Оппозиционный политик Борис Немцов был застрелен ночью 27 февраля 2015 года на Большом Москворецком мосту в центре Москвы. Обвиняемыми по делу стали пять человек — Заур Дадаев, Анзор Губашев, Шадид Губашев, Темирлан Эскерханов и Хамзат Бахаев. Еще один предполагаемый убийца, Беслан Шаванов, не дожил до суда — он погиб при задержании в Грозном.

По версии следствия, обвиняемые несколько месяцев следили за Немцовым и готовили на него покушение. В обвинительном заключении говорится, что преступление было совершено по найму: водитель экс-офицера батальона «Север» Руслана Геремеева Руслан Мухудинов пообещал киллерам 15 млн рублей. Сам Мухудинов находится в розыске. Подозреваемым были предъявлены обвинения по статьям 105 часть 2 пункт «ж» и «з» (убийство, совершенное организованной группой из корыстных побуждений или по найму, а равно сопряженное с разбоем, вымогательством или бандитизмом), а также части 3 статьи 222 УК (незаконное приобретение, хранение и перевозка оружия, совершенная организованной группой)

Обвиняемые свою причастность к убийству отрицают. В ходе процесса, который проходил в Московском окружном военном суде, они пытались убедить коллегию присяжных, что никакого отношения к преступлению не имеют, а первоначальные признательные показания, которые некоторые из них дали, были получены следователями под пытками.

29 июня присяжные вынесли свой вердикт по делу; все обвиняемые были признаны виновными и не заслуживающими снисхождения. Государственное обвинение запросило для бывшего заместителя главы чеченского батальона «Север» Заура Дудаева — по мнению следователей, именно он застрелил политика, — пожизненного заключения.

13 июля судья Юрий Житников огласил приговор: Заур Дадаев получил 20 лет колонии строгого режима, Анзора Губашева суд приговорил к 19 годам в колонии, Шадида Губашева — к 16 годам, Темирлана Эскерханова — к 14 годам, а Хамзата Бахаева — к 11 годам лишения свободы.

Представители Жанны Немцовой, дочери убитого политика, обжаловали приговор подсудимым. Адвокаты семьи Немцова отмечали, что действия обвиняемых нужно квалифицировать по статье 277 УК — посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля, поскольку на момент убийства Немцов был депутатом Ярославской областной думы и сопредседателем партии ПАРНАС. Они настаивали на возвращении дела в прокуратуру. Апелляционные жалобы на приговор подали и адвокаты осужденных.

«Медиазона» девять месяцев наблюдала за процессом по делу об убийстве политика и подробно рассказывала о главных доказательствах, которые были представлены в суде. После завершения суда корреспондентам «Медиазоны» удалось пообщаться с несколькими присяжными и расспросить их о впечатлениях от процесса по делу об убийстве Немцова.

Накануне стало известно, что адвокат Заурбек Садаханов, защищавший интересы обвиняемого Бахаева, покинул Россию. Отвечая на вопрос, уехал ли он из-за нападения на его автомобиль и кражи документов, Садаханов сказал, что «это не единичный случай был».

«Я уехал из-за соображений личной безопасности, на сколько — время покажет», — пояснил он «Медиазоне».

Заседание началось с часовым опозданием. В зале два больших экрана, один из них направлен к слушателям, второй — к судьям. На экране четыре окна — одно с трансляцией из зала, второе — из СИЗО Заура Дадаева и братьев Анзора и Шадида Губашевых, третье — с Хамзатом Бахаевым, четвертое — с Темирланом Эскерхановым. Осужденные переговариваются между собой на чеченском. Эскерханов сидит перед камерой в очках.

В зал вошли трое судей. Председательствующий Игорь Крупнов зачитывает состав участников процесса очень тихо, его заглушает чиханье одного из подсудимых. Звук на трансляции очень громкий.

Адвокат Вадим Прохоров, представляющий интересы потерпевших, предупреждает судей, что он и его коллега Ольга Михайлова должны будут днем покинуть зал суда.

— Мы вынуждены будем покинуть в 15:00 данный зал, поскольку в 6 часов самолет, мы уезжаем в Страсбург. В ПАСЕ будут слушания по этому делу, именно по отсутствию заказчиков организаторов.

— Понятно, — отвечает председательствующий Крупнов.

Адвокат Роза Магомедова, представляющая интересы Дадаева, просит отложить заседание, поскольку она не смогла согласовать позицию со своим подзащитным: четыре дня она пыталась попасть к нему в СИЗО-2 «Лефортово», но ей это не удавалось. Также Магомедова недостаточно ознакомлена с материалами дела. Судья спрашивает, сколько ей нужно времени. Магомедова ссылается на введенного вместо Садаханова адвоката по назначению — ему понадобилось пять дней на ознакомление.

Гособвинение возражает против переноса заседания, Прохоров оставляет решение на усмотрение суда. Суд удалился в совещательную комнату.

Обновлено в 17:00 Роза Магомедова пояснила «Медиазоне», что согласовала позицию со своим подзащитным. «В Лефортово смогла попасть на четвертые сутки. Время просила на ознакомление с материалами дела», — сказала она.

Подсудимые общаются между собой и смеются.

— Не плачь, родимая… — смеясь напевает кто-то из подсудимых.

— Ребята, разговаривайте по существу, — шутит Хамзат Бахаев.

— Заур, — обращается к подзащитному Роза Магомедова и говорит ему что-то на чеченском языке. — Ведите себя нормально, тут все слышно.

Судьи вернулись. Они отказали адвокату в переносе заседания. Магомедова замечает, что подсудимых не спросили об их мнении по ходатайству защитника.

Председательствующий судья читает материалы дела: Дадаева, Губашевых, Эскерханова и Бахаева осудили за убийство политика Бориса Немцова. Адвокаты просят приговор отменить и направить на новое разбирательство в суд первой инстанции. В жалобе говорится, что председательствующий судья Юрий Житников создавал препятствия защите в исполнении их обязанностей, комментировал действия защитников и подсудимых, разрешал обвинению представлять данные, негативно характеризующие подсудимых, а также допрашивать подсудимых по вопросам, не касающимся компетенции присяжных.

Кроме того, в опросном листе для присяжных вопросы были сформулированы без учета судебного следствия, а после его оглашения были внесены изменения в вопросе о причастности к преступлению Анзора Губашева.

