), один из двух зеков, ершивших в тот день трубу.

Били их не сотрудники колонии, а «активисты» — приближенные к администрации осужденные, которые отвечали за поддержание царившего в ИК-14 жестокого порядка. Другие заключенные даже в своих жалобах уважительно называли таких «руководителями».

«Это на самом деле не очень нормальный режим, потому на сленге осужденных это называется "красная зона", это прям красней не бывает, там очень жестокий актив. Управляют всем осужденные — то есть сотрудники администрации просто ходят на работу, дают какие-то указания активистам, а уже со всеми остальными осужденными общение происходит через них. Именно эти осужденные активисты там выполняли функции полицаев и управляли всем контингентом колонии», — объясняет Олег Хабибрахманов, сотрудник «Комитета по предотвращению пыток» и член нижегородской общественной наблюдательной комиссии (ОНК), которая контролирует соблюдение прав человека в местах лишения свободы.

По словам Луценко, в какой-то момент его напарник по этой тяжелой работе Михаил Козлов «бросился в окно комнаты отпуска», после чего его схватили и увели двое активистов. Вечером Луценко увидел его в раздевалке — «там на полу лежал полностью раздетый Козлов, у него были руки связаны назад скотчем» — а ночью при обходе барака сотрудники колонии нашли того уже мертвым. Козлов был накрыт сырой простыней с кровавыми пятнами.

Предысторию его гибели рассказывал Николай Молотов (имя изменено), который служил дневальным в отряде №12 — по сути, именно он руководил действиями активистов этого отряда, работавших на администрацию. Молотов вспомнил, что у Козлова был конфликт с другим активистом, и в 12-й отряд его в наказание перевел лично начальник отдела безопасности колонии Галашов. «Галашов сказал мне, забирай это животное к себе, чтоб ***** [получил по полной] он там, тебе ясно?» — пересказывал его слова заключенный. Козлов пожаловался, что в отряде его постоянно избивали.

«Он на ногах еле стоял, — утверждает Молотов. — Но через несколько дней мне позвонил Галашов и спросил, почему он сидит, а не на ершах. Я ответил, что он постоянно падает, настолько он худой. Галашов бросил трубку, и через час уже позвонил Волошин и сказал, чтобы Козлов ******* [страдал] от ерша и тряпок. Я ответил: все ясно. Позвал Козлова и сказал, иди ерши сток».

Василий Волошин — начальник ИК-14, он занял этот пост в 2014 году, а до этого долгое время был заместителем начальника по безопасности и оперативной работе (БиОР). Именно Волошина, который начинал свою карьеру младшим инспектором, правозащитники называют архитектором сложившегося в ИК-14 режима. Активистов в колонии называли «сынками Волошина», а они его, по свидетельствам других зеков — «паханом». «Эта колония всегда была какой-то непонятной. И чем выше рос Волошин, тем более жесткий режим там становился», — отмечает Хабибрахманов.

Луценко хорошо помнит главного активиста 12-го отряда Молотова: по словам заключенного, именно Молотов заставлял его и других осужденных писать лживые объяснительные о смерти еще одного человека — Мираза Джавояна, погибшего зимой 2014 года. «Я Джавояна видел несколько раз, что он весь избитый, — рассказывал Луценко, — и когда шли в столовую, он не мог наступать на ступни, и приходилось ему хромать, и ему осужденный Молотов говорил постоянно: "Ты пидор, у нас в отряде больных нет", но он так и продолжал хромать, так как все пятки были отбиты. С приходом из столовой собирались все руководители, забирали Джавояна и избивали. Через несколько дней, когда мы собрались на ужин, мы стояли на улице, отрядные руководители вытащили Джавояна на улицу в одних штанах без рубашки и понесли в санчасть, в то время он уже хрипел».

Сам Молотов утверждает, что в его отряд заключенный якобы попал уже избитым, он был «в очень ****** [тяжелом] состоянии» и жаловался на боли в сердце. «Расул сразу взял телефон и позвонил Волошину, он в тот день был ответственным. Расул ему все объяснил. Волошин ответил, что знает этого ******** [вертихвоста], и он просто притворяется. Пусть Молотов его встряхнет и выкинет на улицу ершить», — рассказывает он.

Упомянутый Расул Ахмедов (имя изменено), по словам других зеков, в то время занимал высшее положение в иерархии активистов и лично общался с Василием Волошиным и его заместителями. «Он самый главный в колонии, так скажем. Самый главный "красный" из осужденных», — вспоминал его заключенный Станислав Ростов (имя изменено).