Также в жалобе указаны необоснованное удаление Эскерханова и Губашева из зала суда, устранение из коллегии присяжного, высказывавшего свое мнение, отказ суда распустить коллегию присяжных. Упоминаются и записи с Веерной, 3, которые суд признал недопустимым доказательством, отказ отправить их на дополнительную экспертизу.

Согласно жалобе защиты осужденных, действия Губашева Шадида, Бахаева и Эскерханова неверно квалифицированы, поскольку они не были на месте преступления.

Анзор Губашев в жалобе указал, что его вина не доказана. Эскерханов — что при присяжных не огласили сведений, доказывающих его непричастность. Также он считает, что формулировки вопросов не оставляли иного ответа, кроме как признания их виновными. Его адвокат Анна Бюрчиева тоже отмечала в жалобе, что ей не дали представить в суде запись Life с Эскерхановым.

Условия содержания подсудимых в ходе заседаний сформировало предубеждение у присяжных, отмечается в жалобе. Кроме того, в напутственном слове председательствующий довел до сведения присяжных свое мнение о виновности Эскерханова, считает Бюрчиева.

Адвокат Бахаева Садаханов указывал в жалобе, что в ходе судебных заседаний вина его подзащитного не была доказана, а отвод присяжных Александры Карасевой, Елены Бидюк и Голдиной был необоснованным. Согласно жалобе, из материалов дела неясно, где хранился вопросный лист во время обсуждения присяжных в совещательной комнате. В некоторых вопросах не указано число голосов, поэтому неясно, принималось ли решение присяжными путем голосования.

Уточняется, что под вопросом №5 был оглашен ответ «Да, виновен», а потом зачеркнуто и под ним написано «Да, доказано».

Адвокат Михайлова, представляющая потерпевшую сторону, обжалует приговор, поскольку требует сменить квалификацию со статьи 105 УК (убийство) на статью 277 УК — посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля.

Судья спрашивает, все ли поддерживают жалобу. Все заявители отвечают утвердительно.

— Я хочу добавить. Я писал дополнение к апелляционной жалобе, но они не выпускались из СИЗО, они выбрасывались тупо, — говорит Шадид Губашев.

— Если вы хотите что-то дополнительно пояснить, мы вам предоставим слово, вы скажете, — говорит ему судья.

— Мне еще 5–10 минут перерыв нужен.

— Мы сейчас всех выслушаем и перерыв объявим. В каких целях нужен перерыв?

— В туалет. Болеем, болеем. Вот сегодня вышло наружу, — отвечает Губашев.

Выступает Марк Каверзин:

— Мы не считаем, что в данном случае было убийство политического деятеля, потому что в ходе следствия это доказано не было. В этой части мы возражаем в удовлетворении апелляционной жалобы.

Все защитники соглашаются с Каверзиным. Судья спрашивает представителей потерпевших.

— Конкретно по жалобе защиты Бахаева наша позиция совпадает в той части, что да, убедительных доказательств вины не предоставлено. Что касается жалоб остальных подсудимых, — мы оставляем на усмотрение суда, — говорит Прохоров.

Прокуроры возражают против жалобы и защиты, и представителей потерпевших. Семененко отмечает, что в ходе судебного следствия уже ставился вопрос о переквалификации представителями потерпевших. Тогда это ходатайство было отклонено, говорит она.

В суде объявлен перерыв на 10 минут.

Адвокат по назначению Виктор Дойников в перерыве обращается к своему подзащитному Хамзату Бахаеву.
— Хамзат, ты не сказал мне, что у тебя преддверие инсульта, онемение пальца?
— Да кому это нужно?
— Нет, ты обязательно в больничку обратись, мне нужны документы.
— Я уже лежал, таблетки пожизненные прописали.
— Ты пей таблетки, потому что эта болезнь такая, бессимптомная.
— Да ладно, помру.
— Хамзат, ты чего, ты думай, о чем ты говоришь.
— Да им лишь бы человека невиновного посадить. Здоровье нормальное забрали у меня.

Судьи вернулись. Выступает адвокат Михайлова.

— Наша апелляционная жалоба посвящена одному моменту, касающемуся, с нашей точки зрения, с точки зрения Жанны Борисовны Немцовой, квалификации. С самых первых дней сторона потерпевших заявляла ходатайство, что данное преступление должно быть квалифицировано по статье 277 Уголовного кодекса, — говорит Михайлова, напоминая, что на момент убийства Немцов был депутатом Ярославской облдумы, и указывая на его предыдущие должности на госслужбе. — Тем более, что Немцов являлся известным политическим деятелем, был публичной фигурой, и был известен абсолютно всем гражданам РФ, в том числе жителям Чеченской республики, жителями которой являются осужденные. Эти лица прекрасно осознавали, что получают денежные средства за убийство общественного деятеля и понимали, что в результате их действий будет прекращена государственная и политическая деятельность Бориса Немцова.

Адвокат также требует квалифицировать действия заказчиков, «дело которых сейчас якобы расследуется», по статье 277 УК. Судья ее прервал, поскольку камера в СИЗО-6, где находится Эскерханов, выключилась.

Камеру в СИЗО включили.

— Для нас важна квалификация по статье 277 УК, потому что срок давности по статье 105-й — 15 лет, а по статье 277 УК срок давности не используется. — продолжает Михайлова. — Соответственно, через 15 лет по квалификации по 105 статье заказчики, если они будут задержаны, от ответственности уйдут. Мы обращались с ходатайствами о переквалификации в Следственный комитет, дальше обжаловали в Басманном суде, в Мосгорсуде, но эти жалобы не привели к результату. Военный суд нам отказал в удовлетворении ходатайства. При этом в ходе всего судебного процесса судья не только пренебрег очевидными фактами, препятствующими рассмотрению дела по 105-й статье, но и при этом требовал от свидетелей не говорить об общественно-политической деятельности Немцова. Таким образом суд попытался сложить некую ложную картину убийства Бориса Немцова, как будто на Большом Москворецком мосту был убит не известный оппозиционный политик, а обычный человек, не занимающийся политической деятельностью.

Адвокат просит вернуть дело в прокуратуру на устранение ошибок.

— Я с изумлением слушал коллегу Каверзина о том, что убийство не является политическим, — говорит адвокат Прохоров.

Адвокат замечает, что даже подсудимые называли убийство политическим.

— Поддерживаю все доводы коллеги Михайловой и, не возвращаясь больше к этой теме, хочу еще раз напомниить, что в части виновности Бахаева у нас большие сомнения и мы в этой части поддерживаем защиту, — говорит Прохоров.

Теперь очередь защитников. Первым выступает Дойников, защитник Бахаева. Он напоминает, какое решение вынесли в отношении Бахаева: 11 лет колонии со штрафом. «Обвинительный приговор поставлен на основании обвинительного вердикта коллегии присяжных», — читает адвокат по бумажке. Он говорит об апелляционной жалобе, поддержке позиции адвоката Садаханова. Адвокат говорит, что в прениях остановится на каждом вменяемом Бахаеву эпизоде, но судья уточняет, что прения уже идут.

Защитник Бахаева очень быстро останавливается на каждом инкриминируемом его подзащитному действии. Дойников говорит, что следов хранения оружия Бахаевым не установлено. Адвокат отмечает, что «отсутствие индивидуализации вины» в поставленных перед присяжными вопросах привело к обвинительному вердикту в отношении всех подсудимых. «Я лично уверен, что Бахаев здесь вообще ни при чем. Это даже понятно стороне потерпевших», — заканчивает адвокат.

Теперь защита Дадаева. Первым выступает Каверзин.

— Я полагаю, что на этой стадии все, что оглашено судом по апелляционной жалобе, озвучено. Я бы хотел только заметить, что жалоба касается тех норм права, которые позволяют направить дело на новое рассмотрение. Мы можем рассматривать лишь только процессуальные моменты, которые имели нарушения или не имели нарушений в ходе судебного следствия. В жалобе отражены все моменты, которые, я считаю, имеют значение для отмены приговора, — говорит Каверзин.

Судья снова объясняет, что прения уже идут. «А, ну вы сказали, что еще будут прения», — говорит адвокат, который, видимо, не очень внимательно слушал диалог судьи и Дойникова.

Каверзин продолжает выступление: он отмечает, что был нарушен принцип состязательности сторон. «Заявляя возражения председательствующему, я обращался к суду с просьбой, чтобы суд не допускал нарушения. Но суд не обращал внимания на эти возражения», — говорит защитник Дадаева.

Каверзин продолжает: «Второе. В ходе отбора, несмотря на то, что стороне защиты и стороне обвинения было предоставлено право задавать вопросы присяжным, был один из вопросов, который лишил сторону защиты возможности узнать у присяжных, будут ли они беспристрастными судьями. Это вопрос о принадлежности кого-либо к какой-либо оппозиционной партии. Это объективно могло бы повлиять на принятие решения. Какие взгляды политические имеют присяжные. Председательствующий снял этот вопрос. Снятие вопроса лишило сторону защиты выяснить эти обстоятельства, а это является уже возможностью говорить о незаконности состава суда».

По информации «Медиазоны», двое присяжных по делу об убийстве Немцова раньше участвовали в муниципальных выборах в своих регионах, еще двое — члены партии «Единая Россия».

Теперь Каверзин отмечает, что в напутственном слове председательствующий не говорил про табель Дадаева о сдаче оружия. Это могло повлиять на вынесения вердикта, считает он.

— В своей жалобе я достаточно подробно описываю время вручения опросного листа присяжным заседателям, — продолжает защитник, замечая, что неясно, кто имел доступ к опросному листу. — Когда присяжные возвращались на следующий день, председательствующий выяснял, не было ли на них влияния. Но он не выяснял у них, где все это время находился опросный лист.

Каверзин продолжает свое выступление в прениях.

— Еще хотелось бы отметить по поводу вердикта. Во-первых, непонятно: есть цифры голосования на те вопросы, которые ставились, но в самом тексте ответа ничего нет, отсутствуют ответы. Вроде понятно: «Да, доказано» — 12 человек. Но ответы отсутствуют. Если это единогласные ответы, должно быть «Да, виновен, единодушно». Это во 2, 3, 4 и 5 вопросах. Имеется только запись количества голосовавших. Хотелось бы еще коснуться позиции по вопросу №5. Он был сформирован непосредственно в опросном листе, переданном присяжным. В проекте опросного листа уже тогда отсутствовали графы для голосования. Почему я считаю, что непонятно, когда был составлен опросный лист, потому что нет даты и места составления опросного листа. Это является неотъемлемой частью приговора. Есть определенные требования к приговору: время и место составления документа. То ли председательствующий вручил присяжным проект, который он составлял сам, то ли опросный лист с нашими замечаниями. Хорошо, присяжные зашли и сказали, что не знают, как отвечать на данный вопрос, потому что отсутствуют графы, — рассуждает Каверзин. Он считает, что судья должен был удалиться в совещательную комнату, чтобы вынести решение о добавлении листа с правильными графами.

«Присяжные даже были лишены возможности понять, как отвечать и правильно ли они отвечают», — считает защитник.

Теперь Каверзин вспоминает, как был оглашен вердикт. «При этом старшина нам зачитывает: "Да, виновен". Хотя вопрос пятый ставился совершенно в другой форме — "доказано ли…?". Услышав эту ошибку, я обращаюсь к председательствующему, можно ли нам ознакомиться с вердиктом сейчас. На что председательствующий отвечает: "Копию сейчас получите"», — говорит адвокат. Через 45 минут защита получила копию: «Когда мы получаем копию, то я вижу, что вместо слова "Да, виновен" написано "Да, доказано". То есть старшина зачитывает один текст, а потом в вердикте другой текст».

Каверзин снова рассуждает, как должен был поступить судья Юрий Житников — по мнению защитника Дадаева, он должен был попросить присяжных вернуться в совещательную комнату и внести исправления. Каверзин считает это грубейшим нарушением, которое дает возможность Верховному суду отменить этот приговор, отправить дело на пересмотр и начать отбор новой коллегии присяжных.

— Я не вписал в апелляционную жалобу, но здесь я отметил: не должно быть противоречий в уточнении названий марки автомобилей, номеров. В одной части автомобиль пишет «ЗАЗ Сэнс» русскими буквами, а в другой — уже английские буквы, — продолжает адвокат. — Для меня это непонятно, ведь это один автомобиль и он везде описан английскими буквами.

По словам адвоката, это тоже «существенное противоречие в опросном листе, которое недопустимо при рассмотрении такого дела». Каверзин просит отправить дело на новое рассмотрение со стадии отбора присяжных.

Теперь слово берет Шамсудин Цакаев, еще один адвокат Дадаева: «У нас согласованная позиция, ваша честь. Прошу отправить на новое рассмотрение дело».