Тела Джавояна и Козлова унесли работавшие в медицинской части осужденные. Официально администрация колонии заявила, что смерть обоих наступила от естественных причин. Много лет проработавший в медчасти ИК-14 осужденный Андрей Шолохов (имя изменено) рассказывал, что когда туда принесли избитого Джавояна, Василий Волошин лично просил напоить того сладким кофе из спринцовки, а в это время Расул Ахмедов включил видеокамеру и пытался добиться от избитого, чтобы тот рассказал, что просто упал. Джавоян «ничего внятного сказать не мог» и скончался вскоре после прихода медиков. По словам Шолохова, прибывшие в санчасть врачи скорой помощи предварительно зафиксировали у погибшего отек легких; все заключенные и сотрудники колонии в своих объяснениях написали, что он упал с лестницы.

Активист Молотов рассказывает, что когда после смерти Джавояна в колонию приехала проверка, и он пошел давать показания, сотрудники администрации положили ему в карман включенный диктофон — «для того, чтобы я не сдал заднюю».

Работавший в медчасти с 2005 года осужденный Шолохов вспоминает, как там скрывали гибель заключенных от издевательств и пыток. Он говорит, что по указанию руководства колонии сам подменял рентгеновские снимки, чтобы не оставлять доказательств применения насилия к зекам. Так, по словам Шолохова, в 2013 году он сделал рентген осужденному, который показал переломы ребер, но начальник оперативной части Алексей Ничивода сказал ему «не показывать врачам, подменить снимок, а этот принести ему в кабинет». На следующий день заключенный скончался.

«На протяжении пяти лет работы в медчасти по согласованию с Волошиным В.С. осужденный Ахмедов приводил (ко мне) или звал меня в жилую зону, в изолятор, в промзону, зашить те или иные порезы, вытащить из глаза окалины, сделать рентген-снимки без ведома врачей. Брал у дежурных ключи от рентген-кабинета с разрешения Волошина — все это делалось для того, чтобы не вносить в журнал травматизма, скрыть огласку. Если рана у осужденного сложная, то везли в больницу или вызывали хирурга для оказания помощи. Если везли в больницу, то с выдуманной историей и снятием видео на камеру, что осужденного никто не бил, и все случилось по его собственной вине», — писал Шолохов в своем обращении к правозащитникам.

Рассказывая о своей работе в медчасти, он упоминает избитого осужденного, смерть которого видел в изоляторе; заключенного, которому «стучали по затылку кулаками и сотрясли мозжечок»; человека, «который лежал в коридоре весь в крови мертвый»; как ему «принесли осужденного с проломленным черепом в области уха, мертвого», а также труп заключенного, о котором Шолохов «позже узнал, что над ним в отряде издевались и он, не выдержав издевательств, с разбегу ударился головой об стену, от чего получил кровоизлияние головного мозга».

Андрей Шолохов настаивает, что про все смерти на территории колонии в документах писали, что заключенный скончался в медчасти и от естественных причин, и он, как и все остальные, подтверждал это в своих объяснительных.

Помимо погибших Шолохов упоминает несколько случаев, когда зеки в знак протеста наносили себе порезы и другие увечья. К примеру, в 2011 году он зашивал раны восьмерым людям, которые прибыли с этапа и порезали себе вены и животы, а в 2014 его позвали к заключенному с порезами на животе и предплечье, и пока он зашивал раны, сотрудник колонии и осужденный-активист вместе его «запугивали, что привяжут к полу голого или вообще изнасилуют».

Василий Волошин

«По-настоящему режимная колония»

«Если вы спросите правозащитников, если вы спросите осужденных, если спросите родственников осужденных, то конечно, они скажут, что колония безусловно пыточная. Но если спросить тех же самых сотрудников ФСИН, то они скажут, что это идеальная, образцовая колония, где все по порядку», — говорит Олег Хабибрахманов.

По его словам, сам факт достаточно быстрого взлета Василия Волошина от должности младшего инспектора до поста начальника колонии показывает, что руководство областного управления ФСИН было вполне удовлетворено результатами его работы. «Считалась, что это прекрасная, как политкорректно говорили сотрудники ФСИН, по-настоящему режимная колония. Как говорил сам начальник колонии — идеальная, образцово-показательная, где все так, как должно быть по закону. С такой точкой зрения, она имеет право на существование, надо тоже считаться», — рассуждает Хабибрахманов.

Он рассказывает, что сообщения о насилии и пытках в ИК-14 правозащитники получали в течение многих лет, но привлечь кого-то к ответственности не удавалось — сотрудники администрации мастерски уничтожали доказательства, писавших жалобы заключенных запугивали, и они отказывались от своих слов, а прокуратура в упор не замечала каких-либо проблем. Хабибрахманов замечает, что от входа в прокуратуру в Сухобезводном до ворот колонии — пара сотен метров, но прокурор Сергей Морозов, в чьи обязанности входил надзор за законностью в ИК-14, был, по словам правозащитника, «потрясающе слеп».

Осужденный-активист Николай Молотов вспоминает эпизод, когда после очередной смерти в колонии он присутствовал «при разговоре Степаныча (речь идет о Василие Степановиче Волошине — МЗ) и Морозова за этот труп», и как раз тогда «Морозов советовал, как правильно все сделать». Если верить Молотову, Морозов и Волошин вместе посмотрели видеозапись последних часов жизни избитого заключенного и «запись пришлось уничтожить». «Сколько этот Морозов выпил и сожрал, пора и отрабатывать» — так, по словам Молотова, якобы сказал Волошин, когда положил трубку после разговора с прокурором, во время которого он просил «уничтожить бумаги» очередной проверки.

«Мы не могли доказательства там собрать, — говорит Хабибрахманов, — потому что родственники сообщают, что нашего человека пытают, мы едем, действительно, избитый он. Мы везем его на экспертизу: действительно, разрывы прямой кишки, анального отверстия, все остальное. Прокурор приходит, берет с него объяснения. Тот говорит: «Ребята, меня так сильно пытали, я просто обязан этих сук посадить». Проходит две недели, и информация разворачивается на 180 градусов. Теперь он не просто сам себе эти телесные повреждения нанес, он их нанес по наущению и под давлением членов ОНК!».

Иван Жильцов, еще один член нижегородской ОНК, объясняет, что заключенный, рассказавший об особо изощренных пытках («Судя по его рассказам, там человеку засовывали резиновый шланг в задницу и пускали воду», — уточняет Хабибрахманов) во время проверки и следствия оставался на территории колонии. Таким образом, сотрудники ФСИН не перевели пострадавшего в другое место и не обеспечили его безопасность; не помогла даже срочная коммуникация жалобы в ЕСПЧ. В итоге от своих слов заключенный отказался, и дело было закрыто. Жильцов предполагает, что нужного эффекта от заключенного добились даже не угрозами или новым насилием, а обещанием помочь с закрытием его собственного дела и последующим освобождением.

«Это опер, это очень грамотный опер, это далеко не глупый опер, это очень хитрый опер. Другое дело, что его, на первый взгляд, очень сильно подвело полное отсутствие какого-то стратегического мышления», — так Олег Хабибрахманов характеризует руководителя ИК-14 Василия Волошина. По его словам, Волошин «явно считал, что только он в этой среде что-то понимает», и отмахивался от предупреждений о том, что такой режим не может существовать долго и «обязательно взорвется».

Руководство ГУФСИН по Нижегородской области, как и прокуратура со Следственным комитетом, на сообщения о ситуации в колонии никак не реагировали. «Никакого понимания — потому что в колонии тишина, жалоб оттуда нет».

Жалобы и наказания. «Этот метод у них безотказно работает»

По выражению заключенного Никиты Никифорова (имя изменено) — одного из самых активных «жалобщиков» ИК-14 — положение тех, кто все-таки решался написать жалобу, «кардинально усугубляется: осужденных подвергают пыткам и сексуальному насилию», поэтому зеки «панически боятся обращаться в надзорные органы».

«Он к нам перешел в статусе "штрафника", то есть осужденного, совершившего проступок» — говорит о самом Никифорове активист из 12-го отряда Николай Молотов. Проступок его заключался в том, что когда Никифорова вывозили из колонии в СИЗО для следственных действий, он написал жалобу. Молотов утверждает, что в его присутствии состоялся телефонный разговор между активистом Вадимом Хоревым (имя изменено; по словам Молотова, после освобождения Хорев был убит неизвестными) и руководителем колонии Василием Волошиным: «Волошин сказал Хореву, что сейчас к нему в 12-й отряд переведут Никифорова, и его надо будет "отработать". Это, как правило, означало применить физическую силу, тереть полы, мыть писсуар, унизить морально». Активист вспоминает, что Никифорова в отряде били палкой по пяткам.