Роза Магомедова согласна с коллегами: «Я также поддерживаю адвоката Каверзина. Прошу решение отменить и начать со стадии отбора присяжных».

Адвокат Анзора Губашева Артем Сарбашев уверен, что суд не дал возможность стороне защиты «представить в полном объеме такие доказательства, которые свидетельствовали бы о наличии алиби или законности задержания и последующего допроса нашего подзащитного Губашева».

— Даже если бы это огласили в отсутствие присяжных, о чем мы просили председательствующего. Наша цель была установить дату задержания, — говорит адвокат.

Адвокат напоминает, что Губашев не раз пытался донести до суда, что признательные показания он дал после пыток.

— Переходя, опять же, к состязательности процесса, нельзя не упомянуть характер отношения председательствующего к коллегии присяжных. Под конец у нас стали происходить совершенно необъяснимые вещи: удаления присяжных, которые были совершенно необоснованны. Это не то, что давление, а что-то вроде урока присяжным, которые очень долго работали. Вот это неожиданное удаление присяжной Голдиной, по моему мнению, произвел очень тяжелое впечатление на всю коллегию, — говорит Сарбашев. — И тут под конец заседания выясняется, что в отношении присяжных проводились оперативно-розыскные мероприятия, по-другому нельзя сказать. Конечно, это произвело тяжелое впечатление на присяжных.

— Это те же судьи, пусть и судьи факта, но у них те же гарантии, что и у судьи, — заканчивает Сарбашев и также просит отправить дело на пересмотр.

Адвокат Анзора Губашева Муса Хадисов тоже просит отменить приговор в отношении своего подзащитного. По его мнению, во время процесса был нарушен принцип состязательности сторон.

Адвокат говорит об отказе отправить на повторную экспертизу и исследовать в суде записи с Веерной, 3. По его словам, судья Житников «убеждал присяжных в виновности» подсудимых.

Судья «внушил присяжным, что подсудимые хотят избежать уголовной ответственности», продолжает Хадисов. Затем он напоминает про удаление Шадида Губашева из зала суда, из-за чего тот не был допрошен в суде.

Затем Хадисов говорит об удалении присяжной Бидюк за то, что она в комнате присяжных высказывалась о виновности и невиновности подсудимых. Другие присяжные подтвердили, что они обсуждают эти вопросы, говорит Муса Хадисов и затем ссылается на УПК, запрещающее присяжным делиться мнением о деле. Адвокат считает, что в таком случае коллегия должна быть распущена, но это не было сделано.

«Сам вердикт, вынесенный присяжными, является незаконным», — говорит адвокат, повторяя, что в вопросе, касающемся Анзора Губашева, не указано число голосов

Адвокат говорит, что на проверке показаний на месте Анзор Губашев не мог показать место убийства политика, потому что не выходил из машины.

— Еще я хотел бы остановиться на детализации телефона Анзора Губашева, — продолжает Хадисов. Речь идет о телефоне, в котором использовалась сим-карта из «боевой трубки». Затем он переходит к приезду Шаванова в Москву, походя упоминая, что тот был в Украине, а потом почему-то говорит об одежде Дурицкой. «Она была одета в яркую белую шубу, в которой в Москве в то время никто не ходил. Неслучайно она такая белая», — говорит адвокат, напоминая, что ее подписи нет под протоколом о допросе. Вероятно, он намекает на то, что в деле об убийстве есть «украинский след».

Хадисов попросил отменить приговор в отношении Анзора Губашева. Теперь выступает Магомед Хадисов, представляющий интересы Шадида Губашева. Он, как и другие защитники, говорит об отсутствии состязательности сторон. Защитник также напоминает об удалении присяжных и просит отменить приговор, уточняя, что его жалоба аналогична предыдущим и «уже многое сказано».

Выступает адвокат Эскерханова Анна Бюрчиева.

— Выбирая суд присяжных подсудимые надеялись, что все будет честно и объективно, что никакого давления на присяжных никто не сможет оказать. Процесс шел 10 месяцев. В начале процесса все хорошо, присяжные расположились. Но вдруг встает старшина Приемский и говорит, что к нему подошли в метро родственники Бахаева и угрожают. И что присяжные подумали? «Они нам угрожают, ах, какие». То есть у них появляется страх. Я бы была присяжной, сама испугалась, — говорит Бюрчиева.

— Нас в процессе как будто нет, — продолжает защитница. — Нас не слышит судья, делает замечания, опускает — «садитесь». Нам напоминают: «Вы там сядьте и молчите». Обвинение как хотело строило всех, это лично мое мнение. Присяжные в испуге от того, что произошло. И дальше что происходит. Вроде все спокойно, никаких проблем. И тут несколько присяжных пишут заявления о финансовых проблемах. И что происходит дальше, что должны чувствовать присяжные? Я хочу до вас это донести, потому что это те люди, которые выносили решение. И тут судья поднимает присяжную Бидюк, спрашивает: «О чем вы это разговаривали в совещательной комнате?». И присяжные понимают, что их прослушивают, держат в ежовых рукавицах. И бедолага эта, Елена Бидюк, рассказывает, что ничего такого не обсуждает. И даже другие присяжные подтвердили.

Бюрчиева продолжает выступление: «На моем веку, а я уже 18 лет адвокат, редко, когда суд удаляет подсудимого, тем более в суде присяжных. И все подсудимые, когда узнавали, что с присяжными происходило, понимали, что никакого справедливого вердикта не надо ожидать. Ваша честь, удаление настолько было несправедливо. Надо понимать, что это суд присяжных. Каждый подсудимый считает, что он невиновен. Мой подзащитный пытался доказать, что он невиновен».

Адвокат говорит, что Эскерханов был вечером 27 февраля 2015 года в «Дюран-баре». Также она добавляет, что прокуроры «убедили судью Житникова, что в тот день Эскерханов выходил с Веерной, 46 с Дадаевым и братьями Губашевыми». Бюрчиева повторяет, что по ее запросу LifeNews предоставил запись из «Дюран-бара», где Эскерханов был в вечер убийства. Она настаивает, что он не был в Royal Arbat, как настаивали прокуроры.

— Он путает эти два кафе, потому что он не москвич. И он называет на первом допросе Royal Arbat, — объясняет она путаницу в показаниях подзащитного.

Затем она отметила, что вопросы для присяжных были составлены некорректно. «Вопросы должны касаться каждого подсудимого», — критикует Бюрчиева формулировку вопросов в вопросном листе.