«А написать жалобу какую-то из зоны это вообще проблематично. Ну, это невозможно просто простому осужденному», — говорит в свою очередь осужденный Ростов. С начальником отряда — сотрудником ФСИН, чей кабинет находился прямо в помещении отряда — пообщаться было невозможно, вспоминает заключенный. «Он там есть, но я туда попасть не могу, потому что мне не дают туда пойти. То есть если я пойду туда, меня там по дороге поймают и убьют. Ну, то есть изобьют. И даже бегом я не забегу к нему, не вломлюсь в кабинет, потому что когда он там находится, ну, там контроль в три раза сильнее за всеми от активистов происходит». Письма, в которых цензор усматривал жалобы на условия в колонии, не отправлялись адресату, а в итоге попадали в руки главного активиста колонии, который по-своему решал проблему с проговорившимися, и те умолкали.

Активист Молотов рассказывал историю одного из осмелившихся жаловаться зеков. По его словам, с очередным этапом в колонию прибыл осужденный по фамилии Татищев (имя изменено), к которому «должны были позже приехать из какой-то организации по пыткам».

«Спустя какое-то время [заключенные-активисты] Володин и Полищук (имена изменены — МЗ) пришли ко мне в отряд, — утверждает Молотов. — Они рассказали мне, что действительно к Татищеву приезжали, и он дал показания. Но когда эта комиссия уезжала, то в журнале сделали пометку, что нарушений не выявили. Володин и Полищук пришли в карантин к осужденному Татищеву, начали над ним издеваться, Борисов рассказывал, что на голову сначала надели один пакет и затянули, но он его прокусил. Потом второй, третий. Одевали до тех пор, пока он не начал задыхаться. Татищев умолял, чтобы они прекратили. А они все снимали на видео, как он плачет, просит. Он поклялся, что больше никаких жалоб и показаний давать не будет. Это все рассказывали Володин и Полищук. Говорили, что этот метод у них безотказно работает».

Члены нижегородской ОНК Иван Жильцов и Дмитрий Утукин рассказывают историю активиста-дневального, которого жестоко и публично наказали за то, что вольнонаемный преподаватель ПТУ пронес в колонию и спрятал в токарном станке свой телефон. По их словам, сначала о случае с телефоном им рассказали свидетели инцидента, позже с жалобой обратился и сам пострадавший. Когда телефон обнаружился, всех, кто учился в ПТУ, активисты выстроили и стали избивать, требуя объяснить, откуда он взялся. В итоге вину возложили на дневального ПТУ — тоже активиста, — которого тут же, при всех, подвергли сексуальному насилию. «Его избили сначала, ну, прилюдно, потом сняли с него штаны, загнули, взяли черенок от лопаты, намазали его детским кремом и засунули ему…» — вспоминает оказавшийся свидетелем насилия Ростов.

Режим. «Все передвижения бегом, голова опущена»

Издевательства в колонии начинались сразу после того, как этап с осужденными прибывал в учреждение. «В первый момент прибытия сотрудников администрации практически нет, допустим, есть один инспектор отдела безопасности. А все остальное делают зеки: досматривают осужденных, забирают у них все вещи, оставляют трусы и носки, больше ничего. Сотрудники ничего не делают, стоят и присутствуют», — рассказывал в интервью сотрудникам «Комитета по предотвращению пыток» Станислав Ростов.

По его словам, сначала досмотр «этапников» вели в помещении штрафного изолятора, и там «все происходит культурно и вежливо». «Сотрудник администрации там просто присутствует, ему неинтересно, смотрит в окошко… Опрос этапников, запись в журналы, где родился, кем работал, статья, срок — все записывается именно осужденными», — вспоминал Ростов.

После этого их переводили в карантин — помещение, где содержатся на первых порах все вновь прибывшие.

Ростов говорит: «Заходим в карантин, то есть бегом, все движения бегом должны происходить. Ну и как, мне напомнило, я в кино смотрел там, про особого режима, то есть забегаем в камеру, вот так вот руки за спину, все передвижения бегом, голова опущена». Именно в карантине Ростова впервые избили — за то, что он улыбнулся встретившемуся земляку.