— Мне очень странно было слышать с уст Прохорова, что даже подсудимые говорили, что убийство политическое. Да ни разу не было такого, — продолжает Бюрчиева.

Адвокат ошибается — на одном из заседаний Шадид Губашев говорил следующее: «Я согласен, чтобы статью поменяли на политическое. Вот как простого меня судят, мне дадут 10 лет, какая мне разница, а если будет политическое, это более подходит статья к этому человеку, хотя я не имею отношения к этому человеку, но эта статья больше подходит, это политическое убийство».

«Будет именно справедливо, если вы отмените приговор и отправите на новое рассмотрение», — добавила Бюрчиева.

Теперь суд предлагает выступить осужденным. Дадаев намерен высказаться в последнем слове. Анзор Губашев обращает внимание, что 27 или 28 февраля 2017 года судья Житников сказал присяжным, что подсудимые указывают на некоторые доказательства, чтобы уйти от ответственности. Также он вспоминает, что прокурор Мария Семененко якобы говорила, что защитники снимают присяжных на камеру. Он называет это «ложью, которая не соответствуют действительности».

«Как присяжные могут относиться после этого к нам? Это не то, что нарушение, как назвать даже не знаю, слово не могу найти, как гособвинение себя вела», — говорит Анзор.

Анзор добавляет, что его удалили перед оглашением показаний, что следователь Краснов так и не пришел в суд дать показания. «Точно так же был удален мой брат [Шадид], Эскерханов был удален», — говорит Анзор. — Я мало знаю закон, но все эти действия были направлены на наши нарушения, наши права не соблюдались.

— И не пытался никто, ни судья, ни… было это или не было, — говорит Анзор Губашев, вспоминая, что Житников просил не говорить о пытках, поскольку это не относится к сути обвинения.

Теперь выступает его брат, Шадид Губашев: «Ваша честь, хотел бы обратить на один момент внимание. По поводу заявления ходатайства защитника потерпевших Прохорова. Я говорил, что это политическое убийство, и сейчас так говорю и обосную, почему так говорю. Потому что в 2015 году 6 марта меня похитили сотрудники ФСБ России. Поэтому я говорил, что это политическое убийство. Также я говорю, что адвокат потерпевших причастен с Федеральной службой… Потому что эти люди, видя, что недостаточно доказательств, что мы причастны к делу, им бы кто сидел, и они Кадырова сюда подтянули. Я не являюсь жителем Чеченской республики. Ни я, ни Дадаев, ни Бахаев не являются жителями Чеченской Республики. Я вырос в Ингушской республике, Дадаев вырос в Ставропольском крае. Мы не имеем отношения к этим людям и не хотим иметь».

Затем осужденный начал говорить про Семененко — «она хоть девушка, но оборотень в погонах». Он говорит, что «ни за что» ему дали 16 лет, а государство действует против своих граждан, которых оно должно защищать.

Губашев повторяет, что дал показания на брата «под диктовку Федеральной службы безопасности и Краснова». Потом уточняет, что от ФСБ был некий сотрудник по фамилии Кожевников. Шадид напоминает, что даже в показаниях на брата он говорил, что не имеет никакого отношения к преступлению.

«Я за это себя ненавижу, презираю», — говорит Шадид Губашев о том, что он дал ложные показания, пойдя на поводу у ФСБ. Он вспоминает также показания домработницы Зарины Исоевой, которые, по его словам, были ложными.

— Я буду у господа просить, чтобы все за это ответили — кто причастен, кто меня использует и кто в дальнейшем будет использовать. Все, что в суде происходило, — все ложь. Хотя вы знаете, что все это ложь. Вы знаете, что простой человек не может иметь отношения к политику. Я здесь узнал, что он политик. Я что должен сказать, что он дворник что ли? — говорит Шадид Губашев. — В последнем слове я вспомню еще все, что есть.

Теперь выступает Эскерханов. «Ваша честь, у меня вопрос. Просто тут непонятно. Дошла ли до вас полностью моя апелляционная жалоба? Я краткую подавал, а потом полную давал?» — интересуется он. «Дошла ваша жалоба», — отвечает судья.

— Ваша честь, а можно узнать в скольких листах?

— Сейчас скажу… первая жалоба — 10 листов; вторая — девять.

— А я их три раза отправлял.

— Секундочку… И еще на трех листах жалоба. Три жалобы.

— 22 листа получается, да?

— Пожалуйста, мы вас слушаем, — не отвечает судья.

— Я хотел бы обратить внимание на нарушение справедливости судебного разбирательства. Вопросы к присяжным не были точны. Как бы вам это объяснить… Они не могли понять однозначно вопросы. Вопрос задавался один и тот же, но если одного признали виновным, то и автоматически мы туда входим, — начинает говорить о жалобе Эскерханов.

— Судья явно показывал своим поведением заинтересованность свою. Нам не дал возможности вообще, короче, доказать свою невиновность, там вообще нельзя было правду говорить, — продолжает Эскерханов. — Там жестко происходило это все. Я неоднократно говорил, когда я явно доказываю и могу фактами доказать, что меня оговаривает обвинение, и вот есть видеозапись — меня из-за этого удалили. Я просто сказал: ваша честь, давайте сделаем так, минуту можно посмотреть эту запись и чтобы не вводить в заблуждение присяжных мы просто покажем видео. Меня сразу удалили из зала суда.

Он вспоминает, что судья якобы сказал как-то Дадаеву «рот закрыл и сел, пока я слово тебе не дал».

— Ни одного доказательства против меня, что я за кем-то следил, ни одной видеозаписи, ни одного свидетеля. Просто голословно мне предъявляют, что я передавал кому-то информацию. Но не было такого, ваша честь. Обвинение сказало когда были следственные действия: «Мы вас посадим и сгноим». Мне 14 лет дали. Посмотрите какое бесчеловечное обращение в отношении меня. У меня восемь детей на иждивении, но они даже на это не посмотрели. Вот что доказывает их бесчеловечность, — говорит Эскерханов. — Когда я суду про состязательность сказал: давайте вы покажете доказательства, экспертизы. Они показывают Исоеву и еще одну бабушку. Они направляют этих людей на то, что я знал что-то, он они даже это не сказали. Все равно на меня ни один человек не указал.

«Просто нам не давали возможность доносить до присяжных правду», — говорит Эскерханов. По его словам, прокурор Семененко «ложно обвиняла» его и не давала доказать свою невиновность.

— Это полнейший [неразборчиво], ваша честь, — слова Эскерханова заглушила помеха. — Полнейший бред.

Осужденный говорит, что ему не давали вызывать свидетелей, не предоставили переводчика и отказали в демонстрации записи LifeNews из «Дюран-бара». «У меня все, ваша честь. Спасибо, что выслушали», — закончил свою речь Эскерханов.

Слово предоставили Хамзату Бахаеву.

— Добрый день. Вроде все всё сказали. В материалах нет ни одного факта моей причастности к этому убийству. Я тоже изучил все тома — Следственный комитет не предоставил ни одного факта моей причастности. Клона у меня нет. Лично я присяжных не хотел выбирать, это получилось так, потому что так ребятам нужно было, — говорит он. По словам Бахаева, обвинению легко удалось повлиять на мнение присяжных, а чтобы дискредитировать его в глазах коллегии появилась «провокация» со старшиной присяжных, были оглашены данные о шприцах в Козино и сведения «о пропавшей жене».

На одном из заседаний прокурор Мария Семененко уточнила у свидетелей, что им известно о судьбе бесследно исчезнувшей несколько лет назад бывшей жены Бахаева, от которой у него шестеро детей. Новая супруга Бахаева ответила, что ничего об этом она не слышала.

— Мне 48 лет, у меня семеро детей. А преступления у меня и в мыслях даже никогда не было, клянусь Аллахом. Никакого преступления я не совершал. Кто совершал это преступление — не знаю. Ни с кем из этих ребят, тем более с Мухудиновым, в жизни не виделся. Дадаева, Губашева Анзора я не видел, не общался, не созванивался. Эскерханова я вообще не знаю. Единственный человек, которого я видел — Шадид Губашев, созванивался, видел, что он работает. По моему моменту высказалась уважаемая сторона представителей потерпевших, за что я хочу их поблагодарить — спасибо Прохорову Вадиму Юрьевичу и Михайловой Ольге Олеговне, — говорит Бахаев. Он просит отменить приговор и освободить его из-под стражи.

Суд объявил перерыв на 30 минут.

Во время перерыва подруга Эскерханова позвонила его матери и поднесла телефон к микрофону, Эскерханов говорит что-то ей по-чеченски. Жена Бахаева сделала так же и дала супругу поговорить с его дочерью. Приставы вывели Эскерханову на экран зал целиком, чтобы он разглядел мать с телефона подруги.

Судьи вернулись в зал. Выступает прокурор Мария Семененко. Она комментирует жалобу потерпевших, ссылается на постановление по ходатайству Михайловой, согласно которому у следствия нет данных об убийстве Немцова в связи с его политической деятельностью, поэтому в переквалификации было отказано. Прокурор и сейчас не видит оснований для переквалификации статьи 105 УК (убийство) на статью 277 УК — посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля.

Теперь прокурор высказывается по жалобам защиты. Она касается претензии к заполнению вопросного листа. Она напоминает, что присяжные выходили из совещательной комнаты, чтобы уточнить у судьи — где им поставить ответы к вопросу, где нет граф. Судья разрешил написать ответ на обороте, «что присяжные и сделали».

«Вердикт не был противоречивым», — настаивает Семененко.

Гособвинитель переходит к доводам адвоката Сарбашева. Сначала она касается записи с Веерной, 3, которая, по словам защитника, якобы предоставляла алиби Дадаеву. Он указал, что в ходе процесса не были допрошены врачи и полицейские, приезжавшие в тот вечер на Веерную, 3.

Семененко напоминает, что в самом начале процесса Каверзин просил об исключении из числа доказательств записи с Веерной, 3. «Мы стали перепроверять все и действительно обнаружили и согласились с доводами уважаемого адвоката, что видеозапись с Веерной, 3 в связи с ремонтом [камеры над подъездом] прерывалась. Это было известно еще в ходе следствия. В связи с этим гособвинение просило исключить из числа доказательств данную видеозапись. Когда мы заявляли ходатайство, Марк Юрьевич уже сказал, что возражает», — рассказывает Семененко, добавляя. что суд признал запись недопустимым доказательством. Прокурор также говорит о приобщенной экспертизе по этой записи из «дела организаторов» убийства Немцова. По заключению Института криминалистики ФСБ, невозможно ответить, когда Дадаев зашел в подъезд на Веерной, 3.

— Далее. «Судом в ходатайстве о вызове сотрудников оперативных служб и сотрудников скорой помощи отказать, поскольку они были допрошены в ходе предварительного следствия», — читает материалы Семененко. Она обещает рассказать позже, о каких сотрудниках идет речь.

— Мы читали уже, — объясняет ей председательствующий судья Крупнов.

— А, хорошо.

Семененко кратко пересказывает показания врачей и полицейских, которые говорили, что мало помнят, что было в тот вечер, и видели ли они Дадаева.

Анзор Губашев что-то говорит параллельно Семененко. «Чего вы там…?» — спрашивает он, но его плохо слышно, поскольку секретарь сделал тише звук трансляции.

Тем временем Семененко подробно объясняет причины удаления из коллегии нескольких присяжных. «Елена Бидюк высказывала неоднократно свои мнения, которые навязывала присяжным. Об этом сообщили сами присяжные», — говорит прокурор. Также она вспоминает присяжную Карасеву, «которая участвовала в рассмотрении гражданского процесса, на что не имела права», и Самсонова, удаленного после того, как он принес какие-то таблицы и схемы в совещательную комнату.

Семененко говорит об Анне Дурицкой, которую вызывали на допрос «не менее 5 раз». Прокурор напоминает, что на стадии следствия гражданку Украины, ставшую свидетелем убийства политика, допросили в присутствии адвоката Прохорова.

Семененко уверена, что заявления подсудимых о пытках, которые к ним якобы применяли на следствии, были сделаны для давления на присяжных.

«Кроме того, хотелось бы отметить, что на следствии была проведена проверка в отношении братьев Губашевых по их заявлениям, что в отношении них применялись пытки. Было вынесено постановление об отказе в возбуждении дела в отношении сотрудников, которые проводили задержание», — подчеркивает прокурор. На этом она закончила свое выступление.

Теперь выступает второй прокурор — Антуан Геральдович Богданов. Он вышел к трибуне.

— Постараюсь остановиться на двух тезисах защиты. Первый довод — непредоставление Эскерханову переводчика. Данный вопрос рассматривался как в ходе предварительного следствия, так и в ходе предварительного слушания. В обоих случаях решения о непредоставлении переводчику обоснованы. Основания подробно изложены в постановлении о назначении заседания по итогам предварительного слушания, — говорит военный прокурор.