Фото: Виталий Невар / ТАСС

«Били всех, абсолютно. Там ни одного человека не было, чтобы его не побили», — вспоминает он свое прибытие в ИК-14. Заключенный Егор Подосинов (имя изменено), который был ночным дневальным в карантине, рассказывал, что с ведома и одобрения администрации местный завхоз и его помощники «издевались над всеми вновь прибывшими осужденными» и «не пропускали никого». По его словам, тех, кто держался гордо и показывал характер, не просто били: им заматывали скотчем руки и ноги, избивали палкой по пяткам и «засовывали черенок лопаты между ног и промеж ягодиц».

«Таким методом заключенных превращают в животных, движущих чувством стадного инстинкта и не имеющих своего права голоса и личного мнения. Карательные методы, пытки и истязания стали системой воспитательной работы начальника по БиОР (безопасности и оперативной работе — МЗ) Волошина В.С., направленной на исправление осужденных и беспрекословное выполнение любых прихотей», — писал в заявлении на имя руководителя СК Бастрыкина другой заключенный Никита Никифоров.

Со всех этапников активисты требовали заявление о сотрудничестве с администрацией и заявление о том, что у них нет претензий к другим осужденным и сотрудникам ИК-14. Как утверждает Никифоров, в тексте типового заявления уточнялось, что в случае появления жалоб заключенные сами «просят перевести их в категорию обиженных» — этот факт подтверждали и другие осужденные. Кроме того, из всех прибывших в колонию выбивали явки с повинной по выдуманным преступлениям, которые, по словам заключенных, им помогали писать активисты. Судя по тому, что по этим явкам уголовные дела не возбуждались и не расследовались, эти бумаги тоже хранились на случай будущих жалоб.

«Все здороваются, строгое выполнение распорядка дня, вовремя подъем, вовремя отбой, стопроцентная явка на завтраки, обеды, ужины, если гулять — то гулять, и неважно, что мороз минус 30, положена прогулка два часа, и все будут два часа находиться на улице. Я нечто похожее видел в дисциплинарном батальоне, у нас он один остался в России, находится в нашей области и в сфере нашей ОНК. И вот это чем-то похоже — осужденные всегда заняты чем-то. Свободного времени ноль», — говорит о режиме в ИК-14 Олег Хабибрахманов.

Обязательная утренняя зарядка. В столовую — снова строем и бегом. «Садиться вместе надо дружно, по команде. Команду произносит старший дневальный отряда. Сняли головные уборы, сели. Все должны дружно абсолютно сесть, одновременно. Если кто-то не вовремя сел, то это, с ним поговорят отдельно там потом», — вспоминает бывший заключенный Ростов. На весь обед, по его словам, отводится пять минут: «Ты за пять минут должен сожрать эту тарелку. Съесть тарелку первого, тарелку второго и бежать».

Три раза в день — уборка в отряде. «"Давай живее! Мыло вот здесь взял, бегом!". Если ты что-то отказываешься, он (активист — МЗ) бьет тебя. Ну, подзатыльник, пинок под жопу, это нормально. "Бегом! Давай, туалет пошел мыть! Быстрее давай!"» — рассказывает Ростов. Общаться между собой в это время нельзя. Тех, кто возражает, бьют.

«Палкой били по пяткам. Остальные осужденные меня держали, чтобы я не вырвался», — вспоминал заключенный Подосинов. Он и другие пострадавшие рассказывают, что практиковалось еще избиение наполненной водой полуторалитровой бутылкой — по голове, по шее, по корпусу; бутыль не оставляет синяков.

Еще один метод наказания: облить холодной водой и оставить на холоде. Активист Молотов пересказывает разговор двух своих «коллег» о заключенном, над которым они издевались: «Олег (имя изменено — МЗ) сказал, что я его час поливал холодной водой, он отрубился. Сейчас спит, я его тряпками закидал. Очухается. У меня один четыре часа в холодной воде пробыл, потом сутки спал. Расул спросил, это кого ты так. Олег ответил, да там, епэкатэшника одного». ЕПКТ — единое помещение камерного типа, куда администрация колоний отправляет злостных нарушителей. Упомянутый заключенный скончался. Молотов рассказывает: «Спустя некоторое время Расул сказал, что этот ******* Олег переборщил, Степаныч решает, а на нем синяки старые. В общем, геморрой небольшой».

«В основном в колонии применялось физическое насилие с целью поддержания порядка. Чтобы люди сразу знали свое место. Чтобы люди даже не думали жаловаться и ходили строем, здоровались со всеми на счет раз-два-три», — считает Хабибрахманов. По его словам, пытки служили не только наказанием за нарушение порядка — тем же способом из еще не осужденных арестантов в колонии выбивали признательные показания.

ПФРСИ. «Хорошие психологи среди оперативного состава»

В ИК-14 располагалось помещение, функционирующее в режиме следственного изолятора (ПФРСИ): по закону, в нем должны находиться заключенные, совершившие преступление уже в колонии, или те обвиняемые, следственные действия с которыми должны проводиться на территории Сухобезводненского района. Но в изолятор регулярно попадали обвиняемые не только со всей Нижегородской области, но и из соседних регионов, говорят правозащитники.

Именно там, судя по жалобам арестованных, практиковались наиболее жестокие пытки. «Самые главные жалобы поступали на пытки, которые применялись именно в ПФРСИ — именно туда направляли самых несговорчивых подследственных по каким-то серьезным уголовным делам, как правило, связанным либо с оргпреступностью, либо дела экономической направленности, где завязаны большие деньги», — отмечает Хабибрахманов.

«Оттуда все возвращались с признанием. Раскаяние стопроцентное, — говорит он. — Я не знаю людей, которые вышли из ПФРСИ и не рассказали то, что нужно. Вообще широко известное в узких кругах место было». По словам Хабибрахманова, сам начальник ИК-14 Василий Волошин объяснял это тем, что «хорошие психологи работают среди оперативного состава».

«Умеют убедить, воздействовать на совесть. Заключенный, который два года сидит в следственном изоляторе, ни разу не коланулся, а на второй день нахождения в ПФРСИ совесть так человека за горло берет, что всю правду-матку режет. Не только по инкриминируемым деяниям, но по любым», — усмехается правозащитник.

Пострадавший от пыток в ПФРСИ арестованный, от которого добивались признания, так описывал лишь один эпизод издевательств: «Когда меня выводили с прогулки, сзади мне на голову накинули темный мешок. Меня начали душить и связывать ноги и руки (сзади) скотчем. На некоторое время я скинул мешок с головы и увидел трех осужденных в масках и одного из конвойных, который помогал напавшим на меня осужденным меня связывать. Затем меня начали душить… дальше им удалось придушить меня мешком и им удалось меня замотать. Они замотали руки и ноги скотчем, вынесли меня в тюремный дворик. Повалили на асфальт и начали поливать холодной водой. Облили всего холодной водой, сорвали одежду и одновременно душили этим мешком, а также выкручивали руки. Долго обливали холодной водой, потом этот шланг вставили мне в задний проход».

«Колония перекрасилась». Волошин в розыске за кражу хлебницы

К весне 2015 года администрация колонии уже не могла успешно скрывать гибель заключенных и применявшееся к ним насилие — слишком много жалоб правозащитникам и правоохранительным органам, слишком очевидные случаи. По факту смерти от побоев двоих зеков были возбуждены уголовные дела. Около 25 заключенных были этапированы из ИК-14 в другие учреждения. Члены ОНК получили 130 новых заявлений о пытках, а в одном из отрядов обнаружили вбитый в потолок крюк, на котором, по словам осужденных, их подвешивали вниз головой, когда избивали.

Заключенные все равно боялись давать показания: они получали угрозы от остававшихся в ИК-14 активистов, а некоторые из тех, кто, даже не дав показаний, вернулся в колонию, подверглись насилию «в профилактических целях». В итоге Следственный комитет возбудил уголовные дела по факту гибели лишь трех заключенных — Кулемина, Мираза Джавояна и Александра Калякина, а также по факту изнасилования заключенного в ПФРСИ. Дела о гибели еще восьмерых заключенных следователи возбуждать отказались, без движения остались и заявления об избиениях еще полутора десятка зеков, а расследование некоторых возбужденных дел было приостановлено.

Еще одно дело о мошенничестве было возбуждено по факту вымогательства квартиры у осужденного Анатолия Гребнева — сейчас по этому делу уже идут заседания суда, на скамье подсудимых оказался один из заключенных.

В начале апреля заместителю начальника колонии Алексею Зайцеву предъявили обвинения в превышении должностных полномочий (часть 1 статьи 286 УК; в настоящий момент дело уже прекращено). В июне после проверки, которая выявила «факты нарушений в служебной деятельности», был отстранен от должности начальник ИК-14 и создатель ее образцового режима Василий Волошин. В июле лишился своего поста и глава ГУФСИН по Нижегородской области Виктор Дежуров.

К октябрю прокурорская проверка все-таки обнаружила в колонии «нарушения трудовых прав осужденных, прав осужденных на получение квалифицированной медицинской помощи в условиях медицинской части учреждения, а также другие нарушения уголовно-исполнительного законодательства».

Фото: Юрий Тутов / ТАСС

Тогда же, в середине октября, экс-начальнику колонии Волошину предъявили обвинения в присвоении чужого имущества с использованием служебного положения (часть 3 статьи 160 УК). По версии следствия, он отдал заключенным незаконное распоряжение «изготовить для своего личного пользования деревянные изделия и предметы мебели, в том числе картины, диваны, кресла и детскую кроватку, всего на общую сумму 20 130 рублей». Все изделия он летом 2015 года вывез с территории колонии. Среди фактически похищенных Волошиным изделий называют и хлебницу. Кроме того, по факту незаконной вырубки 165 деревьев, которую «осуществили осужденные по указанию администрации», в отношении Волошина возбуждено еще одно уголовное дело — теперь по части 3 статьи 260 УК (незаконная рубка лесных насаждений); нанесенный вырубкой ущерб оценили в 900 тысяч рублей.

Обвинения же по делу о краже хлебницы были предъявлены начальнику пыточной колонии заочно — сам он скрылся и, по информации следствия, «не находится на территории Российской Федерации». Волошин объявлен в розыск. По информации телеканала «Россия» он может находиться во Львове.

Олег Хабибрахманов предполагает, что кража хлебницы — лишь предлог, необходимый, чтобы допросить Волошина о событиях в ИК-14: «На мой взгляд, его очень хотят допросить именно по организации режима в этой колонии и нужна формальность некая, которая даст возможность объявить его в розыск, найти и притащить в Следственный комитет. Я так думаю».

После начала массовых проверок в колонии и отставки Волошина ситуация здесь резко изменилась. Впервые за долгие годы людей, которые пострадали от насилия, вывезли из ИК-14 в другие места заключения, где они почувствовали себя в безопасности. «Там уже не было риска, что они будут подвергаться насилию, и они были все опрошены. И эти люди дали показания. Совершенно спокойно. Оказывается, можно это было сделать», — говорит Хабибрахманов.

В какой-то момент правозащитники стали снова получать сообщения о насилии в ИК-14 — но уже в отношении бывших активистов, потерявших свою власть. Так, в сентябре 2015 года группа заключенных с деревянными палками проникла в один из отрядов и жестоко избила пятерых осужденных, четверо из которых сотрудничали с администрацией при Волошине. Один пострадавший впал в кому. Вскоре большинство экс-активистов перевели в другие колонии, и жалобы прекратились. «Практически всех "красных завхозов", их всех вывезли на самом деле оттуда, — объясняет Жильцов. — Как раз для того, чтобы с ними там по-своему не поступили другие заключенные».

В представлении прокуратуры, опубликованном нижегородским изданием «Криминальная хроника», говорится, что после того, как весной 2015 года в ИК-14 была «пресечена порочная практика наделения осужденных властными полномочиями сотрудников администрации», положение в колонии остается непростым.

«Из бесед с осужденными установлено, что в ИК-14 назревает опасная ситуация, связанная с активными попытками лидеров преступного мира захватить власть в колонии, объявив так называемую "амнистию" осужденным, ранее оказывавшим помощь администрации учреждения», — отмечает прокуратура.

«Колония, как говорят, перекрасилась, — констатирует Хабибрахманов. — То есть мы перешли из одной крайности в другую. То есть как управляли осужденные, так и управляют. Только раньше управляли осужденные, которые были с администрацией, теперь осужденные, которые на стороне криминала. Многие говорят, что вам, оэнкашникам, нужно, чтобы все зоны стали "черными". Нет, ничего подобного. Мы-то как раз за середину — там не должны управлять осужденные, там должны управлять сотрудники администрации. Законно все должно быть».

По словам правозащитника, «порядка там не стало, то есть осужденные откровенно расслабились, она превратилась в обыкновенную черную колонию; строго, конечно, охраняется периметр, но внутри осужденные делают то, что им хочется».