Теперь он говорит о напутственном слове, которое критиковала защита. Богданов напоминает, что суд просил не учитывать его возможные субъективные высказывания и беспристрастно относиться к сторонам.

Выступает второй военный прокурор Жанна Малютина. Она не участвовала в заседаниях суда первой инстанции.

Прокурор говорит общие слова о соблюдении принципа состязательности, обоснованности удаления Губашевых и Эскерханова. Доводы защиты о необъективности судьи надуманы, настаивает она. «Исследование доказательств в суде осуществлялось строго в соответствии с УПК», — считает прокурор.

«Мнение стороны защиты о неверной квалификации не соответствует закону и сложившейся практике», — говорит прокурор и объясняет, почему их действия квалифицированы не по части 5 статьи 33 УК, согласно которой пособником признается лицо, содействовавшее совершению преступления советами, указаниями, предоставлением информации, средств или орудий совершения преступления.

Комментируют жалобу представителей потерпевших, прокурор говорит, что убийство было совершенно из корыстных побуждений, а не с целью пресечь политическую деятельность Немцова.

Теперь осужденные выступают с последним словом.

Заур Дадаев говорит о записях с Веерной, 3, которая якобы подтверждает его алиби. «Они смотрели это видео, думали, все нормально будет, все хорошо», — говорит Дадаев. Он вспоминает, что просил сравнить видеозаписи с Веерной, 46 и Веерной, 3, на которых видно, как он уезжает с Веерной, 46 днем 27 февраля и вскоре заходит в подъезд на Веерной, 3.

Дадаев подчеркивает: он вышел из дома после после полуночи 28 февраля 2015 года, после того, как Борис Немцов был убит на мосту в центре Москвы.

— Не было никаких экспертов, которые подтвердили, что это видео нельзя допускать, потому что там монтаж. Просто на следствии пришли из ФСБ и сказали: «Давай справочку, что был ремонт», — говорит Дадаев. Судья Житников, по его словам, «просто-напросто удовлетворил ходатайство гособвинения».

— По пыткам. Я показания давал, как я говорил, под давлением. На видео же меня не будут бить, — продолжает Дадаев. Он напоминает, что, согласно показаниям оперативника, его задержали на трассе, по которой он шел пешком. «А потом уже появляется в медкарте СИЗО "Лефортово" ушибы, травмы. Мы заявляем председательствующему: все показания даны под давлением», — говорит Дадаев, уточняя, что судья должен был проверить эту информацию.

— Мы заявляем, что меня пытали, держали, но это председательствующим не уясняется. Он говорит — это не относится к уголовным обстоятельствам, которые мы объясняем присяжным. Ну как не относится? — говорит Дадаев.

Он рассказывает о проверке по заявлению о пытках. Говорит, что в СИЗО его посещал следователь.

«Я ему объяснял, что если вы пришли взять показания для галочки — мне это не нужно», — говорит Дадаев. Он рассказал следователю о возможных свидетелях задержания.

Дадаев отметил, что судья не спросил мнение подсудимых перед удалением присяжной Бидюк.

Дадаев говорит о данных по ZAZ Chance, что машина «ездит по Москве» после преступления, в том числе в первых числах марта. «Прокуратура опять поленилась почитать, что это есть», — говорит Дадаев.

— Детализация звонков Дадаева противоречит всему уголовному делу. Она не совпадает ни с рабочим местом, ни с местом жительством Немцова. Это вот, новенькая прокурорша, я вам [говорю], чтобы вы почитали, — продолжает Дадаев. — Но кто же это смотрит?

Судья прерывает Дадаева, чтобы отпустить адвокатов семьи Немцова Прохорова и Михайлову с заседания. Никто не возражает против этого.

— С самого начала надо было… — говорит Анзор Губашев.

— В три шеи надо гнать вообще, — комментирует уход представителей потерпевших его брат Шадид.

Дадаев переходит к протоколу судебного заседания с допросом специалиста Андрея Володина о микрочастицах на теле предполагаемого киллера. Осужденный напоминает о вопросе Каверзина, могут ли остаться частицы следов выстрела на Дадаеве, если он сдавал оружие 2 марта 2015 года при увольнении со службы. Специалист ответил утвердительно, но в протоколе этого нет, хотя сохранилось на аудиозаписи, говорит осужденный.

Дадаев повторяет доводы адвоката Каверзина о вопросном листе. В трансляции слышен звук дрели или электрической пилы.

— Кто спорит, что Борис Ефимыч был убит или не убит? Никто не спорит. Кто спорит, что он был убит из оружия? Но из какого оружия он был убит? В вердикте написано, что был убит из Макарова, но ответ экспертизы — неизвестно из какого оружия 9-мм калибра. Но здесь это написано, — говорит осужденный. Он замечает, что присяжным задали «один вопрос на всех пятерых», хотя Эскерханов не знаком с братьями Губашевыми. «Не доказано кто его возил, кто его хранил», — продолжает Дадаев об оружии.

Он возмущается тем, что присяжным показали фотографии подсудимых и говорили о шприцах, обнаруженных в нескольких метрах от дома в деревне Козино, чтобы сформировать негативное отношение к подсудимым.

— Все права были нарушены в этом заседании председательствующим и гособвинением, — говорит Дадаев о процессе в Московском окружном военном суде. «Я не совершал этого преступления, я находился дома, никакого отношения не имею», — вновь повторяет осужденный. — Я не знаю, за что мы должны сидеть, за кого мы должны сидеть, но за кого-то нам приходится сидеть. Нет ни одного доказательства, все голословно, прошу отменить, прошу направить на новое рассмотрение.

Теперь выступает Анзор Губашев.

— Я хотел бы начать с того, что гособвинение говорит, что мы всю дорогу рассказывали, что нас пытали, но следствие это не подтвердило, — начинает осужденный. Он отмечает, что в СИЗО медики зафиксировали повреждения на его теле.

— Меня пытали и моих двух братьев, — говорит Анзор Губашев. — Его [Дадаева] забрали 5 марта, а нас 6 марта и до 7 марта держали. А нам рассказывают, что ничего не нашли. Да никто не хотел найти. На протяжении двух с половиной лет никто не хочет разбираться. Когда судье Житникову я рассказывал про это все: про следователя Краснова, чтобы вызвали, про сотрудника ФСБ, чтобы вызвали… Но никто не разобрался с этим делом. Сказали: «Все хорошо, надо этих людей сажать». Закон они не соблюдают. Они стоят, так красиво зачитывают. Они голословно: вот они виноваты…

Он предлагает судьям «внимательно посмотреть, где они [следователи и прокуроры] нарушили». Губашев говорит, что «Белых посадили, Хорошавина посадили, Гейзера посадили». «Вот такие у нас должностные лица пользуются своими полномочиями, поэтому у нас столько людей в тюрьмах сидят», — говорит он. Прокурора Антуана Богданова он назвал «алкоголиком и тунеядцем».

Теперь выступает Шадид Губашев.

— Гособвинение утверждает, что наши заявления проверили… — начал он. Затем осужденный также рассказывает о задержании. Он вспоминает, что задерживавшие его сотрудники говорили со «словами-паразитами, "епти", ну вы знаете эти московские слова-паразиты». Говорит, что его брата Анзора полностью раздели и пытали током. Затем он говорит о несостыковках в бумагах о задержании.

— Где закон? Я сижу, а моим близким приходит налог, — продолжает он. — Я, наверное, эмоционально это говорю. Я до задержания знал, что такое старше, что такое младше. Но здесь женщина... Я даже не знаю, как к людям относиться.

Вероятно, подсудимый говорит о прокуроре Марии Семененко.

— Я работал на машине, грузоперевозками занимался. Я буду отвечать за свои показания, где я оговорил своих братьев. Я не буду говорить, что меня заставили. Это моя слабость, что я согласился это сделать. Все будут отвечать. Я вас прошу, чтобы вы поддержали апелляционную жалобу моего защитника, — говорит он судьям.

Губашев утверждает, что до суда он не был знаком с Эскерхановым, а также не знал никогда Руслана Мухудинова.

— Я знаю, что вы сделаете так, как это им надо. Ну, пускай это будет так. Я буду у Господа просить, я надеюсь, что мы встретимся в том мире. И вы все будете отвечать перед Господом. И вы все будете отвечать, — срывается Губашев на крик. На этом он закончил выступление.

Темирлан Эскерханов выступает с последним словом. Он напоминает, что Анна Дурицкая не отказалась давать показания в суде, а согласилась на допрос по видеосвязи, но судья Житников отказался проводить допрос в таком формате.

— Теперь насчет свидетелей. У меня был допущен один или два свидетеля. Гурарий Роман, мой работодатель, я с ним круглосуточно находился. Но у меня появился шанс такой, его же товарищу передали, может ли этот человек прийти в суд и рассказать как все было. Он пришел и стоял на улице. Почему? Потому что он не хотел общаться лично с прокурором, — говорит Эскерханов. Неясно, кого он имеет в виду.

«Они мне предъявляют, что я якобы развозил, привозил преступников. Машина, на которой я ездил, это Audi Q7. Следователи изучали машину, но вернули ее. Я ездил на белой Q7. Это даже Исоева говорила. Они мне сейчас предъявляют, что я ездил на ML-ке», — продолжает осужденный. Он говорит, что плохо ориентируется в Москве и часто звонил Ларисе Балюк со словами «Я опять потерялся», после чего она объясняла ему, как проехать. Балюк сейчас находится в зале суда.

Согласно материалам дела, в квартире на Веерной, 46 нашли генетические следы Эскерханова на бритвенном станке Gillette. Он сам никогда не отрицал, что бывал в этой квартире, купленной Русланом Геремеевым. Следы Эскерханова нашли в Mercedes ML Руслана Геремеева, оформленном на Мухудинова.

Губашевых до начала суда он никогда не видел. Он вспоминает показания домработницы Зарины Исоевой о том, что он с Губашевыми заходил на Веерную, 46 и говорит, что такого никогда не было.

Эскерханов говорит, что после допроса пол-лица, бока и ноги у него были обожжены электрошокером; от него требовали оговорить других фигурантов дела.

— Я не могу пойти на такое преступление. У меня семеро детей, мать-инвалид. Ваша честь, они очень глубоко заблуждаются и сами знают, что глубоко заблуждаются, — говорит Эскерханов. Он вспоминает, что выиграл дело против властей в ЕСПЧ по статье 3 (запрет пыток). «Россия самая жадная страна в мире», — сомневается он, что получит присужденную компенсацию.

Эскерханов задается вопросом, увидит ли он мать спустя 14 лет колонии. Говорит, что прилично зарабатывал на свободе — Гурарий платил ему 50 тысяч рублей в месяц — и корыстного мотива у него не было. На этом он закончил.

Выступает Хамзат Бахаев. Он пересказывает, как его задерживали 7 марта в доме, который он снимал несколько лет с Губашевыми. После задержания его отвезли в прокуратуру на допрос. Там он сказал, что знает Заура Дадаева и Анзора Губашева, но давно не видел. «Тогда сказали: посиди пару суток, может, что вспомнишь. Я сказал: мне нечего вспомнить», — рассказывает Бахаев. По его словам, «13-го его обвинили, 17-го привезли в СИЗО "Матросская тишина"». «Мне сказали: поедешь на 2 часа, дашь показания, я с собой ничего не взял», — говорит Бахаев.

Напоследок он обратился к судьям: «Уважаемый суд. Очень много нарушений было со стороны председательствующего, со стороны гособвинения. Мы просим справедливого, честного разбирательства. Что-то делать надо. Нельзя так с людьми поступать».

Бахаев попросил пересмотреть дело против него. Судьи ушли на решение.

Судьи вышли из совещательной комнаты. Председательствующий судья Крупнов прочитал, к чему приговорил Московский окружной военный суд обвиняемых в убийстве Немцова.

Верховный суд определил приговор изменить — исключить назначенный каждому подсудимому штраф в 100 тысяч рублей. В остальном приговор решено оставить без изменения.

Таким образом, Заур Дадаев приговорен к 20 годам в колонии строгого режима. Анзор Губашев проведет 19 лет в колонии строгого режима, Шадид Губашев — 16 лет в колонии строгого режима, Темирлан Эскерханов — 14 лет в колонии строгого режима, а Хамзат Бахаев — 11 лет в колонии строгого режима.

«Мы не согласны с сегодняшним приговором», — говорит адвокат Магомедова. Защитники будут подавать жалобу в ЕСПЧ по статьям 3 (запрещение пыток) и 5 (право на свободу и личную неприкосновенность) европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод.